Читаем без скачивания Доктор Сон - Стивен Кинг

— Что это слишком хорошо для правды, — ответила Энди. — Как эти рекламы страхования жизни всего за десять долларов.

Отчасти она была права. Роза не солгала ей ни в чем (по крайней мере пока), но и не сказала всей правды. Например, о том, что пара иногда не хватало. И что не все переживают Переход. Роза полагала, что эта — переживет, и Грецкий Орех, врач-самозванец Верных, осторожно с ней соглашался, но гарантий не было.

— И вы с друзьями называете себя…

— Они не мои друзья, а моя семья. Мы — Узел верных.

Роза переплела пальцы и поднесла их к лицу Энди.

— И то, что нас связывает, нельзя развязать. Это ты должна понять.

Энди, которая уже знала, что если девушку изнасилуют, то ее потом нельзя разнасиловать обратно, прекрасно это понимала.

— А у меня вообще есть другие варианты?

Роза пожала плечами.

— Только нехорошие, дорогуша. Но лучше, чтобы ты сама этого хотела. Это облегчит Переход.

— А это больно? Переход этот?

Роза улыбнулась и произнесла свою первую откровенную ложь.

— Ни капли.

Летняя ночь. Окраина среднезападного города.

Где-то люди смотрели, как Харрисон Форд размахивает хлыстом; где-то, без сомнения, актер-президент лыбился своей фальшивой улыбкой; а здесь, в этом палаточном лагере, Энди Штайнер лежала на уцененном лежаке в свете фар «Эрскрузера» Розы и чьего-то «Виннебаго». Роза объяснила ей, что хотя Узел верных и владел несколькими палаточными лагерями, этот принадлежал не им: просто их агенту всегда удавалось арендовать на время такие вот заведения на грани банкротства. Америка переживала экономический спад, но Верные проблем с деньгами не испытывали.

— А кто такой этот агент? — спросила Энди.

— О, он у нас просто чудо, — с улыбкой ответила Роза. — Обаяние такое, что птицы с деревьев валятся к его ногам. Скоро ты с ним познакомишься.

— Он твой парень?

Роза рассмеялась и ласково коснулась щеки Энди. От этого прикосновения внутри заворочался червячок возбуждения — какое-то безумие, но так и было.

— А ты у нас с огоньком, да? Думаю, у тебя все получится.

Может, и так, но, лежа здесь, Энди уже не чувствовала того радостного возбуждения — только страх. В ее голове проносились истории из новостей о трупах, найденных в канавах, трупах, найденных в лесу, трупах, найденных на дне высохших колодцев. Девушки и девочки. Почти всегда — девушки и девочки. Роза-то ее не пугала — почти не пугала, да и рядом были другие женщины… но и мужчины тоже были.

Роза встала рядом с ней на колени. Свет фар должен был превратить ее лицо в грубую, уродливую черно-белую маску, но почему-то сделал ее еще прекрасней. Она вновь погладила Энди по щеке.

— Не бойся, — произнесла Роза. — Не бойся.

Она повернулась к другой девушке, мертвенно-бледной красавице, которую называла Тихая Сэйри, и кивнула. Сэйри кивнула в ответ и скрылась в недрах «Крузера». Остальные тем временем образовали вокруг лежака нечто вроде круга. Энди это не нравилось. Все это напоминало жертвоприношение.

— Не бойся. Скоро ты будешь одной из нас, Энди. Ты будешь с нами.

«Если только не схлопнешься, — подумала Роза. — В этом случае мы бросим твою одежду в мусоросжигатель за туалетами, а завтра утром двинемся дальше. Кто не рискует — тот не пьет шампанского».

Впрочем, она надеялась, что до этого не дойдет. Ей нравилась эта девушка, да и вообще баюн придется им очень кстати.

Сэйри вернулась со стальной емкостью, похожей на термос. Она протянула ее Розе, и та сняла с нее красную крышку, под которой обнаружились клапан и небольшое сопло. Энди эта емкость напомнила спрей от комаров, только без надписей. Она подумала о том, чтобы вскочить с лежака и убежать, а потом вспомнила о кинотеатре. Вспомнила руки, проникшие в голову и не дающие двинуться с места.

— Дедуля Флик, начнешь? — спросила Роза.

— С радостью.

Старик из кинотеатра. Сегодня на нем были розовые мешковатые бермуды, белые гольфы, доходившие до костлявых коленей, и сандалии. Энди подумала, что он похож на дедулю Уолтона из телесериала, проведи тот пару лет в концентрационном лагере. Он поднял ладони, и остальные последовали его примеру. Они взялись за руки — их силуэты в перекрестье лучей фар напоминали цепочку странных бумажных кукол.

— Мы — Узел верных, — сказал он. Голос, доносящийся из впалой груди, больше не дрожал, это был глубокий, звучный голос гораздо более молодого и сильного человека.

— Мы — Узел верных, — ответили они. — Да не будет связанное распутано.

— Вот женщина, — сказал Дедуля Флик. — Присоединится ли она к нам? Свяжет ли свою жизнь с нашей? Останется с нами?

— Ответь «да», — сказала Роза.

— Д-да, — выдавила из себя Энди. Ее сердце не билось — трепетало, как кусок проволоки под напряжением.

Роза повернула клапан. Раздался тихий, жалобный звук, и из емкости вырвалось облако серебряного тумана. Вместо того, чтобы рассеяться под легким вечерним ветерком, оно висело прямо над сосудом. Затем Роза наклонилась вперед, вытянула свои обворожительные коралловые губы и тихонько подула на него. Туман — слегка похожий на облачко из комиксов, только без слов — поплыл и завис над потрясенным лицом Энди, широко распахнувшей глаза.

— Мы — Узел верных, испытанный временем, — провозгласил Дедуля Флик.

— Саббатха ханти, — ответили остальные.

Облако очень медленно начало опускаться.

— Мы — избранные.

— Лодсам ханти, — ответили остальные.

— Дыши глубже, — сказала Роза и мягко поцеловала Энди в щеку. — Увидимся на той стороне.

Возможно.

— Мы — счастливцы.

— Каханна ризоне ханти.

И уже все вместе:

— Мы — Узел верных, и мы…

Но Энди этого уже не слышала. Серебряное облако накрыло ее лицо, и каким же оно было холодным! Когда она вдохнула, облако каким-то мрачным образом ожило, и внутри нее раздался крик. Сотканное из тумана дитя — она не могла точно определить, мальчик или девочка — пыталось вырваться, но кто-то уже убивал его. Роза убивала, а остальные выстроились вокруг (узлом) с фонариками в руках и освещали это убийство, происходящее словно в замедленной съемке.

Энди попыталась выпрямиться, но у нее больше не было тела. Ее тело исчезло. Там, где оно раньше находилось, возникла боль, принявшая форму человеческого существа. Предсмертная боль ребенка. Ее собственная боль.

«Прими ее». Мысль укутала ее, словно горящее тело накрыли прохладной тканью. «Это единственный способ».

«Не могу, я бежала от этой боли всю жизнь».

«Может, и так, но теперь бежать некуда. Прими ее. Проглоти ее. Вдохни пар или умри».