Читаем без скачивания Неприкаянность - Яна Джин

(1992)

Пер. Нодар Джин

ИСТЕРИЯ

(День первый)Плоть — улитка.И, пятясь,спасает себя в себе,как в раковине,чтобы вырваться вновь из себя наружу.Плоть — улыбкасумасшедшего,и, прячась от себя в себе,распинает собою себя и душу.Плоть — троянский конь для души голой,откуда выскакивают всадникис картонным словом наперевеси скачут — наперерез,как слово — из горла.Всё — сноваради слова,словноиспытанного, как полёт.Пока, змеей свернувшись, слово,сойдясь на горле, не убьёт.Ничто не движется.Ничтоне жаждет кутерьмы.Лишь рвётся пульс из-под пальто,как узник из тюрьмы,и конским цокотом копытстихает вдалеке,и оседает, словно пыльв зажатом кулаке.Ты знаешь: этот пульс в ночи,твой дом и мир вещей —чужие, чуждые, ничьи,ничье.И ты — ничей.А в комнате твоей темно (Вечер)и пусто. Ты и тень.Лишь запылённое окнохранит минувший день.Глаза, не знающие слёз,уже к исходу днярассохлись, как кора берёз,лишённая дождя.И только губы, навсегдаустав от немоты,чуть шевельнулись и тогдасложились в слово «ты».Приходит утро. Треск фрамуги (День второй)оконной. Прежние сомненья.Свет возвращается на круги,как вор — на место преступленья.В нору упрятанное «я»минует ложь и нечистоты —погибшее для бытия,оно пригодно для работы.Жизнь возрождается в мозгу,шумит, бесплодно душу гложет.Она иною быть не может.И я иною — не могу.

Пер. Ефим Бершин

РЕЗУЛЬТАТ

Говорить?Тогда — о том, что случилось.Что сквозь пальцы, как ящерица, ушло —Просочилось и суглинистым иломНавеки в сердце пришло-залегло.Говорю с тобой в этот зимний полдень.Ты не слышишь, но в том вини не меня.Говорю из страны, где в имперском золотеТлеют дни, а не страхи дня.Говорю — как вода говорит с дуновением.На душе моей — несходящая рябь.У тебя и рифмы в стихотворенияхПлывут, как из раны кровь, — говорят.Говорю с тобой, — как больные с болью.Я одна. Вокруг — тишина одна.Говорю — как во время того застольяГоворили при Нём с бокалом вина.Говорю с тобой — как журавль сказал бы,Что ему не лететь: подбили крыла.Говорю строкой печали, — не жалобы.Говорю слова — как вершат дела.Я слагаю их из последних звуков.Говорю тебе — говорить спешу.Ибо вижу нож. Ибо вижу руку.Говорю с тобой. Остальное — шум.

Пер. Нодар Джин

ДЖАЗОВЫЕ ВАРИАЦИИ НА ТЕМУ СЧАСТЬЯ

Вот же она.Этих дней благодать.Тебя, покорившуюся порядку,пришла, наконец, пора награждать.А если порой тебе чуточку гадко,и даже не чуточку, — как в лихорадке,трясёт, то вспомни слово «плевать»!Плевать — если совесть, как сонный угорь,молчит, забившись в далёкий угол.Когда шевельнётся, — топи в текиле.Сопли же разведи в чернилах.Шесть пополудни. Приходишь с работы.Смердящей, как тухлый кусок антрекота.А небоскрёбы анфас или впол-оборотасмотрятся армией аистов, жадных уродов,выклевавших уже и твоё лицовместе с пространством, которое налицо.Безликая, утром по коридоровпромытым кишкам ты идёшь до упора, —рабочей каморы, в которой — заборы.За каждым забором сидят крохоборыи вводят в ячейки числители-дробив дезинфицированном ознобеот той лихорадки, всеобщей мечты,где знаменатель — успех, не ты.Вернёмся к шести. Из времени ходанет. Окно. Дома. Переходы.Неровные рифмы стучатся в виски,как позже в накуренном баре — хлопкиджазовых ритмов. Напротив в пролётедом над собой насмехается вроде:Что я — строенья того отраженьеили мираж при нормальной погоде?Тираж бесконечен. Повтор. Возвращенье.Сплошное клонирование в природе.Реальность сдаётся. Я тоже в смятеньи,себя примечая в любом пешеходе.Сурдинка вцепилась в трубу… Полуржавые звукик полуголой стремятся певице, раскинувшей рукии подпевающей музыке сиськами, — трюки,от коих влажнеют глаза у подростков и брюки.Влажнеет, увы, и певица, — поёт и слезится:«От прежней меня осталась только частица…»А ты отвечаешь ей строго, прищурив око:«Побойся бога, тебя и не надо много!»Рассвет приносит онеменье от стыда:ты стала чудищем. Значеньестыда и в том, что страшная бедапришла, — души ожесточение.Душа засохла, как невыброшенный сор.И сжалась, как измученная птица.И суд твой над душой твоею скор:«Она для жизни больше не годится».Но, угодив в силки существования,в коловорот из фактов, аксиом,она живёт уже без имени-названия,как обобщение под проливным дождём…О, если б удалось хоть на мгновениесбежать от страхов ей и запаха гниениявсего и вся… Когда б умелаона вернуть глазам слезу… Когда бы смелапохерить сущее, поверить снова лжи,хоть ложь сдаёт с годами рубежи,робея перед правдою… теперешней.Сталь. Сталь ещё. И снова сталь в оправе стали. Переченьпродолжен камнем серым. Серым камнем. Серым.Ты избрала его не из любви, — из недоверияуменью быть одной. Из недоверья слову.Бесссилье, похоть, ненависть за словом новым, —а он пусть не любить, молчать умеет, камень. Словом,ты прибыла куда должна была прибыть. Теперь роптатьуже не время. Время ждатьухода.И не спрашивай — А что в пространстве том?Уйди в шеренге с теми, кто не брезгуют крестомкаким бы ржавым он не был. Кто верить не усталв живое целомудрие кружащего листа.Кто помнят то, что Ева была и есть чиста.Кто вновь дерзают сочинять такие небылицы,что от слезы у них не просыхают лица.Кто изъясняются короткими мазками,и вздохами, но не словами, —безжалостным источником печали:до самой истерической деталиони нас описали — и предали.Кто веруют, поскольку отместине могут то, что не пришло пройти.Кто истину,залог конца,отдал за доброту лжеца.За участьтех, кто в чистом помышленииобмануты.Кому — благоволение:прожить без следа и без своего лица.

Пер. Нодар Джин

ПОХОРОНЫ ПОЭТА

Какая разница, где тлеть —в Венеции, в пустыне голой?Душа уже не в силах петь,когда петля сошлась на горле,и отвратить нелепый суд,когда, сквозь маску, поневоле,внезапно обнажилась сутьдуши, замешенной на боли.Недолго теплилась вина,которая всему основа.Через мгновение онасменилась словом ради словабезжизненного, как букварь,как рыба на песчаной суше.Ты — царь толпы,невольный царь,словами облизавший ушитолпе,что над твоей строкойтрясётся, млеет от надежды,рыдает.Кто из нас поройне любит пёстрые одежды?Но ты однажды обронил,что я в неутолённой страстивиновна — как оборонилсебя от этой царской власти.И я покорно понеслатвой крест, взвалив себе на плечии часть вины, и часть тепла,и часть твоей безумной речи.Но трудно отменить печаль,и смех сквозь слёзы — только поза.Уже не отменить печатьгрядущей смерти.Слишком поздно.Когда б ты мог, повёл бы речьо том, чтоб сжечь пустое тело.Но что при жизни отгорело,и после смерти не поджечь.

Пер. Ефим Бершин

ЭКСПРОМТ

Представь себе улицу,на ней — деревья,деревьям определений нет.Представь себе слякоть, —как постепеннов слякоть превращается снег.Представь себе время, —его измеряешьэхом собственных шагов.Слова — как они не сказаны мимом.Шёпот — как в крик превратился незримый.Страх, улетучившийся во сне.Представь бесконечную линию точек.Себя — неожиданной рифмой. И точной.Двое в комнате.Зимний полдень.В природе мятою пахнет вроде.Двое в комнате.Зимняя полночь.Пианино в воде. Чёрно-белые волны.Представь пустую, пустую улицу.Тихий, тихий ноябрь сутулится.Представь себя опавшим листиком,Который не вспомнится даже мистикам.Во мраке слова обретают вес.Мысль оползает — за коркой корка.Верхний, самый летучий срезСтал молитвой-недоговоркой.В отчий, уже позабытый, домНе возвращается Блудный Сын.В помышленьи беспечном своёмУходит дальше в широкую синь.

Пер. Нодар Джин