Читаем без скачивания Рубенс - Роже Авермат

Но одними восторгами, пусть даже самыми пылкими, не насытишься… Если с самого раннего детства денежные затруднения были главным предметом всех домашних разговоров, ты поспешишь устроить свою судьбу. Петер Пауль снабжен безупречным паспортом, составленным на латинском языке. В нем магистрат города Антверпена удостоверяет, что на берегах Шельды нет чумы и податель сего не является носителем какой-либо опасной болезни. Но надо полагать, что у Петера Пауля имелись и какие-то более существенные рекомендации. Мы не знаем, какие именно, но их действенная сила налицо: 5 октября 1600 года он присутствует во Флоренции на бракосочетании Марии Медичи[65], а к концу того же года поступает на службу ко двору в Мантуе.

Вот уже в течение трех веков Мантуей владеет семья Гонзага. Нынешний правитель герцог Винченцо I[66] берет молодого художника на службу, чтобы тот делал для него копии с известных картин. Страстные коллекционеры не довольствуются погоней за прекрасными произведениями искусства. Некоторые шедевры для них недосягаемы, потому что владельцы ревниво хранят их в своих собраниях. Винченцо это хорошо известно: недаром он готов был пожаловать маркизат в обмен на одну из мадонн Рафаэля. И так как у каждого коллекционера есть свои заветные и неосуществленные мечты, у собирателей вошло в обычай обмениваться копиями: за неимением оригинала можно восхищаться хотя бы его отблеском. Копировать картины — работа не бог весть какая почетная, но для того, кто берется за дело с умом, отнюдь не бесполезная, потому что нет лучшего способа постигнуть технику того или иного великого художника. В конечном счете все зависит от дарования: Тициан сделал копию с портрета папы Юлия II Рафаэля, и трудно решить, какая из картин прекрасней.

Для того, кто хочет изучать живопись, нет места лучше Мантуи. В церквах Сан Пьетро и Сан Андреа замечательные фрески и картины. А дворцы герцога — Кастелло ди Корте и Палаццо дель Те — просто переполнены шедеврами. Собрание семьи Гонзага — одно из знаменитейших в Италии. Здесь есть творения Беллини, Тициана, Пальмы Старшего, Тинторетто, Паоло Веронезе, Мантеньи, Леонардо да Винчи, Андреа дель Сарто, Рафаэля, Порденоне[67], Корреджо, Джулио Романо.

Члены семьи Гонзага были не только страстными коллекционерами, они любили окружать себя людьми искусства.

Правящий герцог следует традициям своих предков. Он любит все редкое и красивое. Его агенты рыщут повсюду. Герцог не довольствуется Европой. Америка и Азия также пополняют его коллекции. Вкус к живописи соединяется в нем с известной склонностью к эпикурейству. Например, он пожелал собрать у себя коллекцию изображений самых красивых женщин своего времени. Недавно он взял к себе на службу фламандского художника Франса Поурбюса Младшего[68]. Уж не ради ли этой очаровательной портретной галереи? Герцог сочиняет недурные сонеты и благоволит к своим собратьям по перу. Когда Тассо[69] был подвергнут строжайшему заключению в Ферраре, герцог обратился с ходатайством к своему зятю и ему удалось перевести в Мантую несчастного автора «Освобожденного Иерусалима». Благодаря вмешательству герцога Тассо, которого по-прежнему мучила мания преследования, мог отдохнуть и даже снова взяться за работу. Герцог не пренебрегает и наукой: он состоит в переписке с ученым, к которому прикованы взгляды всей мыслящей Европы, — с Галилеем[70], преподающим математику в Падуанском университете.

Однако почитая науку, герцог Мантуанский, как истый эклектик, обожает также астрологов, алхимиков и прочих шарлатанов. Но больше всего он любит роскошь, наслаждения, смену впечатлений. Труппа его актеров прославлена далеко за пределами его владений. В его дворце нашла приют и труппа карликов. В его конюшнях полторы сотни лошадей знаменитой местной породы, слава о которых гремит повсюду. Псарне герцога также нет цены. Капельмейстер герцога Клаудио Монтеверди[71] — смелый новатор. Этот автор мадригалов и канцонетт, долгие годы служивший скрипачом и певцом, заменил сухой флорентийский речитатив выразительной декламацией и не боится использовать диссонансы. Его смелость навлекла на него нападки. Но герцог любит все, что вызывает удивление. Винченцо питает страсть к путешествиям, причем за ним всегда следует целая вереница экипажей, ибо он любит ослеплять толпу, которая стекается, чтобы на него поглазеть. Случалось герцогу и воевать и дорогой ценой убедиться, что война, хотя и напоминает порой спектакль, далеко не всегда бывает увеселением. Отец герцога был горбун, но сам Винченцо — красивый мужчина и, по слухам, питает большое пристрастие к слабому полу. Ради своей страсти к роскоши и прочих прихотей он без стеснения опустошает государственную казну. Он поддерживает дружеские отношения с самыми могущественными монархами. Ослеплять — вот его заветное стремление. Пусть имя мантуанских Гонзага затмит имя флорентийских Медичи, пармских Фарнезе и феррарских Эсте!

Петер Пауль знает, если не по собственному опыту, то по рассказам, какие ему не раз приходилось слышать, как непостоянен нрав великих мира сего. Впрочем, если трудно заручиться расположением властелина, полезно войти в милость к его министру. И Рубенсу удается завоевать доверие государственного секретаря Мантуи, почтенного Аннибале Кьеппио[72]. Этот старый служака пытается внести какую-то видимость логики в фантастические распоряжения своего всемилостивейшего владыки…

Как раз в июле 1601 года герцог собирается на войну: вместе с императором Рудольфом II[73] он задумал разбить турок. Перед отъездом он не забывает приказать, чтобы все работы по украшению его столицы продолжались. Петера Пауля, снабженного рекомендательным письмом к кардиналу Монтальто, направляют в Рим копировать картины. Кардинал Монтальто пользуется в Риме огромным влиянием. Нынешний папа Климент VIII, как двое или трое его предшественников, обязан ему своей тиарой, так как Монтальто — главный выборщик конклава. Этот хитрый дипломат щедрой рукой рассыпает золото, но часто расплачиваются за его щедрость те, кому он покровительствует. По слухам, кардинал весьма чувствителен к прелестям римских красавиц. В былые времена он даже заявлял, что «ради маркизы Аучиза готов продать душу, а ради графини Скотти — тиару!». Он спекулирует на папах, выбирая их по своему усмотрению, и покровительствует искусству. Кардинал весьма любезно принимает Петера Пауля, но поручение, возложенное на фламандца, по-видимому, не вызывает у него интереса. Единственное, что готов сделать для художника могущественный Монтальто, — это облегчить ему задачу, снабдив рекомендательными письмами.

Наконец-то Петер Пауль наслаждается ни с чем не сравнимым счастьем — возможностью познакомиться с творениями величайших мастеров, благодаря которым Рим стал местом паломничества, — Рафаэля и Микеланджело. Из них двоих наибольшее впечатление на Рубенса суждено было произвести не Рафаэлю. Правда, в Ватикане Рафаэль Санти выглядит совсем иначе, чем в коллекциях государей или в церквах. Здесь — это чувствуется — Рафаэль у себя дома, залы, которые он покрыл фресками, принадлежат ему безраздельно. Однако чуть подальше есть Сикстинская капелла, где торжествует титанический гений Микеланджело. Его знание анатомии граничит с чудом. Он умеет правдиво передать самые трудные, самые невероятные позы. Ни одному человеку не удавалось до сих пор подчинить себе толпу, рожденную гением Апокалипсиса. Только сверхчеловек или полубог может, как Микеланджело в своем удивительном «Страшном суде», оживить стену кишащей массой тел, от которых нельзя оторваться.

Конечно, рядом с рисунком этого гиганта рисунок Тициана кажется робким. Микеланджело похвалил колорит Тициана, по, по словам Вазари[74], выразил сожаление, что «в Венеции не стремятся с самого начала хорошо рисовать и глубже изучать натуру; если бы мастерство и рисунок пришли на помощь этому человеку в той же мере, в какой его одарила природа, в частности в передаче живой натуры, никто не смог бы превзойти его, так как он обладает изящным умом и блестящей живой манерой».

Тициан своим творчеством совершил подлинную революцию, расширив возможности живописи и отдав первенство мазку. В его картинах рисунок и цвет сливаются воедино. Цвет перестал быть дополнением к рисунку, как это было у его предшественников. Тициан рисует цветом. Цвет приобретает всю полноту власти и под волшебной кистью венецианца одерживает такие победы, что ставит художников — всех до одного — перед выбором, от которого зависит дальнейшее развитие живописи. Что важнее — рисунок или цвет? Но может быть, найдется художник, который осуществит неосуществимое — соединит одно с другим: рисунок Микеланджело и колорит Тициана… Художник, который соединит в себе два этих заветных дара, станет истинным богом живописи. Эта цель все еще никем не достигнута. Смелый может дерзнуть…