Читаем без скачивания Пятое евангелие - Филипп Ванденберг

«По крайней мере, он наконец-то запомнил, как меня зовут», – подумала Анна и одновременно поняла, что этот тип, к которому люди предпочитают обращаться, чтобы избежать огласки, в любой момент может начать их шантажировать. От этой мысли ей стало не по себе. Анна еще не успела развить ее дальше, а Раушенбах уже внимательно изучал фотографию и говорил медленно, словно криминалист, дающий включение:

– Насколько я могу судить, это коптская рукопись, но литеры греческие, с присутствием демотических знаков, что типично для коптских рукописей первых столетий после возникновения христианства. Из сказанного – при условии, конечно, что пергамент подлинный, а это можно установить лишь после подробного осмотра оригинала, – можно сделать следующий вывод: объекту как минимум полторы тысячи лет.

Раушенбах заметил, с каким волнением Анна смотрит на пего, и решил сразу дать понять, что не было оснований ожидать чего-то невероятного.

– Надеюсь, что я вас не разочарую, если скажу, что рукописи подобного рода далеко не редкость, а поэтому не представляют особой ценности. Их в огромном количестве находили в монастырях и пещерах. Чаще всего это грамоты, не имеющие никакого значения, хотя среди них попадались и библейские тексты, а также тексты гностического характера. Если пергамент такого рода находится в хорошем состоянии, то за него дают обычно тысячу марок, но в данном случае речь идет, насколько я могу судить, об объекте, состояние которого оставляет желать лучшего. Знаете ли, фрау…

– Зейдлиц! – чуть ли не выкрикнула Анна.

– Знаете ли, фрау Зейдлиц, количество коллекционеров коптских манускриптов довольно невелико, а музеи и библиотеки чаще заинтересованы в приобретении целых свитков. Особенно если речь идет о связных текстах, которые могут послужить основой для научных исследований.

– Да, я понимаю, – кивнула Анна. – Значит, вы полагаете, что данный пергамент – опять же при условии, что он подлинный, – не может представлять интереса для кого-либо?

Раушенбах посмотрел Анне прямо в глаза. Его, казалось, поразил такой вывод. Он сделал попытку улыбнуться.

– Кто знает, что для кого может представлять интерес. Тысяча марок, – сказал он, наконец, – больше я бы за него не дал.

Анна задумалась, как лучше объяснить все, что связано с этим пергаментом, и в то же время не выдать себя. Конечно, она могла бы описать Раушенбаху все странные события, которые произошли с ней, но у Анны были веские причины сомневаться, что ей поверят. Кроме того, она не доверяла этому человеку, а потому решила попросить, как можно точнее перевести для нее текст рукописи или хотя бы передать его содержание.

Раушенбах извлек из-под стола бутылку и наполнил пузатый стакан, стоявший на столе.

– Не выпьете со мной глоток вина? – спросил он без энтузиазма, явно ожидая, что Анна откажется, и начал пространно объяснять, какие трудности связаны с расшифровкой подобных древних текстов, а поскольку в его распоряжении находится лишь копия, к тому же не очень хорошего качества, задача становится еще сложнее. При этом он явно нервничал и поглаживал правой рукой фотографию. Анна не могла решить, как относиться к происходящему. Какие выводы можно сделать из речи Раушенбаха? Что он слишком ленив и хочет получить за поверхностное заключение приличную сумму денег? Или же у спившегося ученого были другие причины не браться за подробное изучение текста?

Раушенбах, словно красное вино обострило все его чувства, похоже, отгадал мысли Анны. Вновь погрузившись в изучение фотографии, он сказал:

– Конечно, вы думаете, что я хочу облегчить себе работу. На этот счет можете быть спокойны. Я предоставлю вам перевод настолько хороший, насколько позволит качество имеющегося у меня материала. Однако, – при этом он повел указательным пальцем из стороны в сторону, – не надейтесь, что это будет нечто из ряда вон выходящее!

Анна взглянула на Раушенбаха.

– Уж поверьте, – продолжал тот, – мне известны случаи, когда огромные коптские тексты были никому не нужны. Я хочу сказать, что находки подобного рода должны быть не просто обнаружены. Должна быть определена их научная ценность. А это уже зависит от нашедшего их человека, который должен подробно запротоколировать все обстоятельства и связать документ с определенными историческими событиями. Вы должны понимать, что пергамент или папирус нельзя сравнить с мумией, скульптурой или золотой маской, которые представляют ценность в глазах многих людей. Одна из наиболее значительных находок подобного рода, так называемый Кодекс Юнга, годами переходила из рук в руки, прежде чем ученые заинтересовались ею. Это невероятная история… Но я не хочу вам надоедать.

– О нет, – попыталась возразить Анна. – Мне очень интересно!

Ее не покидало чувство, что Раушенбах пытается скрыть от нее истинную ценность пергамента. Пока ее собеседник в очередной раз наполнял свой стакан, Анна пыталась понять, какой у спившегося ученого мог быть мотив.

– Кодекс Юнга был найден в 1945 году, – начал Раушенбах. – Тогда египетские феллахи обнаружили в древнем захоронении пятнадцать коптских рукописей, запечатанных в глиняные сосуды. Это были книги в полусгнившем кожаном переплете, которыми тогда не заинтересовался ни один человек. За несколько пиастров их продали в Каире, где одна из книг попала в музей, а еще одна оказалась у торговца антиквариатом. Одиннадцать оставшихся книг навсегда исчезли.

В дальнейшем о них доходили только смутные слухи. Отсутствие интереса к этим объемным письменным источникам объяснялось, очевидно, многими причинами, но одной из них было их гностическое содержание.

– Не могли бы вы объяснить подробнее?

– В слово «гносис» каждый вкладывает свое значение, и для этого, в свою очередь, есть причины. В первые столетия нашей эры многие философы и теологи причисляли себя к гностикам. Все они искали объяснение происхождению и существованию человека. Верующие гностики, являвшиеся сторонниками церкви, такие как Ориген или Клеменс Александрийский,[10] пытались при этом укрепить позиции христианской веры. Гностики, не принадлежавшие к сторонникам церкви, такие как Базилид или Валентинус,[11] стали основателями древневосточного мистического учения. Конечно же, первые и вторые были врагами, поскольку последние доказывали, что мир – странное творение несовершенного и злого духа. То есть они полностью отрицали существование доброго Бога, который умиротворенно парил над водой.

Раушенбах неприятно рассмеялся.

– Но вернемся к нашим памятникам письменности. Торговец антиквариатом из Каира решил отвезти свою книгу в Америку, надеясь найти там покупателя и получить за нее приличную сумму. Но, как выяснилось впоследствии, его надежды оказались напрасными. Ни один коллекционер, ни один музей не проявил к ней интереса. Несколько лет спустя та же книга появилась в Брюсселе. За это время она успела перейти к другому владельцу, который, собственно, и выставил рукопись на продажу. Меценат из Швейцарии купил книгу и подарил ее Институту Юнга в Цюрихе. С тех пор эта древняя рукопись хранится там и называется Кодекс Юнга.

– Какова же судьба остальных одиннадцати книг, найденных в захоронении?

– Необычайная история! После того как они были обнаружены, их след пропал, что дало основание для худших предположений. Но некий французский специалист по коптской истории, увидевший хранившуюся в музее древнюю рукопись, сообщил о ней в своем докладе в Парижской академии наук, а также выдвинул теорию о ее возможном значении. Его доклад был опубликован в каирской газете, а вскоре после этого объявилась старушка, которая унаследовала от отца, торговавшего в Каире древними монетами, одиннадцать фолиантов. Она объявила, что готова продать их Музею коптской истории. Цена на тот момент составляла пятьдесят тысяч фунтов. Это была большая сумма, но она вполне соответствовала ценности реликвий, ведь они содержит около тысячи страниц, исписанных текстом на коптском языке, а также – это успел установить французский профессор – не менее восьмидесяти четырех гностических текстов. К сожалению, у соответствующих организаций не хватило денег, а поскольку книги стали довольно известными, в разных странах появилось много желающих приобрести ценные рукописи. Однако египетское правительство попыталось воспрепятствовать вывозу книг. Согласно предписанию все одиннадцать фолиантов сложили в ящик, опечатали и отправили ни хранение в один из музеев, хотя ни одна из финансируемых правительством организаций не могла выложить требуемую сумму. Так они пролежали семь лет, в течение которых заинтересованные стороны постоянно вели переговоры. Отразилась революция, у египтян появились другие, более насущные проблемы. В конце концов, законная владелица подала иск и выдвинула свои требования. Сейчас известно, где находятся рукописи, но об их содержании ученые осведомлены лишь частично.