Читаем без скачивания Добрый ангел смерти - Андрей Курков

«И чего я действительно эту дверь закрыл? Может, и бежать бы не пришлось, если б замок не щелкнул…»

Тоска овладевала мной. Ночь была испорчена, и хотелось верить, что только ночь. Хотя эти десять штук, которые с меня кто-то хотел снять за закрытую складскую дверь, не были похожи на шутку.

Я встал, помыкался по комнате, освещенной только сумрачным ночным свечением неба, пробивавшимся через окно и делавшим темноту доступной глазу.

Опять ночь оказалась бесполезным временем суток — теперь уже мне не заснуть.

Я взял книжку-матрешку и пошел на кухню. Сварил кофе и уселся за стол.

Вытащил из Толстого «Кобзарь» и, все еще щурясь, привыкая к кухонной лампочке без абажура, свободно, как висельник, болтавшейся на проводе над потолком, раскрыл эту книгу, принесшую в мою жизнь что-то неожиданно светлое и загадочное, отвлекающее меня от тусклой ежедневной реальности.

Наверно, читать рукопись Гершовича было бы интереснее, но я боялся концентрации его мысли. А здесь, на полях «Кобзаря», каждый написанный мелким почерком комментарий выглядел отдельной картинкой, красиво оформленной, взятой в рамку, так что можно было эту картинку и рассматривать и обдумывать, не чувствуя при этом усталости мысли.

«Мужчина всю жизнь борется со своим якобы природным назначением „быть сильным“, он тратит иногда всю жизнь на сознательное вырабатывание этого качества, подсознательно же всегда находясь в поиске защиты, которую может дать и дает ему только женщина. Всякое проявление природного мужского качества он посвящает поиску этой защиты. В политике этот естественный процесс используется как раз для инъектирования патриотизма, ведь всякий монумент, воздвигаемый родине, изображает женщину, и часто в воинственной позе. Женщину — защитницу слабых, то есть мужчин».

Горечь кофе осела на языке, и мне захотелось задержать этот вкус до утра — он и бодрил, и отвлекал от запаха корицы, который, казалось, уже витал по всей квартире, куда бы я ни заходил.

Я снова пролистал несколько страниц.

«Любовь к себе и к своей жизни мужчина легко переносит на любовь к женщине, пытаясь сделать ее составной частью своей жизни».

Эта мысль показалась мне немного банальной. Но, понимая, что все эти записи делались не для печати, я не стал обвинять покойного мыслителя в излишнем любовании собственными размышлениями и потере качества. Ведь это открытие он сделал для себя, и хоть для меня в нем не было ничего нового, но только потому, что интуитивно я это и так понимал.

Я сидел, листал «Кобзарь» и читал комментарии Гершовича. Читал уже невнимательно, не запоминая и не оценивая его мысли. Пережидал ночь. Пока завеса темноты за окном не стала рассасываться приближающимся рассветом.

Глава 12

Утром, вспомнив о ночном телефонном звонке, я забеспокоился всерьез.

Дневной свет словно внес реальность в угрозы звонившего. Десять тысяч долларов — сумма настолько большая, что не только отдать ее, но и заработать было для меня чем-то фантастическим. Но от угрозы забрать вместо денег квартиру бросило в холод. Мало того, что я продал двухкомнатную на окраине, чтобы купить однокомнатную в центре, так теперь кто-то собирается сделать меня бездомным! Я понимал, что действительно поломал все планы неизвестным гостям, рвавшимся на склад «детского питания». Но на то я и был нанят охранником… Хотя им, конечно, на это наплевать. Я даже не знаю — пробрались они туда в конце концов или нет.

Нет, твердо решил я, ни шагу назад. Денег таких у меня нет, а квартиры не отдам! Лежит в загашнике пятьсот долларов — надо срочно ставить бронированную дверь. Вряд ли они будут взрезать ее автогеном. А если и начнут — я успею милицию вызвать… Надежда на милицию вызвала у меня улыбку. Но надо же хоть от кого-то ждать защиты. Милиция могла защитить реальнее, чем новая конституция, но она не могла защищать меня двадцать четыре часа в сутки.

К одиннадцати часам я уже созвонился с фирмой по изготовлению и установке бронированных дверей. Ко мне приехал представитель, снял размеры, предложил выбор замков. Тут же мы подписали отпечатанный на компьютере договор, и оставалось мне жить незащищенным только два дня. Да и двери оказались дешевле, чем я думал — всего триста баксов.

Поставив подпись на договоре, я почувствовал себя увереннее. Заметил и свежесветившее солнце за окном, и воробьиное чириканье услышал. Жизнь продолжалась, и надо было ее продолжать, беря от нее максимум и отдавая минимум, чтобы того, что оставалось, хватило бы на дольше.

Глава 13

Прошло два дня, и квартира моя превратилась в крепость. Когда тяжелые бронированные двери были установлены и я попрощался с двумя мастерами, меня молнией поразило чувство свободы. Защищенность моей квартиры на некоторое время передалась мне. И пошел я, защищенный, прогуляться по улице.

Было около двух. Солнце висело над Софиевским собором так, будто собиралось падать. Наглеете укладки под асфальт невиновного патриарха Владимира было пусто и я неспешно прошел мимо его нежеланной могилы, мимо таинственного штаба охраны госграницы, из дверей которого время от времени появлялся лысый мужичок-боровичок с сотовым телефоном в руке, и именно с улицы перед штабом вел свои, должно быть, секретные телефонные переговоры. Но сейчас и его не было.

Только редкие, не организованные ни в митинг, ни в шествие, прохожие попадались мне на пути.

Я шел и думал об этом неоправданном чувстве свободы, которое даровала мне новая железная дверь. Неожиданно рядом тормознула «девятка». Опустилось затемненное стекло дверцы, и я увидел мужчину лет сорока пяти в синей футболке.

— Слышишь, как к Бессарабке проехать? — спросил он.

Я объяснил и потом проводил машину взглядом.

Номера у этой «девятки» были одесские.

Когда машина исчезла из виду, исчезло и мое чувство свободы и защищенности. И исчезло, надо сказать, не зря. Я стал с осторожностью косить по сторонам и тут же накосил взглядом уже знакомую чернявую парочку, которая попалась мне недавно раза три за день. Усатый мужик смотрел на меня, а его подружка рассматривала журналы под стеклом газетного киоска.

«Опять случайное совпадение? — подумал я. — Или живут они где-то рядом?»

Обойдя вокруг Золотых ворот, я вернулся домой.

Этим же вечером раздался телефонный звонок.

— Как идет сбор зеленых? — спросил меня знакомый голос.

— Никак, — ответил я.

— Смотри, козел, мы тебе счетчик включать не будем — не те времена. Я тебя предупредил: не будет десяти штук — переселим тебя на доску с названием «Найти человека». Понял?

Ответа на свое «понял» говоривший не ожидал и сразу же положил трубку.

Настроение мое стало безрадостным.

Ну что толку с этой двери, если я могу чувствовать себя в безопасности, только закрывшись изнутри?

«Нет, — подумал я, — надо куда-то свалить на время. Квартиру закрыть и свалить. Все равно рано или поздно они про меня забудут».

И хотя нынешнее время не вдохновляло на туризм, я всерьез задумался о том, чтобы на время покинуть любимый город. Надо было уезжать, и уезжать срочно. И как-то само собой определилось направление — на казахский берег Каспийского моря, на полуостров Мангышлак, где когда-то стояло Новопетровское укрепление.

Сбор вещей отвлек меня от неприятных ощущений, нахлынувших после телефонного звонка.

Я сунул в свой китайский рюкзак рукопись Гершовича, три банки с «детской молочной смесью», пару банок найденных в кухонном шкафу консервов. Сверху все это заложил одеждой.

Потом уселся на кухне с чашкой чая. За окном было уже темно, и эта темнота успокаивала меня. Мир спит, думал я. Может, и враги мои неизвестные спят? Самое время выскользнуть из дома и раствориться в этой темноте.

Так я и сделал. И рассвет уже встречал в поезде Киев-Астрахань, в полупустом вагоне с помятым краснолицым проводником, тщетно пытавшимся разжечь уголь в маленькой топке титана.

Глава 14

Около полудня поезд остановился на границе. Сначала по вагону прошли скучные украинские таможенники. Один из них бросил на меня взгляд и спросил с надеждой в голосе: «Что-нибудь вывозим?»

Я отрицательно мотнул головой.

— А ну покажи багаж, — потребовал он. Я поднял свою полку и показал ему тощий рюкзак. По лицу таможенника было видно, что он хотел сплюнуть, но сдержался.

Потом шла русская таможня. Они подошли вдвоем.

— Что ввозим? — спросил один.

— Себя, — пошутил я.

Второй таможенник прищурился, повел носом.

— Ты что, корицу на продажу везешь? — спросил он.

— Нет.

Они не поверили, и пришлось мне им тоже показать свой рюкзак. Тут уж они повели себя с достоинством и лезть внутрь рюкзака не захотели.

Поезд снова запыхтел, застучал по рельсам. За окном проносились те же пейзажи, только теперь российские. Наконец вода в титане закипела, и проводник принес мне стакан чая с «железнодорожным», практически нерастворимым сахаром.