Читаем без скачивания Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок - Валерий Тихомиров

— Ну, туземцы, я спрашиваю, кто у вас делит добычу?

Тишина колыхнулась и опять замерла, еще больше сгустившись.

— Ага! — буркнул режиссер себе под нос, борясь с новым приступом тошноты и желанием завопить во весь голос. — Я не Кук, они не папуасы. Попробуем по-другому.

Он подошел ближе к полукругу упрямо молчащих якутов и, волевым усилием заставив себя улыбнуться, сказал, тщательно выговаривая слова:

— Привет! Кто покажет, где вождь?

Стоящий чуть впереди остальных невысокий толстяк медленно достал из кармана очки, водрузил их поверх внимательных раскосых глаз и ответил на чистом русском языке:

— Сто.

Режиссер облегченно выдохнул. На третий день пребывания в Республике Саха он научился понимать якутский язык без словаря. Согласно кивнув, он из вежливости, как бы отдавая дань традициям, спросил:

— Рублей?

В ответ на него посмотрели как на полного идиота. Толстяк манерно взялся за дужку очков и, приподняв их на лоб, изобразил искреннее удивление.

— Голубчик, ваши потуги по изображению миссионера выглядят забавно. Мы от души повеселились.

За его спиной раздался приглушенный смешок. Режиссер почувствовал себя дешевым клоуном и вдруг начал краснеть, чего с ним не случалось последние лет двадцать. Абориген продолжал:

— Однако в нашей диаспоре не принято оперировать отечественными купюрами. Как, впрочем, и торговаться. Разумеется, речь идет о валюте.

— Ух ты-ы! — восторженно застонал из-под вертолета оператор. — Дай ему на стеклянные бусы, Большой Белый Потц!

— Я тебе сейчас дам! — неожиданно разозлился режиссер. — Провокатор! У нас — малобюджетный ролик. Вы что тут, совсем обалдели?! Хочешь, могу дать стольник. Рублями. Не хочешь, мы сваливаем!

Странный якут в очках пожал плечами:

— Рады были знакомству. Сто пятьдесят долларов, или грустное расставание.

От такой беспримерной наглости режиссер остолбенел. Рот его непроизвольно открылся, и оттуда с брызгами слюны выползло гневное шипение:

— Да ты… Да я…

— Двести, — подвел итог нравственным терзаниям вымогатель.

Режиссер эту жизнь знал. Он читал ее с первого дубля. И свои эмоции давно держал в узде, ставя на службу делу. На сей раз гнев вел только к осложнениям. Конечно, противник мог блефовать. Но если это и были понты, то самого высокого качества. А профессионалам блефа в глухой провинции взяться было вроде неоткуда. Впадая в задумчивость, режиссер пробормотал себе в воротник:

— Откуда понты?..

На его бормотание последовала неожиданная реакция. Очки на носу якута сверкнули. Взгляд под ними приобрел жутковатое, хищное выражение. Глаза распахнулись, круглея до европейских стандартов. Пухлые пальцы моментально сжались, будто хватая добычу.

— Пантов нет. Не сезон! — От невозмутимого толстяка потянуло опасностью. — Но если надо — сделаем.

Режиссер не понял ни черта. Но чутье у него было развито не хуже, чем у песца. Нужно было отвечать сразу и без ошибки.

— Хорошо, двести. И без понтов! — быстро проговорил он, вытаскивая бумажник.

Две зеленые купюры исчезли в дебрях полукруга мгновенно. Взгляд под очками потух. Ощущение опасности исчезло. Молчаливые аборигены развернулись и неторопливо зашагали к своим ветхим домишкам. Очкастый якут кивнул головой, приглашая в путь.

Съемочная группа ЦТ вопросительно посмотрела на режиссера. В ответ на немой вопрос тот потрогал спрятанный обратно бумажник. Во сколько могли бы обойтись услуги по переноске багажа, было страшно даже подумать. Москвичи, кряхтя, поднялись и со стонами начали увешиваться аппаратурой.

— Ух ты! — подал голос за кадром оператор. — Слышь, Миклухо-Маклай, мы в попе! С такими ценниками нам еще и доплачивать Ходоровичу придется.

Режиссер тяжело вздохнул и развел руками:

— А что делать? Ты ж видишь, что творится. У нас через два дня отлет. Через три — дырка в «Темени» под наш ролик. Попробуй тут повыпендривайся! Тундра — дом, якут — хозяин.

Вождь, в смысле тойон, уважал старые традиции. От момента избрания на высокий пост, много лет назад, до незваного прихода нового века он жил по древним обычаям тундры. Понимать их он не понимал. Да и не собирался. Поскольку якутом не был. Вековые устои могли показаться смешными в компьютерную эпоху СПИДа, силикона и «Чупа-Чупс». Однако Степан Степанович Потрошилов имел право чудить как угодно. Потому что был не только вождем, но и папой. В прямом смыеле этого слова. Мужское поголовье племени носило исключительно отчество Степаныч. И, что неудивительно, фамилию Потрошилов.

Он жил в отдельной яранге. Так исторически полагалось по всем канонам. Которых никто, кроме него, не знал. Но в прошлой жизни Степан Степанович имел высшее образование и с увлечением читал Фенимора Купера.

За двести долларов москвичей провели к жилищу будущего олигарха самой длинной дорогой. Порядочность здесь ценили. Деньги нужно было отрабатывать. В течение трех часов им показывали местные достопримечательности. Особенное впечатление на гостей произвела сопка имени Белого Оленя и лужайка ягеля, фигурно вытоптанная самим тойоном в виде огромных букв «С» и «П». Не требуя доплаты, провожатый даже покашлял у двери главной яранги и, юркнув внутрь, испросил аудиенции. Перед входом едва живые москвичи без сил повалились на собственный багаж.

— Сейчас сдохну прямо посреди Заполярья, — натужно просипел оператор, глядя на ассистента. — Какой мудак сказал, что в Якутию надо ехать в дубленке?

— Гидрометцентр, — пожал плечами ассистент.

— Проходите, — таинственно шепнула высунувшаяся голова в очках.

Они были профессионалами до последней клетки печени. Никакие преграды не могли их остановить на пути к цели. Съемочная группа поднялась и, напрягая волю до скрипа, вползла в ярангу, таща за собой тюремные колодки аппаратуры. Режиссер икнул и огляделся. После дневного яркого света ему удалось различить лишь неясные человеческие силуэты. Но это не имело значения. Начиналась работа. Преодолевая тошноту, он захрипел, обращаясь к почти невидимому собеседнику:

— Нам рекомендовали вас как единственного делового человека в крае. Так сказать, продвинутого якута. Речь идет о создании образа для миллионов наших граждан… — Изложение сути визита шло вязко. Шершавый язык скреб о зубы. Наружу постоянно рвалась икота с остатками утреннего пива.

— С бодуна? — тихо спросил его полумрак яранги.

Режиссер запнулся и непроизвольно кивнул. Подтверждая его искренность, желудок, недобитый глухоманским пивом, заурчал и сократился.

— Ик! — жалобно хрюкнул москвич. Но переговоры продолжил ловко: — Ик-ак самого достойного представителя своего народа, руководство края выбрало вас…

— Что-то тебе, сына, на сухую не врется. Нету куража, — участливо перебил его тот же спокойный голос.

Чуть чадила, потрескивая, плошка с горящим вонючим жиром. Причудливые тени колебались по стенам яранги. У входа тяжело сопела остальная группа. А режиссер стоял. Один, как главный канал ЦТ. Второй раз за день чувствуя себя несмешным клоуном. Он упрямо шагнул вперед, продолжая икать и говорить:

— Собственно говоря, от вас требуется всего лишь прочитать перед камерой несколько слов. Ик! Ик-ак бы, престиж якутского народа…

На следующем шаге по направлению к вождю он опустил глаза. В неверном тусклом свете стали различимы детали. На переднем плане валялось пьяное тело шамана в дохе. На всей свалявшейся поверхности шерсти пестрели завязанные узлами ленточки. На груди тела, под сморщенным лицом, напоминающим о седой вечности, поблескивал колокольчиками треснутый кожаный бубен. Рядом, скрестив ноги, сидел тойон.

Увидев его лицо, наконец выплывшее из темноты, режиссер осекся и перестал икать. Вождь вежливо улыбнулся. На продвинутого якута он явно не тянул. Как и на любого другого. С такой физиономией он мог прокатить под местного олигарха разве что в Рязани. Светлый ежик редких седых волос топорщился на лопоухой голове. Голубые глаза на исчерченном морщинами лице подслеповато моргали за толстыми линзами очков. Острый нос от улыбки вело вверх и влево.

— Не засоряйте мне интеллект популярными баснями, — вождь саркастически хмыкнул, — переходите к сути. У нас здесь бывает холодно, поэтому все нужно делать быстро.

Но режиссер выпал из обращения. В несвежей голове произошло замыкание. Он замер посреди яранги и стих, бледно зеленея щеками. Разрыв в общении мог превратиться в пропасть непонимания. Но тут вмешался репортер. Его мутный взгляд прорезался сквозь пелену перед глазами. После прилета он успел полирнуть пиво коньяком. Поэтому стресс репортера не прибил. Держась за оператора, чтобы не упасть, он искренне восхитился:

— Ух ты-ы! И тут наши! — С натугой сообразив, что ситуация зависла, как компьютер, он вытянул шею и страдальчески спросил: — Слышь, земляк, бум снимать кино?