Читаем без скачивания Всадники равнин - Макс Брэнд

Росс двинулся вперед, и люди расступались перед ним, давая дорогу. Но только отчего же в этот самый торжественный для него день все смотрят на него с нескрываемой жалостью?

Толпа расступилась, и он увидел своего Питера, стоявшего у вагона, из дверей которого выгружали его багаж — он стоял на краю перрона, ссутулив свои широкие, могучие плечи и опираясь на костыли. Он и в самом обладал торсом великана; но вот нижняя часть его тела казалась безнадежно изувеченной — вдоль ног тянулись железные скобы. Питер неловко двинулся навстречу отцу.

Бедный Росс Хейл вдруг отчетливо припомнил события последних трех лет. Вспомнил он и то, как талантливый юный спортсмен из школы Хантли вдруг загадочным образом выбыл из рядов футбольной команды. И ещё на память приходили отрывки из письма знаменитого тренера, великого Кроссли. Что ж, теперь все ясно без слов.

Он медленно направился навстречу Питеру, пройдя, как ему самому тогда показалось, ровно одиннадцать шагов — и каждый шаг давался с величайшим трудом, знаменуя собой один год, прожитый в лишениях и страданиях, какие ему только пришлось претерпеть ради вот этого момента. И воспоминание о каждом из прожитых в одиночестве годах, казалось, мучительно разрывало его душу на части.

Он проиграл; проиграл; проиграл! Вот он его герой, его гордость, его божество, его Питер — а на деле просто немощный калека, ползущий домой, выбравшись из-под обломков исковерканной жизни!

Он не чувствовал никакой жалости к Питеру; и себя ему тоже жалко не было. Бормоча что-то себе под нос — похоже, сам не зная, что именно — он спокойно поднял с земли чемоданы, которые Питер привез с собой. А затем, не глядя ни на кого, пошел прочь сквозь редеющую на глазах толпу.

Самым первым человеком, ретировавшимся с перрона был шериф Уилл Наст, тот самый, который вскорости должен был бы вынести решение о том, кто из этих двоих молодых людей может принести больше пользы их обществу. Остальные расходились в спешке. В голосе людей слышалось деланное веселье. Горожане вдруг разом начали припоминать о каких-то очень срочных и якобы очень важных делах, придумывая различные благовидные предлоги для того, чтобы развернуться и поскорее уйти.

Однако уйти незамеченными удалось далеко не всем. Время от времени в гуле голосов слышался тихий, приятный голос, когда Питер Хейл замечал и узнавал кого-нибудь из горожан. Он останавливался, чтобы переговорить с каждым из знакомых и обменяться рукопожатием, привычным движением перехватывая правый костыль другой рукой и ловко перенося весь свой вес на ногу, закрепленную в железной скобе. Слегка покачиваясь, он с трудом удерживал равновесие, но зато правая рука оказывалась совершенно свободной для приветствий.

Выглядел он неважно, производя впечатление больного человека. Его бледное лицо осунулось, под глазами залегли темные круги. Но голос был по-мальчишески звонок. Ему было что сказать каждому из своих знакомых, и вот так, с поразительной легкостью и непринужденно он переходил от одного к другому, направляясь к ступенькам на противоположной стороне перрона. К этому времени народу на станции почти не осталось. Зрители поспешили разъехаться по домам. А потому очень немногим суждено было стать вынужденными свидетелями произошедшего в следующий момент небольшого казуса.

Нашаривая костылями ступеньки, Питер не заметил, что одна из бетонных ступеней обвалилась. Раздался сдавленный возглас; костыли скользнули вниз, и тяжелое тело Питера с размаху рухнуло в пыль.

Двое или трое оказавшихся поблизости мужчин тут же бросились ему на помощь. Но он сам поднялся с земли, проявив при этом редкостную сноровку. При падении он не выпустил из рук костылей, и можно было только догадываться о том, какой огромной силой мог, должно быть, в свое время обладать этот великан. И не оставалось ничего другого, как поверить в правдивость давнишних историй о том, как на футбольном Питер блестяще прорывался сквозь кордоны защитников, словно ураган налетая на владеющего мячом игрока, демонстрируя свою неимоверную силу, доказательством которой могла послужить та легкость, с какой он, оперся на свои длинные, могучие руки, встал с земли, запорошенной пеплом, и старательно удерживая равновесие, снова встал на костыли.

Оглянувшись, его отец смотрел на суетившихся людей, но спешил прийти на помощь сыну. Он испытывал безумное желание запрокинуть голову назад и расхохотаться, и ему казалось, что если бы он и подбежал бы сейчас к Питеру, то наверняка не смог бы сдержать этот рвавшийся наружу безумный хохот, которого никто не должен был услышать!

К тому же и помимо него нашлось полно сердобольных помощников, принявшихся отряхивать пыль с одежды Питера. Он же с мрачным видом лишь сдержанно благодарил их. Россу Хейлу казалось, что сын его потерял всякий стыд и совесть, и принимал соболезнования окружающих со смиренной улыбкой вселенского великомученника, привыкшего к тому, что его все жалеют. Во всяком случае для него это день и в самом деле был чем-то сродни концу света!

Лишь одно он никак не мог взять в толк — то, что удар оказался таким неожиданным. Ведь вот только что он чувствовал себя королем, возвышаясь над всеми прочими жителями Самнертауна и его окрестностей. А уже в следующий момент от былого величия не осталось и следа — такое унижение, какая жестокая шутка судьбы!

Когда калека-великан добрался, наконец, до повозки, его отец уже дожидался его там. Он не собирался предлагать свою помощь до тех пор, пока его об этом не попросят, и к тому же ему было интересно посмотреть, как Питер будет залезать в повозку. Но на этот раз все получилось совсем не так неуклюже, как того можно было бы ожидать, так как Питер, балансируя на скованной железной скобой левой ноге, сначала уложил костыли, а затем, ухватившись одной рукой за верх колеса, а другой за сиденье, подтянулся и в следующий момент уже сидел на своем месте, стараясь отдышаться.

На стороннего наблюдателя, человека ничего не знающего о пределах человеческих возможностей, это, пожалуй, не произвело бы особого впечатления. Росс Хейл же был в этом деле человеком искушенным. В свое время он сам едва не стал калекой, когда его лягнул упрямый мул, которого он как-то раз попытался запрячь при тусклом свете фонаря незадолго до рассвета, и тогда на выздоровление ушло почти целых восемнадцать месяцев. И он знал, как тяжело подтягивать тяжелое тело на одних только руках! Собирая поводья и залезая в повозку, Росс мысленно представлял себе, каким Питер Хейл мог бы быть — каким он был прежде!

Когда-то его ноги были такими же сильными, как и руки. Значит, он был настоящим гигантом. Эх, если бы только тогда была бы возможность хотя бы однажды привезти его сюда, чтобы все в Самнертауне смогли бы увидеть его в зените славы — и уж тогда-то они прочувствовавли бы и поняли глубину произошедшей трагедии! Но нет, даже такой малости ему не было дано, и он своими глазами видел отвращение на лицах людей, спешившись поскорее покинуть станционный перрон — смесь отвращения и жалости — и это все, на что ему теперь оставалось рассчитывать!