Читаем без скачивания Moonwalk, или Лунная походка: Майкл Джексон о себе - Майкл Джексон

Пока мы с братьями играли обязательные для новичков «промежуточные звенья» между выступлениями других исполнителей, я внимательно наблюдал за «звездами», стремясь как можно больше почерпнуть у них. Я следил за их ногами, за тем, как они держат руки, берут микрофон, пытаясь понять, как они это делают и почему именно так. Понаблюдав из-за кулис за Джеймсом Брауном, я запомнил каждый его шаг, каждый хрип, каждый прокрут и поворот. Должен сказать, он доводил себя до полного изнурения, до физического и морального истощения.

Казалось, из каждой его поры вырывается огонь. Физически чувствовалось, как на его лице проступает пот. Никогда я не видел, чтобы кто-либо выступал так, как он. Когда я наблюдал за кем-то, кто мне нравился, я сам становился им. Джеймс Браун, Джеки Уилсон, Сэм и Дэйв, О'Джейсы — все они выкладывались для зрителя. Пожалуй, наблюдая за Джеки Уилсоном, я набирался от него больше, чем от кого-либо другого. Все это было очень важной частью моего образования.

Мы стояли за сценой, за кулисами, и наблюдали за каждым, кто уходил со сцены после выступления, — все они были мокрые от пота. Я просто стоял в сторонке в благоговейном трепете и смотрел, как они проходили мимо. И на всех были такие красивые лакированные туфли. Помню, как я мечтал иметь такие лакированные туфли. И как огорчался из-за того, что их не делали для детей. Я ходил из магазина в магазин, и всюду мне отвечали:

— Таких маленьких мы не производим.

Ужасно я расстраивался: уж очень мне хотелось иметь такие туфли, в каких выступают на сцене, лакированные и блестящие, отливающие красным и оранжевым в свете огней. О, до чего же мне хотелось иметь такие туфли, как у Джеки Уилсона.

Большую часть времени я стоял за сценой один. Братья находились наверху — перекусывали и болтали, а я был внизу, за кулисами — сидел на корточках, держась за пыльный вонючий занавес, и наблюдал за исполнителями. Правда, я действительно наблюдал за каждым их шагом, движением, поворотом, оборотом, как они скрежещут зубами, как выражают разные эмоции, как меняется освещение. Так я получал образование и отдыхал. Я проводил там все свободное время. Отец, братья, другие музыканты — все знали, где меня искать. Они потешались надо мной, но я был так увлечен тем, что видел, так старался запомнить только что увиденное, что не обращал на них внимания. Помню все эти театры — «Ригал», «Айтаун», «Аполло», всех не перечислишь. Таланты там рождались в поистине мифической пропорции. Лучшее в мире образование — смотреть на то, как работают мастера. Тому, что я узнал, просто стоя за кулисами и наблюдая, — научить нельзя. Некоторые музыканты — группы «Спрингстин» и «Ю-Ту», к примеру, — возможно, и считают, что получили образование на улице, я же артист от рождения. Мое образование идет со сцены.

Фото Джеки Уилсона висело на стене в «Аполло». Фотограф щелкнул его, когда он в твисте выбросил ногу в воздух, раскачивая микрофон взад-вперед. Возможно, он пел какую-нибудь грустную песню, вроде «Одиноких слез», а у зрителей захватывало дух от его танца, так что никому не было ни грустно, ни одиноко.

Фото Сэма и Дэйва висели дальше по коридору, рядом со снимками старого джаз-оркестра. Папа подружился с Сэмом Муром. Помню, когда мы впервые встретились, я был приятно удивлен его ласковым ко мне отношением. Я так давно пел его песни, что думал, он мне уши надерет, А неподалеку от них висело фото «Короля всех и вся, Мистера Динамита, мистера Пожалуйста, Пожалуйста, Сам-Джеймса Брауна». До его появления на сцене певец был певцом, а танцовщик танцовщиком. Певец мог танцевать, а танцовщик мог петь, но если вы не Фред Астер или Джин Келли, у вас, скорее всего, что-то одно получается лучше, а другое хуже, в особенности на концерте. Но он все это изменил. Ни один прожектор не успевал за ним, когда он, скользя, пролетал через всю сцену, — надо было всю ее заливать светом! Я хотел быть таким же.

Мы победили в вечернем конкурсе любителей в «Аполло», и мне хотелось вернуться к тем фотографиям на стенах и поблагодарить моих «учителей». Папа был так счастлив, что готов был лететь в Гэри той же ночью. Он был на вершине блаженства, как и мы. Мы с братьями сразу получили высшие оценки и надеялись, что нам удастся проскочить через «класс». Я был уверен, что нам не долго придется выступать в конкурсах талантов и стриптизных программах.

Летом 1968 года мы познакомились с музыкой, исполняемой семейной группой, — она оказала большое влияние на наше звучание и наши жизни. У них не у всех была одна фамилия, были среди них и белые и черные, и мужчины и женщины, а называлась группа «Слай энд фэмили Стоун». Они выпустили несколько потрясающих хитов, в том числе «Танцуй под музыку», «Встань», «Бурное веселье летом», Братья указывали на меня, когда звучала строчка про карлика большущего роста, но на этот раз я тоже смеялся. Эти песни передавали все радиостанции рока. На всех нас, Джексонов, они оказали огромное влияние, и мы многим им обязаны.

После «Аполло» мы продолжали выступать, одним глазом косясь на карту и одним ухом прислушиваясь к телефону. Мама с папой установили правило говорить по телефону не больше пяти минут, но после нашего возвращения из «Аполло» даже пяти минут было много. Мы не должны были занимать телефон на случай, если с нами захочет связаться кто-нибудь из компании, выпускающей пластинки. Мы вечно боялись, что телефон будет занят, когда они позвонят.

Пока мы ждали, выяснилось, что кто-то, кто видел нас в «Аполло», рекомендовал нас в шоу Дэвида Фроста в Нью-Йорке. Нас покажут по телеку! Это было самое захватывающее предложение из всех, что нам делали. Я рассказал всем в школе, а тем, кто не поверил, даже рассказал дважды. Мы должны были поехать туда через несколько дней. Я считал часы. Я уже видел мысленно всю поездку, пытался представить себе, на что будет похожа студия и каково это — смотреть в камеру.

Я пришел домой с домашним заданием на время поездки, заранее подготовленным моим учителем. Мы провели еще одну генеральную репетицию и затем окончательно отобрали песни. Интересно, какие из этих песен пойдут, думал я.

А днем папа сказал, что поездка в Нью-Йорк отменяется. Мы так и застыли и уставились на него.

Мы были поражены. Я чуть не заплакал. Мы же были на волоске от большого прорыва к успеху. Как они могли так с нами обойтись? Что происходит? Почему мистер Фрост передумал? У меня голова шла кругом, и, казалось, у остальных — тоже.

— Это я отменил, — спокойно объявил папа.

В очередной раз мы уставились на него, не в силах произнести ни слова.

— Позвонили из «Мотауна».

Дрожь пробежала у меня по спине.

Я почти что с идеальной четкостью помню дни перед этой поездкой. Помню, я ждал Рэнди у дверей первого класса. Была очередь Марлона вести его домой, но в тот день мы поменялись ролями.