Читаем без скачивания Армагед-дом - Марина и Сергей Дяченко

Славкин папа еще тогда рассказал ей про устройство этих «витков». И про мерзавцев, которые их «завивают». И Лидка сразу ощутила себя взрослой, умудренной, такую на мякине не проведешь…

Хорошо, что дурочка Светка только один раз сходила на «виток». И что ее не засекли.

Эх, если бы у лицейской директрисы помещалась в голове хотя бы половина того ума, которым наделен депутат Зарудный! Впрочем, тогда бы она оставила лицей и подалась в политику…

Лидка улыбнулась своим мыслям.

– Как успехи?

Успехов не было никаких. Из двоек Лидка вылезла, но из троек выбраться не удавалось. Интерес к учебе сгинул напрочь – впрочем, как и у большей части Лидкиных одноклассников. Все эти колбочки, уравнения и диктанты казались такими мелкими, такими ненужными, такими незначительными на фоне надвигающейся катастрофы. Потом, говорили себе вчерашние отличники. Как-нибудь потом. А то ведь неизвестно, как все сложится, зачем же морочить себе голову раньше времени?

В особенности отлынивали девчонки. Их объяснения звучали как музыка: три-четыре года после мрыги можно считать вырванными из жизни. После родов, говорят, женщина теряет половину интеллекта, стало быть, кто родит двоих – поглупеет вовсе. А там – пеленки и горшки, минимум три года пройдет, прежде чем обоих младенцев можно будет отдать в ясли. Что останется в голове после такого перерыва? Какие уравнения?!

Лидка улыбалась и кивала. Ну прямо-таки гимн жизни! Все девчонки верят, что переживут апокалипсис, все они собираются жить потом и рожать этих… как их… детей…

Девчонки убеждали одна другую. Слишком жарко. С чрезмерным пылом. Будто стараясь подавить собственную преступную неуверенность.

Девятое июня…

В двести пятой, Лидка знала точно, давно никто не учится. Кое-как ходят на уроки, играют под столами в карты, на спор доводят учителей. Учителя по возможности мстят. Светка говорит, что их классный журнал в последнее время просто красный от двоек. Что никого не удивить синяком от учительской линейки. А наиболее отпетых физруки ловят и лупят в запертой тренерской…

На уроках твердили про «основу знаний», «прочный фундамент», про «взрослую жизнь», которая наступит в следующем цикле. Лицеисты вздыхали и переглядывались. Ну мальчишки – ладно. Мальчишки могут сразу после лицея где-то учиться и где-то работать. Вон Рысюк, например, уже получил студенческий билет…

Хотя многие на его месте поостереглись бы. Хотя бы из суеверия. Потому что жители погибших городов тоже строили планы на будущее. Да и при самом обыкновенном апокалипсисе всегда находятся неудачники, которым так и не удается добраться до Ворот…

Лидка вздохнула.

– Что, тяжело? – тихо спросил Андрей Игоревич.

Она молча кивнула.

– Понимаю, – сказал Зарудный после паузы. – Первый апокалипсис – всегда трудно. Впрочем, второй не легче, поверь. За детей бояться даже страшнее.

Лидка мельком взглянула на Славку. Тут же отвела глаза. Раньше ей почему-то не приходило в голову, что за этого оболтуса можно бояться. И что ее родители боятся за нее, за Яну, за Тимура…

– Что-то ты грустная сегодня, Лида. Славка, неси коробку, сыграем пару партий навылет.

Из всех забав депутат Зарудный почему-то предпочитал настольный хоккей. Траектории пластмассовых хоккеистов действительно напоминали движения живых людей с клюшками; Лидка быстро научилась управляться с рычагами и у Славки выигрывала в трех случаях из пяти, вот только играть со Славкой было неинтересно. За игрой Зарудный-младший не издавал членораздельных звуков, а только пыхтел азартно да еще вопил – радостно либо обиженно, смотря по обстановке. Славка, хоть и был старше Лидки на два года, казался ей в такие минуты сущим младенцем вроде тех, что водили хоровод на экране видика…

Удивительно и странно, что подобный младенец ухитрился устроить ту сцену в музее. Еще чуть-чуть – и Лидка могла бы соревноваться с наиболее смелыми девчонками из двести пятой: те, оказывается, прикалывали к воротнику булавки с колечками. Наличие булавки означало «я женщина», и первый «бублик» обязательно красный. Число прочих колечек определялось количеством последующих кавалеров, причем, говорят, не одна модница бывала бита своими же товарками за вранье и преувеличение…

Думать обо всем этом, глядя на играющего Славку, тем более на Славку, играющего с отцом, было по меньшей мере дико. Папа пришел с работы и гоняет с сыном пластмассовую шайбу. И тот еще сын – ребенок ребенком… При чем тут нравы двести пятой школы?!

Вот как обманчива бывает внешность.

Лидка вздохнула.

Андрей Игоревич играл, что называется, одной левой. Шайба летала из угла в угол, но у Зарудного-старшего хватало времени и на неторопливый разговор:

– Что еще слышно, Лида? Брат уже поправился?

Тимур кашлял неделю назад. И болезнью-то не назовешь. А депутат Зарудный помнит…

– Спасибо, все в порядке, – сказала она механически. И неожиданно для себя добавила: – А как дела у вас в парламенте?

А почему бы, собственно, и не спросить? Спрашивают же люди друг друга, как дела на работе, дома, в школе…

Кажется, Андрей Игоревич все-таки удивился. И пропустил шайбу. Славка радостно завопил.

– Да дела как обычно, – медленно сказал Зарудный-старший. – Если тебе интересно, могу дать подшивку «Парламентских вестников». Там отчеты практически без купюр…

Лидка опустилась на теплую еще табуретку, и это чужое тепло заставило ее вздрогнуть и сразу же пропустить гол.

– Вылетела, – сказала она виновато.

Славка не огорчился:

– Пап, давай снова!

– Погоди, – депутат Зарудный жестом остановил Лиду, поднимавшуюся из-за стола. – Слав, будь другом, принеси из кухни чаю, ну и там еще пирожки какие-то, спроси у мамы…

Славка сморщил нос, но возражать не стал. Закрыл за собой дверь; у Зарудных была такая большая квартира, что Лидка до сих пор не знала, где тут располагается кухня.

Андрей Игоревич сел на Славкино место. Пальцем погладил по шлему желтого пластмассового вратаря:

– Сыграем, Лида?

Она кивнула. Отчего-то пересохло в горле. Она знала, что, вернувшись домой, начнет по-всякому вспоминать именно эти бегущие секунды – Славка на кухне, а они с депутатом сидят в метре друг от друга и сосредоточенно вертят ручки.

– Тяжело быть самой маленькой?

Лидка подняла голову. Ее зеленый хоккеист размахнулся по шайбе, но так и не ударил.

– Я случайно родилась. – Она знала, что ЕМУ можно сказать. – Мама хотела… ну, прерывать. Потому что детородный период уже почти закончился… Яна и Тимур, они вместе родились… и после этого мама, ну, не беременела. И думала, что все… А потом она… ну, короче, два врача сказали, что можно рожать, а три – что нельзя.

– Какой молодец твоя мама, – сказал Андрей Игоревич.

– Правда? Вы не шутите?

– Разве такими вещами шутят?! Она с чистой совестью могла бы не рисковать, тем более что двое детей у нее уже были.

Лидка опустила голову.

– Ты знаешь, Лид, – депутат вздохнул, – когда я был таким, как ты… то есть я, конечно, был старше, когда случился мой первый апокалипсис… тебе сейчас сколько?

– Исполнилось шестнадцать…

Зарудный улыбнулся:

– До апокалипсиса еще подрастешь. Надеюсь, он все-таки будет не завтра.

– Не завтра? – вырвалось у Лидки.

– Нет, – депутат покачал головой. – Еще есть время.

– А… – она запнулась. – Вы точно знаете?

– Нет, – Зарудный улыбнулся. – Знаю, для тебя это больная тема… предвидение, прогнозы, предсказания. Это для всех сейчас больная тема… Но я отвлекся. Я был в старшей группе, мой первый апокалипсис застал меня почти в двадцать лет. Я был взрослее, конечно. Но я, представь себе, совершенно не понимал своих родителей. Они казались мне скучными, мелочными, трусливыми, без причины нервными…

Лидка покраснела. Против воли. Как помидор.

– Я вовсе не…

Депутат улыбнулся, и она поняла, что проговорилась.

– Я не говорю, что ты такая же, каким был я восемнадцать лет назад. Но я знаю, что Славка во многом такой же.

Лидка выпучила глаза:

– Славка?!

У нее в голове не укладывалось, как можно такого отца считать скучным, мелочным, трусливым и далее по списку.

– Да, представь себе! Не потому, что он дурак или мы с женой дураки… Просто так получается. Каждый новый апокалипсис есть повторение ошибок предыдущего… Славке я это не могу сказать, он решит, что я подлизываюсь. А тебе я говорю с чистой совестью: твои родители вовсе не такие нудные личности, как тебе сейчас кажется. Вовсе нет. Они молодцы. Пройдет время – ты поймешь…

Дверь открылась, пропуская сперва Славкину ногу в домашнем тапке, потом поднос с дымящимися чашками.

Хоккей переместился на диван. Лидка постукивала ложечкой о фарфоровые стенки чашки и думала, что у мамы скоро день рождения. Надо бы придумать что-нибудь такое… эдакое…

А потом рассказать Андрею Игоревичу.