Читаем без скачивания Живой пример - Зигфрид Ленц

— Если хотите знать, примеры в педагогике — это своего рода рыбий жир, все глотают его с отвращением или, на худой конец, зажмурившись. Да ведь они же подавляют юного человека, лишают уверенности, раздражают и к тому же провоцируют самым недостойным образом. Вдохновляющие примеры в обычном смысле слова — это роскошные ненужности, фанфарные призывы неумелых воспитателей, при звуках которых воспитуемые затыкают уши. Все грандиозные примеры, начиная от Фермопил и кончая Ламбареном, это же всего — навсего сверкающее обольщение, ничего общего не имеющее с повседневной жизнью. Это же, если можно так сказать, удручающие своей недосягаемой высотой образы.

И если ему, Хеллеру, позволено будет чистосердечно высказаться, он должен признать: кто нынче хочет говорить о «вдохновляющих или живых примерах», тому следует искать их ее в исключительных ситуациях, а в повседневности, демонстрировать примерный образ действий именно в повседневности. Не сенсационные решения, а неприметный, скромный, неброский внешне и тем не менее приносящий пользу поступок; его-то, считает Хеллер, если уж вообще это необходимо, и следует показать в хрестоматии, поэтому он и предложил новеллу «Я отказываюсь».

Валентин Пундт понял Хеллера по-своему и поначалу отвечает спокойным жестом, но сразу давая понять, что хотел бы отсечь или отмести кое-что, например впечатление, будто речь идет о личных вкусах или будто отвергнутый текст, чего доброго, равнозначен личному поражению.

— Мы собрались здесь, — говорит Пундт, — чтобы выяснить, какие примеры еще годятся в наши дни, и чтобы в конце концов прийти к единому мнению, какое из «накопленных предложений» мы примем для хрестоматии.

— Быть может, мы сумеем общими силами создать такой вдохновляющий пример, — говорит Рита Зюссфельд.

— Во всяком случае, — продолжает Пундт, — можно смело утверждать, что молодежь хочет иметь перед глазами живой пример. Наша задача: показать ей примеры, которые отвечают требованиям нынешнего времени.

— И неназойливо разъясняют ей ее долг, призывают к подражанию, — дополняет Рита Зюссфельд.

— Или дают понять, что проявить героизм по силам каждому, — подхватывает Валентин Пундт.

— Причем тот, кого мы изберем достойным примером, должен обладать противоречивым характером, иначе говоря, человеческими слабостями, — еще раз вступает Рита Зюссфельд.

— Я мыслю себе этот пример как критерий в минуту неуверенности, — говорит Пундт, — как поддержку в принятии решения, и я мыслю себе его как стимул к сравнению, незаурядность побуждает к сравнению.

— Незаурядность противопоказана обществу, — отвечает Хеллер, — она сама себе в тягость. С незаурядностью мало кто в силах равняться.

Тут Рита Зюссфельд с полным правом осведомляется, что же вообще тогда можно использовать как вдохновляющий пример, и Пундт, соглашаясь, невольно кивает вслед ее словам, размеренно и нескончаемо долго.

Вот теперь-то Янпетер Хеллер доказывает, что не только хорошо подготовлен, но что знает, к чему он подготовлен; откинув голову, он стоит недвижно у «Стены воспоминаний» и повторяет им все, что продумал заранее; он вызывает в сумеречном конференц- зале два — три образа из тех примеров, какие с самого начала намеревался раздраконить и выбраковать, те надоевшие всем лица, что мелькают, выгоняя строчки, на страницах каждой хрестоматии, и полную непригодность которых он желал бы раз и навсегда установить.

Итак, он выводит на сцену неизменного капитана, который, следуя прискорбной традиции, идет ко дну вместе со своим судном, даже не пытаясь предпринять что-либо для своего спасения; Хеллер инкриминирует ему слепое и бессмысленное исполнение долга и отпускает, дав самую низкую оценку. Далее, он вызывает дух небезызвестного коменданта крепости, который вместе со своим гарнизоном не оставлял позиций до последнего патрона, дабы гражданское население беспрепятственно покинуло город; подобного субъекта, говорит Хеллер, следует рассматривать как сущее наказание, ему вовек не уразуметь, что никому не дано права одну жизнь возмещать другой жизнью. Далее Хеллер повелительным жестом подзывает безвременно ушедшего в мир иной альпиниста, который полагал, будто обязан доказать, что на вершину Эйгер с северной стороны можно взойти и зимой, одному, хотя его предупреждали об опасности; альпинист вообще не выдерживает экзамена, Хеллер молча заваливает его. Удачливый исследователь, который не задумывается над последствиями своих открытий; правитель, который отпускает на свободу грабителя с большой дороги, но ссылает усомнившегося брата; сапер, который на собственной спине взрывает пороховой заряд, дабы пробить брешь во вражеских укреплениях, — все расхожие разновидности высоких примеров получают от Хеллера право выступить, о каждом он дает язвительный отзыв, каждого подвергает дотошному экзамену и всех спроваживает, как подмоченный товар, залежавшийся в недрах самонадеянной педагогики.

— Подобных субъектов мы не вправе предлагать, — говорит он, — их мы обязаны запереть в шкаф с ядами. Истинные примеры — это такие, которые могут чему-то научить. Вышеприведенные, как их ни верти, ничему не научат.

Валентин Пундт пускает по кругу кулек с сушеными фруктами, предлагает сморщенные сливы, абрикосы, сушеные яблочные колечки, он молчаливо, но настоятельно понуждает своих коллег и добивается того, что каждый протягивает руку, достает из кулька фруктину и, повинуясь поощряющему взгляду, начинает ее есть. Хеллер жует раздраженно, с усилием размыкая склеивающиеся зубы, и нацеливается на какой-то колчан, чтобы ссыпать в него косточки, а Рита Зюссфельд достает изо рта уже надкушенную половину абрикоса, разглядывает ее не только удивленно, но с каким-то неприятным изумлением, после чего мрачно, словно опасаясь взрыва, вновь начинает жевать. А Пундт? Тот жует покорно, вяло, без всякого удовольствия, скорее сонно, но упорно, точно коала, жующий эвкалиптовые листья.

Старый педагог, которого Бекман рисовал в зеленых тонах на красно — буром фоне, в ответ на тираду Хеллера кивает. Он, безусловно, согласен с тем, что и вдохновляющие примеры можно забросить на чердаки былых времен, если они уже не соответствуют сегодняшнему жизненному опыту. Он не против беспощадной проверки, при которой обветшалым кумирам выдадут волчьи билеты. Все ставить под вопрос — одна из задач воспитателя, инспирация обоснованного сомнения должна только укрепить его позиции. Но разве не ждут извечно от воспитателя, что он даст тот или иной совет, ту или иную рекомендацию, то или иное предложение? Опорочить, скомпрометировать, сбросить с пьедестала, угробить — о да, в этом мы натренированы. Но что мы можем все-таки предложить?

— Покажите-ка, Хеллер, что у вас еще есть в запасе. Благородный пример столь же много говорит о себе, сколь и о том, кто его избрал. Не откроете ли вы ваш чемодан, набитый образцами, и не познакомите ли нас с имеющимся у вас выбором?

Подготовлен Янпетер Хеллер к такому повороту событий? Вынув изо рта сливовую косточку, он сжимает ее большим и указательным пальцами. Прицеливается в окно, но отказывается от своего намерения и щелчком отправляет ее в вертикально висящий сарбакан. После чего садится к столу.

— Вдохновляющий пример, — начинает он, — уже само это понятие в наши дни стало сомнительным и спорным, я хотел бы заменить его, я хотел бы переименовать этот раздел хрестоматии, назвав его «Естественные поступки». Когда я слышу слова «вдохновляющий пример», меня так и подмывает воздеть очи горе и встать по стойке «смирно». Переведем все в горизонтальное положение, да, да, в горизонтальное, а это значит: спустимся на землю. Примеры? Да стоит лишь оглянуться вокруг: служащий отдела социального обеспечения, который понимает тщетность своих усилий и все-таки не капитулирует; два представителя восточно- и западногерманской дирекции речного пароходства, связанные предписаниями, они тем не менее стараются идти навстречу друг другу, ведут переговоры об улучшении условий судоходства по внутренним водам; архивариус городского архива, которому обещаны всевозможные блага, если он понадежнее упрячет кое-какие документы, и который тем не менее убеждает сына писать диссертацию на тему «Роль руководящих деятелей города О. в период с 1933 по 1945 год»; полицейский, который признает, глядя на протянутую ему фотографию, что ему известна фамилия коллеги, пинающего сапогом в лицо упавшего студента. Вы спрашиваете, есть ли у меня предложения — разве это не предложения?

Валентин Пундт медлит с одобрением, его не убеждает расплывчатость самого понятия «долг» в этих примерах, и он не спеша поворачивает голову к Рите Зюссфельд, но та машинально пожимает плечами, ей необходимо в эту минуту знать:

— Надеюсь, еще не полшестого?

— Сейчас без четверти шесть, — отвечает ей Хеллер.