Читаем без скачивания Приговор приведен в исполнение - Сергей Зверев

Видимая сторона представления была очень эффектной. Здоровый парень за сотую долю секунды превратился в позеленевшего от страха зомби с нарушенной координацией движений. Казалось, кто-то невидимый, затолкав кляп в рот телохранителя, препарирует его суставы и выворачивает ребра. Глаза Анатолия излучали суеверный ужас первобытного человека, подвергшегося нападению потусторонних сил.

Согнувшись крюком, он постоял, опираясь на капот лимузина обеими руками. Остолбеневший шофер смотрел, как на капоте за считанные секунды образовалось озерцо слюны. Затем телохранителя будто вышвырнуло из катапульты. Совершив прыжок через голову, он грохнулся спиной все на тот же капот арендованного лимузина, засучил ногами, словно эпилептик на пике припадка, и, перевернувшись на бок, скатился под колеса на гравийную дорожку.

Жена Бодровского, посинев от удушья, сдавленно сипела:

– Сделайте что-нибудь!

А вот реакция магната была примечательной. Он наблюдал за конвульсивными подергиваниями телохранителя с холодным интересом римского патриция, созерцающего смерть гладиатора на арене Колизея. Поджатые губы Бодровского таили в себе ухмылку.

Между тем мучения бедолаги достигли вершины. Загребая, как пловец, гравий руками, полупарализованный крепыш подполз к колесу. Чтобы заглушить вопли, рвущиеся из глотки, телохранитель раскрыл рот и всеми зубами впился в покрытую дорожной пылью резину. Только ноги охранника продолжали выбивать чечетку, тело же сантиметр за сантиметром превращалось в кусок неподвижной плоти.

Святой облегчил страдания недавнего противника. Подбежав как раз в тот момент, когда охранник начал пережевывать резину колеса, он, нащупав затылочную впадину, резко вдавил в ее середину свой палец.

Приняв позу внутриутробного эмбриона, телохранитель замер, а меловая с прозеленью бледность на лице сменилась нежно-розовым цветом.

Святой проверил пульс наказанного. Мерные толчки на запястье возвращались к норме.

– Боже, у Анатолия припадок? Я ведь предупреждала, что перед поездкой следует пройти всестороннее обследование! – шмыгала носом подбежавшая женщина.

Приподняв веки охранника, Святой успокаивающе солгал:

– Легкий солнечный удар. Перегрелся. Отлежится в прохладе, ледик на лбу подержит, холодненького попьет и будет снова как огурчик. То-то я смотрю, очень агрессивный у вас телохранитель. Просто терминатор, взбесившийся робокоп.

Телохранителя перенесли в дом, уложив под дарующим прохладу кондиционером. Госпожа Бодровская приняла горсть успокоительных таблеток, запив их апельсиновым джусом, а ее муж, заказав чашку кофе со сливками, устроился за столиком на открытой террасе у бассейна.

– Дмитрий!

Временный владелец виллы сидел в плетенном из лозы кресле. Необходимый набор современного делового человека – сотовый телефон, электронный органайзер, ворох газет – громоздился на столе.

– Дмитрий, присаживайтесь! – Бодровский старался казаться радушным хозяином, словно не было никакой потасовки и его охранник не лежит пластом, закатив глаза.

– Спасибо! – Святой принял предложение, несмотря на зародившееся в нем предубеждение против чванливого промышленника.

– Коньяк, джин, виски? – Бодровский был сама любезность.

– Извините, но я перенял стиль мистера Стерлинга – наслаждаться алкоголем только в вечернее время.

Ощупав крупную лобастую голову, Платон Петрович хмыкнул то ли одобрительно, то ли недоверчиво:

– Не свойственные русскому человеку привычки усваиваете. Значит, вы англофил? Предпочитаете английскую сдержанность, размеренность и традиции.

– Стараюсь придерживаться избранного стиля, – с вызовом ответил Святой, не понимая, чего добивается этот вальяжно развалившийся в кресле толстосум, выложивший за аренду виллы сумму, равную годовой заработной плате коллектива рабочих среднего по масштабам предприятия.

На сей раз Бодровский был непробиваем: никакого раздражения, никакого высокомерия. Ровный, чуть ироничный тон праведного мудреца, давно отошедшего от мирских хлопот. Вот только ледяные искорки в зрачках выдавали натуру дельца, привыкшего руководствоваться холодным расчетом, а не порывами души.

– Давно в Италии? Бежали из нищего Отечества в поисках лучшей доли? Не осуждаю… Рыба ищет где глубже, человек – где лучше! – Он поднял обе руки.

«Попробовал бы осудить. Не такие ли, как ты, Отечество и разграбили, пустив по миру миллионы работяг, стариков-пенсионеров? Откуда капитал? С неба свалился? – мысленно огрызнулся Святой. – Сколько бюджетных средств к себе в карман переправил! Мнишь себя хозяином жизни…»

Любознательность Платона Петровича не знала предела. Он так и сыпал вопросами, пытаясь вытянуть из Святого что-нибудь существенное.

– Вы где умению ломать людей овладели? В школах восточных единоборств или частях спецназначения? – покружив вокруг да около, подошел к главному промышленник.

– Простите? – Святой изобразил непонимание во взгляде.

Отодвинув пухлой рукой предметы, занимавшие стол, Бодровский навалился грудью на край, приблизившись таким образом к собеседнику. Перейдя на заговорщицкий шепоток, он повторил:

– Убивать голыми руками где научились?

– Но ведь никто не погиб.

– Только благодаря вашей доброй воле. Неужели я похож на слепого?

В белках выпученных глаз магната отразилась лазурная вода бассейна. Он поймал запястье Святого, повернул, как заправский хиромант, словно собирался изучить на его руке линию судьбы.

– А руки-то у вас бойцовские. Шрамы на ребрах ладони, на костяшках мозоли. Не теряете форму! Тренируетесь! У меня, Дмитрий, глаз наметан. Всякого на своем веку повидал. Вы человек совершенно особого рода занятий, это очевидно. Бедный Анатолий слишком юн и задирист. Сосунок! Не разобрался… Но я-то видел, как вы двигаетесь походкой хищника. Я видел ваши пальцы… – спокойно, без нажима говорил Бодровский, заглядывая в глаза Святому.

Льдинки в колодцах зрачков финансового воротилы внезапно растворились, сменившись пляшущими язычками пламени безумия, то гаснущими, то вспыхивающими.

Осторожно освободив запястье, Святой тряхнул рукой, как бы сбрасывая назойливое насекомое.

«А у туза вроде крыша едет! – почти сочувственно подумал он. – Чуть ли не профессиональное заболевание бизнесменов! Параноидальная шизофрения и импотенция – бич деловых людей. Так, по крайней мере, пишут газеты».

Пресекая дальнейшие расспросы, Святой поднялся из-за стола. Без враждебности, но достаточно твердо он сказал:

– Господин Бодровский, опустим подробности моей биографии. Она заурядна…

Магнат недоверчиво хмыкнул, – мол, меня не проведешь.

– Я живу сегодняшним днем, как в песне: «Есть только миг, за него и держись…» Прошлого предпочитаю не ворошить, а исповедуюсь, так сказать, выворачиваю душу только перед Богом да перед совестью и больше ни перед кем! Надеюсь, я дал исчерпывающее объяснение?

Святой смерил взглядом развалившегося в кресле толстосума. Платон Петрович, допив кофе, опрокинул вверх дном чашку на блюдце. Теперь он изучал разводы кофейной гущи, причудливым узором осевшей на стенках.

– Пусть прошлое хоронит своих мертвецов, – загадочная фраза сорвалась с болезненно искривленных губ магната.

Беседа оставила неприятный осадок, но вскоре Святой позабыл о ней. Супружеская чета из России вела себя вполне демократично, целыми днями прогуливаясь по живописным окрестностям, купалась в море, делала покупки.

Приставленный к Бодровским гидом, Святой выполнял и роль переводчика. Лингвистические способности Платона Петровича ограничивались словами типа «о'кей» и «сэньк'ю». Впрочем, для общения у него имелось универсальное средство – стопка банкнот крупного достоинства и длинная, точно пулеметная лента, обойма пластиковых карт. Заходя в дорогой бутик, Бодровский доставал бумажник, раскладывал свой патронаж, вытягивал из кармана «Мастеркарт платиниум» или «Диннер клуб голд», и продавцы буквально стелились перед клиентом, облизывая его умильно-преданными глазами.

Бодровский не отпускал от себя Святого ни на шаг. Под разными благовидными предлогами он старался держать его рядом и в конце концов заявил мистеру Стерлингу, что готов внести в контракт отдельную строку, предусматривающую выплату приличной суммы гиду-переводчику.

Про себя Святой решил вложить весь заработок до копейки в кассу фирмы своего ангела-хранителя, сентиментального Дэвида Стерлинга, приютившего изгнанника.

Постепенно Святой как бы притерся к богатой супружеской паре. Их развлечения были однообразны и скучны, но временами забавны. Ольга Григорьевна, казавшаяся простушкой, на которую пролился золотой дождь, могла отчубучить хохму похлестче любого юмориста. Причем не благодаря таланту смешить, а из-за дремучей необразованности. Узнав от Святого, что император Нерон обожал гонять на квадригах – колесницах, запряженных четверкой скакунов, Бодровская, наморщив свой уникальный по длине нос, выдала: