Читаем без скачивания Я надену платье цвета ночи - Терри Пратчетт

Когда они приблизились, Тиффани почуяла дым, тонкой струйкой пробивавшийся сквозь заросли колючих кустов. Слава богу, чтобы попасть в курган, ей больше не нужно было ползти сквозь нору в земле; в девять лет это может быть забавно, однако когда тебе почти шестнадцать, такой способ становится унизительным, губительным для одежды и (хотя она никогда не призналась бы, даже себе) там теперь было для неё просто-напросто слишком узко.

Кельда Дженни всё переделала наилучшим образом. Поблизости располагалась старая яма для добычи мела, и теперь из неё прямо в курган вёл удобный туннель. Кельда заставила своих парней прокопать его, пользуясь ржавыми кусками железа и скипидаром, который они где-то «нашли» ровно так же, как «находили» всё остальное, что им нравилось или было необходимо. Яму ловко спрятали в зарослях ежевики, Ползучего Генри и Вьюшки Бетти, так что и мышь не проскочит, поэтому выглядела она вполне невинно, как самая обычная старая заросшая яма. Впрочем, вода проникала внутрь свободно, капая в расставленные на дне ямы бочки. Там скрывалось приличное пространство для готовки, и даже было достаточно места, чтобы Тиффани могла спуститься вниз и разместиться с комфортом, если она не забывала предварительно крикнуть своё имя; тогда невидимые руки тянули за верёвки, и ежевика расступалась, открывая ей путь, словно по волшебству. Там же располагалась личная купальня кельды; остальные Фиглы вспоминали о гигиене, только если им о ней что-то напоминало, скажем, лунное затмение.

Эмбер затащили в курган через нору, а Тиффани нетерпеливо ждала около ямы, пока кусты ежевики «волшебным» образом раздвинутся.

Внизу её уже поджидала кельда Дженни, круглая, как футбольный мяч, и под каждой рукой у неё было зажато по малышу.

— Весьма рада твоему визиту, Тиффани, — любезно сказала она на человеческом языке, и речь эта прозвучала здесь странно и неуместно. — Я велела парням уметаться прочь, — продолжила кельда, — тут у нас женски дела, и не велико приятные, ты и сама ведаешь. Они оставили девушку у огня, я уже начала творить ей утешалки. Мыслю, она в порядке будет, ты знатную работу сотворила этой ночью. Твоя знаменитая подружка мистрис Ветровоск и сама не лучше бы справилась.

— Она обучила меня, как забирать боль, — сказала Тиффани.

— Да неужто? — сказала кельда, странно взглянув на Тиффани. — Надеюсь, ты не сожалеешь об этой её… любезности.

Тут несколько Фиглов появились из туннеля, ведущего в курган. Они неуверенно поглядывали то на свою кельду, то на каргу, пока, наконец, назначенный ответственным не пробормотал:

— Мы не напираем, леди, но Роб велел спросить, не желаете ли вечерний перекусон? Мы там сготовили кой-чего.

Тиффани принюхалась. В воздухе определённо пахло бараниной, случайно оказавшейся поблизости от, скажем, сковородки. «Ладно, — подумала Тиффани, — все мы знаем, что Фиглы крадут и жарят овец, но у них, по крайней мере, хватило любезности не делать этого прямо при мне!»

Фигл-оратор явно о чём-то догадался, он принялся теребить край своего килта обеими руками, что Фиглы всегда делают, прежде чем начать отчаянно врать:

— Нуу, я, кажись, слыхал, будто кусок баранины случайно свалился сегодня на сковородку, мы пытались оттащить его прочь, но — вы ж ведаете, какие тупни эти бараны — он запаниковал и почал брыкаться.

В этот момент говорящий явно испытал облегчение, что смог придумать такую классную отмазку, и устремился к новым высотам художественного вымысла:

— Я чаю, он целый день жрал траву, и оттого спятил вконец и решил покончить жизню свою жестоким самоубивством!

Он с надеждой взглянул на Тиффани, чтобы определить, как сработала его явная ложь, но тут вмешалась кельда:

— Мал Речистый Джок, просто топай туда и скажи, что мал-мала великуча карга хочет сэндвич с бараниной, понял? — Она взглянула на Тиффани и добавила: — Не спорь, девочка. Я зрю, ты рухнешь тута, коли не отведаешь нормальной горячей еды! Вы, ведьмы, за всеми бдите, окромя себя, то мне давно ведомо. Поспешайте, парни.

Тиффани ощущала повисшее в воздухе напряжение. Кельда не сводила с неё пристального взгляда.

— Ты день вчерашний памятуешь? — спросила Дженни.

Вопрос казался глупым, но кельда никогда не делала глупостей. Над вопросом следовало поразмыслить, хотя в данный момент Тиффани жаждала лишь отведать барана-самоубийцу и как следует поспать.

— Вчера… то есть, теперь уже позавчера, наверное, меня позвали в Безпряжку, — сказала она. — Кузнец был неосторожен около горна и обжёг ногу горячими углями. Я подлечила его и забрала боль, которую поместила в старую наковальню. За это мне дали двадцать четыре фунта картошки, три выделанных оленьих шкуры, полведра гвоздей, одну старую простыню, вполне ещё пригодную на повязки, и одну маленькую баночку ежиного жира, который, как поклялась жена кузнеца, является лучшим в мире лекарством от воспалений в горле. Кроме того, меня усадили обедать и угостили приличной порцией тушёного мяса. Потом, раз уж я оказалась поблизости, я пошла в Многопряжку, где навестила мистера Гауэра, чтобы подлечить его маленький недуг. Я упомянула о ежином жире, и он сказал, что для кое-каких частей тела это просто прекрасное лекарство, и охотно сменял мою баночку на приличный кусок ветчины. Миссис Гауэр угостила меня чаем и разрешила нарвать в саду большой букет любишек-в-маринаде, которые растут у неё, как нигде. — Тиффани призадумалась на минуту. — Ах, да, потом я ещё заглянула в Разумники, чтобы сменить припарки, а потом пошла навестить Барона, а уж потом — ха! — остаток дня бездельничала. В целом, денёк выдался неплохой, не слишком суетливый, потому что все были слишком заняты ярмаркой.

— Да уж, неплохой, — согласилась кельда, — хлопотливый и полезный вельми. Но весь тот день у меня виденья были про тебя, Тиффани Болит. — Дженни взмахнула смуглой ручкой, прервав возможные протесты. — Тиффани, ты же ведаешь, что я за тобой приглядываю. Ты наша карга, в конце-то концов, и у меня есть сила в главе следить за тобой, потому что кто-то должен это делать. Я ведаю, что ты ведаешь то, потому что ты премудрая, а ещё я ведаю, что ты делаешь вид, будто не ведаешь, ровно как и я притворяюсь, будто не ведаю, что ведаешь ты, и то тебе тоже ведомо, так?

— Ох, тут без бумаги и карандаша не разберешься, — попыталась отшутиться Тиффани.

— Сие не забавно ничуть! Твоё видение туманно в главе моей. Ты в опасности. И отвратней всего, я не зрю, откуда тревога сия. Это неправильно!

Только Тиффани открыла рот, чтобы ответить, как из туннеля в спешке появилось с полдюжины Фиглов, тащивших большое блюдо. Тиффани не могла не заметить, потому что ведьмы всегда всё подмечают, если могут, что голубой узор по краю блюда в точности повторял узор почти самого любимого парадного сервиза её матери. Остальное блюдо скрывалось под здоровенным куском баранины и картошкой в мундире. Запах был чудесный, и её желудок временно взял верх над разумом. Ведьмы неизбалованы и непривередливы, они всегда рады, если вдруг неожиданно выпадает случай перекусить.

Кусок мяса разрезали пополам, хотя половина для кельды оказалась слегка поменьше, чем половина для Тиффани. Строго говоря, одна половина не может быть меньше другой, потому что тогда она будет уже не половина, но на практике все понимают, что это значит. А у кельд всегда отменный аппетит, потому что они постоянно рожают малышей.

В любом случае, для теоретических бесед момент был явно неподходящий. Фигл протянул Тиффани столовый нож (который на самом деле оказался фигловским клеймором), а потом предложил слегка помятую жестянку с торчащей из неё ложечкой.

— Соус? — застенчиво спросил он.

Соус это уже неслыханная роскошь для типичного фигловского ужина, хотя Дженни, надо признать, слегка цивилизовала их в последнее время, насколько вообще можно цивилизовать Фиглов. По крайней мере, они стали хотя бы мыслить в правильном направлении. Тем не менее, Тиффани знала их достаточно хорошо, чтобы слегка насторожиться.

— Из чего он? — спросила Тиффани, отдавая себе отчёт, что это опасный вопрос.

— О, чудесаты штуки всякие, — ответил фигл, с энтузиазмом шерудя ложкой в жестянке. — Горьки яблочки тама, горчишно семя, хрен, улиты, дики травки, чеснок и мал-мала Джонни-запоздайки для скусу… — одно из слов он пробормотал слишком быстро, и Тиффани это заметила.

— Улиты? — переспросила она.

— Ах, айе, верно, питательны вельми, вит’мины и мин’ралы в них так и кишат, ведаешь ли, и эти ещё, как их, белки скочут! С чесноком просто диво, на вкус как чеснок и есть, в точности…

— А какой у них вкус без чеснока? — допытывалась Тиффани.

— Улиточный, — ответила кельда, сжалившись над самозваным официантом. — Еда сия вполне неплоха, девочка моя. Ночью парни выпускают их попастись на дикой капусте и собачьем салате. Вкус недурной, а ещё тут покражи никакой, это тоже тебе по нраву будет, я чаю.