Читаем без скачивания Мишка-печатник - Игорь Минутко

— А ну, подвинься!

— Тише, башка… — зашипел пацан.

— А чиво?

— «Чиво». Ты гляди.

Устроился Федя на суку, заглянул в зал и обмер: он увидел напряженные и взволнованные лица людей, которые были обращены в одну сторону, и вместе это было общее лицо всего зала, до отказа набитого красноармейцами и рабочими; он услышал гул одобрения и шквал аплодисментов, мгновенно возникших и тут же словно обрубленных; его коснулось жаркое дыхание толпы, и передались ее возбуждение и порыв; он увидел плакат над экраном: «Победа или смерть!» — и от этих коротких, как выстрел, слов затрепетала Федина душа… И Федя увидел человека, стоящего на сцене…

Федя не сразу понял, что это дядя Петя — он просто не знал такого дядю Петю, не видел никогда! На сцене стоял высокий, крепкий мужчина с красным бантом в петлице пиджака, и лицо его было вдохновенно, и зоркие глаза полны огня. Этот человек бросал в толпу громкие, резкие слова, и зал отвечал ему взволнованным движением. Человек поднимал руку, и его слова сопровождал решительный короткий жест, и только на один миг Федя увидел, что эта рука черна от типографской краски, и понял, что это конечно же, дядя Петя. Но потом опять произошло чудо: человек на сцене быстро прошелся взад-вперед, и в его движениях не было ничего знакомого, а были решимость, порывистость, сила, и Федя почувствовал, что все это полностью соответствует тому, что говорит дядя Петя — так чутко, быстро отвечал ему возгласами и движением зал…

Но что же говорит он? Федя напряг все свое внимание.

— …Вот что такое советская власть!-Наконец поймал Федя последние слова дяди Пети.

И тотчас в зале захлопали и закричали «ура». И отовсюду летело:

— Даешь советскую власть!

— Мы — за Лениным!

— Да здравствуют Советы!

Дядя Петя поднял руку. Стало тихо.

— Но чтобы советская власть дала нам все, что может дать и дает, — гремел в зале его голос, — сегодня, сейчас мы должны отстоять ее с оружием в руках!

— Даешь оружие!

— Смерть белым! — ворвалось в его речь. И опять дядя Петя поднял руку.

— Товарищи! — громко проговорил он. — Сегодня мы переживаем день, который надолго останется в памяти. С сегодняшнего дня мы должны, мы обязаны приступить к самой серьезной активной обороне нашего красного города! Мы должны создать революционную крепость с железной дисциплиной, в которой не будет места лени, произволу, несознательности. Всякая ошибка в настоящее время есть преступление! Победа или смерть!

— Ур-р-а! — ревел зал, и вверх летели фуражки и кепки.

— Победа или смерть! — неожиданно для себя закричал вдруг звонко Федя, и в зале многие повернулись к окну и заулыбались Феде и еще сильнее зааплодировали.

А потом тесный кинотеатр задрожал от песни:

Вихри враждебные веют над нами,Темные силы нас злобно гнетут…

Федя пел со всеми, и пацан в рваном картузе — тоже, и их лица пылали от восторга и счастья сопричастности к великому грозному времени.

НОЧЬЮ НА ЗАВОДЕ

Опустел зал кинотеатра, а Федя все сидит на суку, отца дожидается. А отец к дяде Пете подошел. Стоят они на сцене под грозным плакатом «Победа или смерть!» и о чем-то спорят.

— Папка! — кричит Федя со своего сука. — Когда домой пойдем?

Перестали спорить мужчины, на Федю смотрят.

— Федюха! — удивился отец. — Ты как здесь? А ну, давай сюда!

Спрыгнул Федя с дуба, влез в окно и подошел к ним. Смотрит — а дядя Петя опять обыкновенный: простой, добрый и глаза насмешливые. Даже отчего-то грустно сделалось Феде.

— Что, Федор, — спросил дядя Петя. — Небось соображаешь, как бы поесть чего? Я бы тоже не отказался.

И тут врывается в зал человек в кожанке и с наганом на боку, по щекам его ручейки пота текут.

— Петр Иванович! — подбежал, запыхался.- На Оружейном в сборочном ночная смена забастовала!

Рванулся навстречу человеку в кожанке дядя Петя:

— То есть как это забастовала?

— Митингуют, станки побросали. Говорят, паек малый и заработок худой. Я машину подогнал. Едем!

— Едем! И ты, Дмитрий, со мной. Понадобится — тоже слово скажешь.

— А с ним как? — Отец взял Федю за руку.

— С собой возьмем.

Летит сквозь темный, притаившийся город длинная черная машина с тупым носом. Мелькают редкие фонари; свет из фар осветит то домишко с окнами, закрытыми ставнями, то густые зеленые деревья, то патруль на углу — и штыки винтовок блеснут ярко.

Рядом с шофером сидит Федя, и дух у него захватывает от быстроты, и все ликует в нем — первый раз в жизни едет Федя на настоящей машине.

— А как она называется? — шепотом спрашивает Федя у шофера.

— Кто она? — тоже шепотом спрашивает шофер; он пожилой, усатый.

— Ну, машина ваша.

— А-а… — Шофер улыбается сквозь усы.- «Роллс-ройс» называется. В Англии ее сработали.

— В Англии? — удивляется Федя. — И оттуда привезли?

— Не мы, хозяин наш бывший, директор завода. Мы машину у него отобрали. Теперь обошьем железом, и броневик получится. Смекаешь?

— Смекаю. И тогда прямо на фронт, беляков бить, да?

— Точно.

Летит по гулким пустым улицам машина, ветер посвистывает, бьется в стекло. За спиной Феди на заднем сиденье — дядя Петя, отец и тот, в кожаной куртке.

— Ахатов воду мутит, — говорит человек в кожаной куртке. — Меньшевистское отродье…

— А еще кто? — спрашивает дядя Петя.

— Еще человек пять.

— Кто ж такие? — Злой голос у отца, аж звенит.

— Да все из купчиков, Саватин.- сынок кулацкий с Крапивенского уезда. В четырнадцатом на завод поступили, чтоб в окопы не угодить. Подкупили, надо полагать, тогда заводское начальство.

Машина резко поворачивает — Федя валится на бок. На смутном небе нарисовались зубья кремля; хоть он небольшой, не как в Москве, говорят, а тоже настоящий, давнишний; угловая башня попала в свет фар — кирпичи у нее внизу выщерблены. Стволы высоких тополей частят сбоку. И вот световой конус уходит в ворота под башней, прогудели каменные стены; Федя видит огромные купола Успенского собора (на этих куполах золотые звезды, и днем под солнцем они горят живым пламенем); промелькнули какие-то строения.

Машина останавливается у заводской проходной. Молодой парень с винтовкой распахивает дверцы, говорит:

— Здрасте, Петр Иванович!

— Мальчик с нами. — И опять дядя Петя берет Федю за руку.

Они быстро идут по заводскому двору мимо подвод, груженных чем-то тяжелым, мимо огней, труб, сложенных колодцами. С дядей Петей здороваются какие-то люди, и чувствуется, что все встревожены, напряжены.

Они входят в длинный сборочный цех, озаренный яркими лапами.

Федя видит, что у станков никого нет и все рабочие сгрудились в конце цеха. Оттуда доносится возбужденное гудение, выкрики. На железной лесенке, ведущей куда-то вверх, стоит мужчина в больших очках, лысый. Федя слышит его хриповатый, сорванный голос:

— …не для того мы поднялись на революцию, то-варищи, чтобы нас, пролетариев, морили голодом!

— Пролетарий… — грозно выдыхает отец.

— Начальник цеха, Ахатов, -говорит человек в кожанке.

— …не для того была революция, чтобы нас били по трудовому рублю, — ораторствует мужчина в очках.

— Революция не была! — кричит дядя Петя, и его громовой голос повторяет эхо. Опять он стал новым, как там, на митинге. — Революция есть и продолжается!

Движение проходит по толпе рабочих, всех словно ветром повернуло в сторону дяди Пети.

— Член ревкомитета, Горянов, — говорит кто-то в наступившей тишине.

— Иваныч наш… — шепчут в толпе.

А дядя Петя уже идет к железной лесенке, перед ним расступаются, и видит Федя: многие рабочие опускают голову.

И вот дядя Петя уже на лестнице — опять высокий, спину распрямил, сильный, тревожный…

Тихо-тихо в цехе. Слышно дыхание людей.

— Не верю! — говорит дядя Петя. — Не верю, чтобы оружейники против революции бастовали!

Колыхнуло толпу, ропот прокатился по ней и замер. И вдруг закричали из разных концов:

— Да мы не против!

— Мы за революцию стоим!

— Они говорят, мы слухаем!

— Кто говорит? — повернулся на голос дядя Петя.

— Да вон. — Молодой парень показывает рукой на кучку людей.

Видит Федя: сбились в эту кучку разные люди,

человек десять, и молодые, и пожилые, и оратор в очках с ними. Разные-то разные, а чем-то похожи друг на друга. Мордастые какие-то.

— И что ж они говорят? — опять спрашивает дядя Петя.

Молчит толпа, переминается..

— Вот ты, подойди сюда, — подзывает дядя Петя молодого парня.-Ты что говоришь?

— Я-то?

— Ты-то.

— А что? И скажу. Мало рабочим хлеба даете. А еще народная власть,..

— Ты власть нашу не хули! — срывается вдруг хриплый голос.

— На рыло его поглядите! — кричит кто-то. — Совсем помирает!