Читаем без скачивания Сироты квартала Бельвилль - Анна Кальма

— Э-э, все вы — глупыши! Она нас просто разыгрывает!

Клоди, казалось, не слышала. Вот она в последний раз очертила рукой в воздухе извилистую линию где-то высоко над головой и поставила на землю «ведро».

— Все, — сказала она. — Теперь твоя очередь, Юсуф.

Малыши повисли на ней:

— Что это было? Что ты нам показывала? Скажи, Диди.

Старшие галдели вразнобой, однако новая игра понравилась, и, когда Юсуф занял сцену, все снова затихли.

Мальчик в точности повторял первые жесты Клоди. Ведро, кран, вода. Но дальше он как будто забыл, и видно было, что он смущается и путается. Он что-то тащил, подымал, устанавливал и, наконец, совсем смешавшись, остановился и беспомощно уставился на Клоди.

— Ну что ж ты стоишь? Продолжай, Юсуф, — ободряюще сказала девочка, — давай показывай дальше.

— Да он все перепутал, — раздался ребячий голос. — Что ты хотел показать, Юсуф?

Юсуф понурился.

— Я правда что-то спутал, — сказал он смущенно. — Ведь ты показывала, как поливают парк, да, Клоди? Вот и я тащил шланг и…

Клоди засмеялась, а за ней начали смеяться и все остальные ребята.

— Юсуф, ты ошибся. Я показывала, как моют слона. — И тихо прибавила: — Я однажды видела, как это делают, когда была в зоологическом саду с моим папой.

Ей в это утро было просто необходимо произнести слово «папа».

Но именно в эту минуту из-за кустов, окаймляющих «сцену», вышел великолепный в своей замшевой куртке и светлых брюках Ги. Он спокойно кивнул оторопевшей от его появления девочке:

— Отлично показала, как моют слона. Я хохотал до слез. — При этом Ги даже не улыбнулся. — Сими права: ты действительно умеешь занимать ребят. Вон все они смотрят на тебя разинув рты. Молодчина!

И с этими словами Ги исчез, точно растворился в зеленых плотных кустах Бют-Шомон.

А Клоди еще долго не могла опомниться. Уж не сон ли его появление?

9. Записки Старого Старожила

Мне удалось залучить к себе Вожака. Все было, как у «больших»: лед, апельсиновый сок, капелька белого вина, высокие бокалы. Оттаял он не сразу, считал меня, как видно, соглядатаем, доверенным шпионом бабки и деда. Потом понемногу разговорился. Кажется, началось с любимых пластинок. И тут вдруг он мне рассказал историю, которую для себя я назвал «историей Жаклин Мерак». Записываю здесь так, как удалось запомнить.

— Весной, после каникул, дед и бабка отправили меня из Мулен Вьё с полными карманами, — так он начал. — Вы хорошо знаете моих родичей, они у меня добряки и дали мне надбавку даже на развлечения. Я давно мечтал увидеть и услышать «богов» всей молодежи — Джонни Холлидея, Брассенса, Адамо, Мирей Матьё и других. Конечно, стал ходить на их концерты в «Олимпию», сделался их «фаном» (фанатиком), бесновался, орал, ломал стулья, как другие, на их концертах. Но вот однажды услышал новую для меня певицу — Жаклин Мерак. У нее была совсем иная манера пения — ни крика, ни надрыва, ни завываний. Она пела как будто на одном дыхании, очень нежно. Как сказал один большой критик, она проникала в душу каждого, будила в нем все хорошее и детское. И песни у нее были не похожи на другие — о природе, о воспоминаниях детства, о калеке, которого нужно пожалеть. Вы, конечно, спросите, какова она собой. Что вам сказать? Когда я увидел ее — золотоволосую, с темными печальными глазами и небольшой фигуркой, облитой такой же золотистой, как волосы, туникой и брюками, — я вдруг про себя решил во что бы то ни стало прорваться за кулисы «Олимпии» и познакомиться с ней. Мои ребята могут сколько угодно скалить зубы и острить над разными моими «сенти-менти», но у меня, даю слово, было ощущение такое, будто мы с ней когда-то уже знали друг друга.

В этом месте Рири остановился и подозрительно поглядел на меня. Я слушал вполне серьезно.

— И вот, как только отгремели последние овации, я как полоумный бросился по каким-то коридорам и бесконечным лестницам в недра «Олимпии». Навстречу мне попадались люди в белых и зеленых халатах, пожарные в касках, девочки в балетных пачках. Кто-то меня хватал за рукава, кто-то кричал, что я сумасшедший и чтоб меня остановили. А я и впрямь был в те минуты сумасшедшим, сумасшедшим до тех пор, пока не очутился перед дверью, на которой было написано: «Мадемуазель Мерак». Какой-то тип еще пытался меня остановить, но я уже постучал и услышал: «Войдите».

Это был голос Жаклин, той золотоволосой волшебницы, которую я только что слышал. Голос этот для меня уже было невозможно спутать ни с одним другим голосом. Но когда дверь открылась, я подумал, что ошибся. Видимо, второпях перепутал двери. Передо мной на низком табурете сидел, нет, полулежал какой-то жалкий подросток с темным ежиком волос на мокрой маленькой головенке. На подростке была кружевная рубашечка, тоже совершенно мокрая от пота. Из-под этой рубашонки высовывались острые голые коленки. И еще я увидел страшный, длинный, едва зарубцевавшийся шрам, который тянулся вдоль шеи, захватывал совсем детское плечо и уходил куда-то дальше, за спину. Подросток взглянул на меня и ужасно смешался. А обо мне и говорить нечего: я стоял столбом, пот тек у меня за воротник, и я не то что говорить, я дышать не мог. Ведь я узнал. Узнал печальные темные глаза и рот, и худенькую руку. И вот эта мокрая, нахохленная и испуганная Жаклин стала мне вдруг такой своей, такой близкой…

Анри смолк, жадно затянулся сигаретой, потом, передохнув, продолжал:

— Я поклонился, но не мог выдавить из себя ни слова. И тогда ко мне подошла круглая крепкая женщина с деловыми манерами и очень мягко, но настойчиво оттеснила меня в коридор. Эта особа (позже оказалось, что она — импресарио мадемуазель Мерак) вышла вслед за мной и тут же начала выдавать мне разные комплименты. Что она, мол, тотчас поняла, что я исключительно благородный молодой человек, что по моему лицу ясно, что я все на свете понимаю и, конечно, сразу смогу понять и оценить героизм и самоотверженность Жаклин Мерак, которая поет, выступает и гастролирует по всей Франции и даже за границей, хотя она всего три недели как из больницы. Она лежала там полгода, оскальпированная, с переломанной ключицей и разорванным бедром… Я был, как видно, хорош, и дама сейчас же поняла, что от меня ей не отделаться. Она повела меня в какой-то закуток с обшарпанными креслами, села сама и меня усадила и выложила мне всю эту чертовщину. Оказалось, у Жаклин, как она выразилась, сердце ангела; она постоянно занимается чужими делами, кому-то что-то устраивает, помогает деньгами — словом, «творит добро». И вот в Тулузе, когда она там выступала с огромным успехом в местном театре, к ней за кулисы пришел маленький жалкий человечек — дрессировщик из бродячего цирка. Он выступал с тигром, дела цирка шли плохо, сбора ни один номер не делал. И этот тип придумал, как поднять сборы: Жаклин Мерак — знаменитая певица — появится один раз вместе с ним в клетке тигра. Конечно, нужна афиша, и на этой афише Жаклин Мерак будет снята вместе с тигром…

Сначала Жаклин смеялась, потом поняла, что не от хорошей жизни придумал дрессировщик такую рекламу. Ей стало жалко этого человека, и она тут же обещала прийти назавтра в цирк и сняться в клетке тигра для будущей афиши.

Дрессировщик кланялся до земли, целовал ей руки, был вне себя от радости: еще бы — сама Жаклин Мерак будет участвовать в его номере!

Слух об этом обежал всю Тулузу. И назавтра, когда Жаклин в легком кружевном платьице пришла в цирк, ее уже ждала целая толпа: репортеры, фотографы, просто любопытные, поклонники.

Вся эта толпа ввалилась вслед за певицей и дрессировщиком в цирковой зверинец, в помещение, где была клетка тигра. Наверное, грохот этого сборища испугал или рассердил тигра. А может быть, в этот день тигр просто встал с левой ноги — неизвестно. Известно только, что, когда дрессировщик со стальным хлыстом и Жаклин в своих кружевах вошли в клетку, тигр на какую-то долю секунды присел и одним прыжком перемахнул через своего хозяина. Толпа услышала тонкий крик. Мелькнул клок белого кружева, рука Жаклин… И кровь, кровь, кровь…

Рири замолчал. Я не задавал вопросов.

— Тигр зубами содрал кожу с головы Жаклин. Сорвал вместе с ее блестящими темными волосами. Раздавил ключицу. Нанес много страшных ран. Врачи сказали, что она вряд ли доживет до ночи…

— А тигр? — спросил я. — Надеюсь, этого зверя тут же пристрелили?

Рири криво усмехнулся:

— Как бы не так! Дрессировщик из всей этой истории сделал себе блестящую рекламу. Он с «бенгальским тигром, который чуть не загрыз Жаклин Мерак», гастролирует по всей Франции, и его приглашают все самые крупные цирки.

— Анри, а что же было после? После того, как ты все это узнал от импресарио?

Прежде чем ответить, Рири долго раскуривал новую сигарету. Его хмурое лицо вдруг как-то расправилось, стало совершенно мальчишеским.