Читаем без скачивания Убить своего дракона - Ксения Баженова

— Я хочу написать завещание.

Марк не стал ее разубеждать. Он знал людей, которые и в тридцать лет пишут завещание, и понимал ее состояние. Сказал, что готов в любой момент ей помочь.

— Давай прямо сейчас, — предложила она.

— Хорошо.

— Я тебе скажу, а ты потом все оформи нотариально. Тебе же не составит труда сделать это. И не думай, пожалуйста, что я тебе не доверяю, просто хочу быть уверенной на сто процентов, что будет, как я хочу.

Марк немного напрягся:

— Оля, не пугай меня. Надеюсь, во-первых, что ты по-серьезному умирать не собираешься, а во-вторых, ты же не думаешь оставлять свое имущество Владлене? — С одной стороны, он шутил, с другой — понимал, что домработница стала занимать в жизни Ольги очень важное место, да, та помогала ей, но что-то внутри него противилось этой колхозной женщине-гренадеру с заплывшими глазками и наглыми манерами.

За стеной что-то грохнуло. Марк вздрогнул, выглянул за дверь и закрыл ее поплотнее.

— Слышала, как бабахнуло? Может, это гром?

— Нет, я все завещаю тебе, но с одним условием…

— Оля! Мне-то зачем? Завещай лучше детскому дому или больнице какой-нибудь, ну, не знаю… фонду сердечных больных.

— Послушай, я знаю, тебе ничего не нужно. Можешь именно так и распорядиться всем на свое усмотрение. Только Владлену не обидь. И — самое главное условие. Ты должен заботиться о Ляле, чтобы она чувствовала себя счастливой и довольной. Это же Гриша мне ее оттуда прислал.

— Оленька, да я и так готов о ней заботиться, а на тебя, по-моему, действуют басни, почерпнутые из телевизора этой безумной «родственницей».

— Если я напишу завещание, мне будет спокойнее. Чувствую, пора это сделать. И не обижай Владлену, если бы не она…

— Если бы не она, мы бы нашли тебе кого-нибудь другого, поприличнее. Оль, может, в больницу, я прошу тебя.

— Нет, Марк, я не хочу. Вот сколько без больницы протяну, столько и хорошо. И пожалуйста, не уговаривай меня.

Он взял ее руку… С возрастом она лишилась былой белизны и гладкости. Вылезли вены, кожа покрылась сеточкой морщин, но маникюр по-прежнему был идеален. Кажется, совсем недавно эта молодая рука кидала ему воланчик бадминтоновой ракеткой, взъерошивала волосы, разрезала только что вынутый из духовки пирог, иногда повязывала галстук… И вот теперь разговоры о смерти.

— Родная моя, ну зачем ты так говоришь? — Он тихонько поцеловал выступающие, словно маленькие горные хребты, костяшки.

— Мы же реально всегда смотрели на жизнь, правда, Марк? Только я так и не пойму, почему ты никогда не говорил мне о своих чувствах. Хотя я счастлива, что всю жизнь прожила с Гришей. А ты, между прочим, так и не женился.

— Да, и любил только тебя. — Марк засмеялся. — Работа, Оленька, работа моя жена, и ребенок, и все остальное.

Она вздохнула:

— Врешь.

— Поспи, моя хорошая. Тебе надо отдохнуть.

— Скоро отдохну. — Она выдернула руку и отвернулась к окну. — А ты всю жизнь врал и врешь даже тогда, когда мне плохо.

Марк поднялся, поцеловал ее в лоб.

— Пора мне, поздно уже. Завтра позвоню.

— И с нотариусом созвонись. У тебя вроде был друг какой-то, Андрей.

— Позвоню ему сегодня и на днях его привезу, не беспокойся, спи.

Она слышала, как во дворе завелась его машина, как Владлена закрыла ворота, потом зашла, молча поставила на стол блюдечко с лекарствами и стакан воды и удалилась.

— Влада! — Ольга крайне удивилась. — Что-нибудь случилось?

— Давление. Пойду я. Ничего больше не нужно? — спросила Владлена, оставаясь в той же позе, спиной к Ольге, повернув лишь наполовину свое одутловатое лицо.

— Нет, спасибо. Конечно, конечно, идите. — Ольга уже называла ее по имени, и даже сокращенно, но на ты так и не перешла.

Навсегда остаться домработницей, прислугой, подавалкой!!! А потом вернуться обратно ни с чем, старой, больной, никому не нужной. И это после того, как жизнь подкинула ей такой шанс после многоходовки, которую ей пришлось совершить. Дом сияет. Полы натерты до блеска, окна такие чистые, будто их вовсе нет, ни пылинки, чистые шторы, скатерти. В саду уже несколько грядочек, такие аккуратненькие, что сердце тает. Огурчики, морковка, укроп. Она же свое убирает. Свое-то разве сложно прибрать, отчистить, сердце поет, когда ототрешь ковер от шерсти вонючей кошки, которая везде лезет, чтоб ее разорвало на части… И Коленька без присмотра, без котлеточек, без борща. Потому что она знала, не зря, еще немножко, облетит эта стареющая хныкающая профессорша, и все-все достанется ей, Владлене. Имеет право. Плохо, что ли, ухаживала, бульоны готовила, овощи на пару, лекарства давала по минутам, белье разве что не хрустит. Книжки всякие, чтоб они сгорели, читала, зрение портила, сериал пропускала. Ладно, если б родственники какие были близкие. Нету родственников-то! Ни-ко-го! Вот она, Владлена, и заботится, стирает, убирает, на каждый зов бежит. И что? Все достается этому мерзкому адвокатишке, а про нее только одно напоминание, «не обидь». Типа, подбрасывай на бедность, чтобы с голоду не померла! Какое унижение! А ведь это последний шанс. Чтобы Коленьку поднять и спокойно помереть. Вот так, дал Бог случай и забрал. Что она не так делала? Уж расстаралась, задницу порвала. О кошке этой, твари глазастой, печется, придушить ее, мерзавку, а в итоге вся благодарность — чтобы Владлена на улице не осталась.

Когда, убирая коридор, — мыла его, между прочим, по два раза в день, чтобы этой интеллигентше пыль в ее худосочные легкие не попадала, — услышала из-за приоткрытой двери разговор, кровь хлынула в голову, и от внезапно подступившей ненависти Владлена изо всех сил долбанула ногой ведро и рванула в свою комнату, не разбирая дороги, сшибая предметы по пути. Подвернувшуюся Лялю схватила за шкирку и кинула за дверь в сад. И потом рвала до боли в руках в клочья плотное хлопковое покрывало в цветочек в своей маленькой комнатке — стул, тумбочка и узкая кровать с провалившимся матрасом.

Ох, змея, ох, змеища оказалась эта Ольга. А строила-то из себя агнца небесного. Овечкой прикидывалась. А роднее Владлены, которая все для нее делала — если б не она, окочурилась бы тогда на кладбище, — оказался этот адвокатишка, который только ходит тут и командует. Ему-то зачем? Все у него есть. И кошка, главное, эта. Хотелось схватить ее и свернуть бошку. Коленька не простит, если придется опять перебираться на съемную квартиру. И прошлые хозяева, конечно, обратно не возьмут. Ищи тогда новых, а деньги где брать? Как она сдерживала свои эмоции, как бесила ее Ольгина интеллигентность вшивая, это «вы», ноющий голосок, вальяжное тельце в утреннем пеньюаре! Тьфу, срамота! А она крепилась, терпела. Точно, точно мутила Ольга с этим адвокатишкой. Иначе как объяснить такой поступок? Жалкая шлюшка. Вот ее там и наказали, пусть сердцем корчится, помирает потихоньку. «Но я не сдамся. Все равно все наше с Коленькой будет. Не на ту напали! Ползай тут на карачках, грязь их подскребай, а наследство отойдет хахелю. Хрен вам на лопате, а не наследство».

Владлена посмотрела на часы. Снова пора нести лекарство этой тетёхе. Она ждала не могла дождаться, когда хозяйка отправится на тот свет, да и та вроде не против, так что даже стыдно не было Владлене за свои мысли. Но сейчас нельзя, чтобы она померла. Пусть сначала завещание перепишет, а потом уже на тот свет. Давно ее там с фонарями ищут.

— Оленька Андревна, пора лекарство принимать.

— Я рада, что у вас настроение поменялось. Надеюсь, у Коли все хорошо.

«Заботливую изображает, рада она. Все, все у нас будет хорошо». Владлена делано вздохнула:

— Не хотела тебя расстраивать, но лучше, если ты будешь знать. Ваш-то, этот Марк, когда уходил, Ляля сидела на его ботинках в коридоре. Так он увидел, аж затрясся весь, как схватит киську за шкирку и пенделем во двор.

Она видела, как меняется Ольгино лицо.

— Не может быть. — «Ага, задрожал голосочек-то». — Марк никогда бы так не поступил. Зачем вы обманываете?

Владлена вздохнула и встала.

— Конечно, кто мне поверит, я здесь никто, прислуга. Зря я вам сказала. — Это «вам» резануло Ольгу хуже истории про кошку. — Ну пойду, убираться надо, напрасно, что ли, вы мне деньги платите.

— Постойте, постойте. — Ольга приподнялась и села на краешке кровати. — Ну постойте же.

Владлена обернулась. Белые ноги торчали из-под ночнушки. Хотелось перебить их чем-нибудь потяжелее.

— Зачем вы такое говорите? Вы знаете, как я к вам отношусь. Просто Марк, он же вроде любит Лялю. А где она, кстати?

— Не буду ничего больше говорить. Мое дело маленькое — знай прибирайся да обстирывай. А где? Я не знаю. Он швырнул кошку — она унеслась, как ошпаренная.

— Владочка, найдите ее, пожалуйста. А пойдемте вместе. А я вам потом чем-нибудь помогу.

— Поможет она, Господи прости. Ложись, ложись в кровать да пей лекарство. Найду я твою кошку.