Читаем без скачивания Кубинский зал - Колин Харрисон

Я больше не сержусь на Джудит за то, что она сделала. Во всяком случае, не так сильно, как вначале. Она пошла на это, потому что считала — так будет лучше для Тимоти. Я думаю, она и Уилсон встречались по субботам и воскресеньям в одном из небольших отелей в Верхнем Ист-Сайде. Долгие совместные обеды, долгие вечера в жарком забытьи. В своих действиях Джудит, несомненно, была решительна и изобретательна, разнообразна и инициативна. Полагаю, старина Уилсон тоже не подкачал и оказался хорошим любовником; произвольно чередуя «большой» и «маленький глаз», он обеспечил моей жене захватывающий секс, что не могло не подействовать на самооценку Джудит, разом подняв ее в собственных глазах на новый, высший уровень. Я не сомневаюсь, что она отдавалась ему полностью, до самоотречения, до полного забытья — груди подпрыгивают, рот раззявлен, глаза закачены. В конце концов, почему бы нет? С возрастом секс становится более откровенным, и иначе просто не может быть. Ведь спим мы или бодрствуем, радуемся или горюем, часы идут, и их не остановить и не перевести назад. Думаю, она сама сказала, что он может вставлять ей с любой стороны. Уилсон Доун, однако, вряд ли улыбался и шутил, вряд ли он даже расслабился хоть на минуту, потому что секс с Джудит был для него еще одним способом нанести мне болезненный удар, а будучи человеком практичным, он наверняка умел совмещать дело и удовольствие.

Рискованность предпринятого шага, несомненно, возбуждала Джудит больше обычного, и она, вероятно, восприняла это как еще одно доказательство того, что с мужем у нее было не все в порядке. По-видимому, во время одного из последовавших за бурным соитием разговоров она дала Доуну понять, то собирается развестись со мной и уехать. Джудит всегда любила все планировать. Кстати, за эти свидания она преспокойно платила нашей общей кредитной карточкой, даже не пытаясь скрыть от меня свои траты, однако ее поведение вовсе не было таким жестоким, как может показаться на первый взгляд. В причинах, толкнувших ее на этот поступок, разобраться очень нелегко, поэтому я предпочел бы довериться инстинкту Джудит, который почти никогда ее подводил. И все же кое-какие соображения у меня были. Отдаваясь Уилсону Доуну, Джудит, с одной стороны, предоставила ему возможность отомстить мне еще одним способом, о чем я уже говорил, а с другой — дала выход собственным гневу и разочарованию, направленным против меня, и, возможно, обрела в своей измене некое подобие утешения. Но это было еще не все. Не исключено, что Джудит пыталась как-то облегчить мое положение, считая, что после того, как она переспит с Уилсоном Доуном, он будет ненавидеть меня уже не так сильно. А может, — понимая, что возмездие неотвратимо, — Джудит поспешила вывести себя из-под удара прежде, чем гнев Доуна обрушится на меня. Возможно также, что ее близость с Доуном явилась — как ни парадоксально это звучит — чем-то вроде проявления женской солидарности и взаимовыручки по отношению к его жене, которая была настолько раздавлена горем, что вскоре после похорон оказалась в роскошной частной палате психиатрического отделения Нью-йоркской городской больницы. Хорошо понимая ее состояние, Джудит добровольно пожелала взять на себя часть супружеских обязанностей миссис Доун, пока та не способна их исполнять. Не исключено, однако, что дело обстояло совершенно наоборот и что Джудит с самого начала метила именно в жену Уилсона Доуна, давая ей понять, что любые попытки причинить вред Тимоти чреваты разрушением ее собственного брака.

Любой из этих вариантов был вероятен, а может быть, здесь было намешано всего понемногу. И все же мне кажется, что существовал еще один мотив, и, чисто по-мужски, вопреки логике всего происшедшего, я мог бы даже предупредить Уилсона Доуна о приготовленной для него западне. Но — повторяю — тогда я еще ничего толком не знал. Между тем Джудит — апеллируя к мужскому естеству и к ненависти, которую мистер Доун-старший питал ко мне, — очень ловко заставила его забыть о том, какое поведение обыкновенный здравый смысл предписывал человеку, возбудившему гражданский иск на сорок миллионов против мистера и миссис Уайет — равно как и о его планах получить возмещение ущерба за счет их общего имущества и сбережений. Как только Уилсон Доун начал регулярно погружать свой напряженный член, временно заменивший ему голову, в лоно моей жены, он сразу лишился и адвоката, утратившего к делу весь интерес, и поддержки собственной супруги, и даже потенциального сочувствия присяжных, ибо Джудит документировала каждый их шаг. Она не только расплачивалась с помощью кредитной карточки, которую легко можно было проследить, не только записывала каждый разговор, когда звонила Уилсону по телефону, не только посылала на его служебный адрес дружеские и достаточно откровенные записки, которые, не будучи снабжены пометкой «Лично», распечатывались, подобающим образом регистрировались, копировались в трех экземплярах и подшивались в папку входящих документов, превращаясь таким образом в часть официальной документации банка, но не пренебрегала и мелочами — такими, например, как семь пар очень сексуальных шелковых трусиков с глубоким вырезом, надевавшихся только один раз после свидания и сохранивших не только седые лобковые волоски старины Уилсона, но и следы того самого вещества, с помощью которого был зачат его несчастный сын, — следы засохшей спермы, надежно сберегаемые в прозрачных пластиковых пакетах с герметичной застежкой. Многое в этой жизни в конце концов определяется тем, что произошло с семенем и куда оно попало — выплеснулось ли оно внутрь или наружу, выше или ниже, было ли оно обнаружено или нет. Если бы при таких условиях Уилсон Доун не отозвал своего иска, на свет Божий могло выплыть — и наверняка бы выплыло, — что истец потихоньку потягивает одного из ответчиков, что, разумеется, выглядело не слишком достойно и вряд ли могло понравиться миссис Доун и руководству банка. Адольфус Клей III — мудрейший из мудрых и хитрейший из хитрых — первым пронюхал о воскресных похождениях своего клиента, и довольно скоро чета Доунов тихо и без шума отозвала свой сорокамиллионный иск.

Не зная подлинной причины этого, я вообразил, будто подобный поворот дел означает победу, шанс вернуть назад нашу прежнюю жизнь.

— Отличные новости! — воскликнул я, возвратившись домой в тот вечер. Джудит стояла на коленях в стенном шкафу. — Все кончилось!

В ответ Джудит лишь улыбнулась холодно-вежливой улыбкой, словно врач, которому безнадежно больной рассказывает о случае чудесного исцеления.

— Что это ты затеяла? — спросил я.

— Да вот, решила кое-что выбросить. — Она снова нырнула в шкаф и принялась швырять через голову домашние тапочки, туфли, кроссовки. Они падали на покрывало кровати, на ковер, закатывались под платяной шкаф. Я мало что понимаю в женской обуви, но эти туфли казались мне еще совсем хорошими.

Постараюсь закончить поскорее — хотя бы ради себя самого.

Прошло совсем немного времени, и Ларри Кирмер пригласил меня на ланч, чтобы предупредить, что я «перестал соответствовать занимаемой должности». По сути он был прав, но его слова звучали по-казенному грубо. Впрочем, этого следовало ожидать — ведь Кирмер говорил со мной как полномочный представитель исполнительного комитета компании. Никакого отпуска по болезни, как это делается в подобных случаях, никакой работы на полставки, никаких обтекаемых формулировок во спасение доброго имени… Правда, я был партнером, но это не играло существенной роли. Кирмер сказал, что в соответствии с контрактом, который я подписал много лет назад, моя доля будет выплачена мне по частям в течение семи лет. (Это обычная практика, которая позволяет заткнуть увольняемому рот. Если бы я попытался оспорить решение комитета в суде, фирма попросту прекратила бы мне платить.) Через две недели я получу окончательный расчет, закончил Кирмер, так почему бы с завтрашнего дня мне не взять причитающийся мне очередной отпуск?…

Так, нежданно-негаданно начал сбоить наш семейный финансовый мотор. До этого момента мы ездили в огромном «универсале» с восьмицилиндровым V-образным двигателем, который сжигал деньги буквально вагонами (двигатель имел низкую топливную экономичность, поэтому на бензин у нас уходило несколько сотен тысяч в год). Но кого это волновало тогда? Кого волновало, сколько мы истратили на новую кухню, которая была нам совершенно не нужна? Довольно скоро я получил от фирмы первый чек, но деньги быстро убывали, а никаких других доходов у меня не было. Поток долларов и центов, питавший наш семейный мотор, иссяк, и в течение следующих шести месяцев я вынужден был экономить буквально на всем. Но это оказалось не так-то просто. Как выяснилось, в Нью-Йорке нельзя жить, ничего не тратя, и я ликвидировал свой счет в брокерской компании Шваба (на сумму 246 тысяч 745 долларов). Теперь я с ужасом ожидал ежемесячных платежей по ипотеке (8 тысяч 780 долларов). Плата за квартиру (3 тысячи 945 долларов) казалась мне грабежом среди бела дня. Чтобы сэкономить, мы рассчитали Сельму — нашу приходящую няню, которая много лет служила нам верой и правдой и которая снова и снова целовала Тимоти на прощанье, а уже идя к двери, не смогла сдержать слез. Частная медицинская страховка обходилась в две тысячи сто шестьдесят пять долларов в месяц, и я перестал стричься (шестьдесят два доллара) и экономил на чистке ботинок (четыре доллара). Я гасил свет по всей квартире (0,03 цента в час), я покупал макароны (пять девяносто за фунт) вместо рыбы (тринадцать девяносто девять за фунт) и многократно использовал одноразовые лезвия (девять девяносто пять за два десятка). Джудит рассталась с преподавателем музыки (семьдесят пять долларов за урок). Я аннулировал кредитные карточки — роскошь стала нам не по карману, и перестал ставить машину в гараж (585 долларов в месяц), а тут еще выяснилось, что за прошлый год мы недоплатили налогов на сорок три тысячи восемьсот семьдесят шесть долларов. Я отказался от газет (сорок восемь долларов в месяц) и от сотового телефона (шестьдесят девять в месяц). Тем временем со стоявшей без присмотра машины кто-то свистнул колпаки, но я не стал заменять их ни «родными» (что обошлось бы в 316 долларов), ни дешевой имитацией от «Пей бойз» (сорок восемь долларов девяносто девять центов за комплект). Наш мотор едва тянул, и стрелка топливомера стояла почти на нуле.