Читаем без скачивания Портрет в сандаловой рамке - Людмила Бояджиева

— Это еще не страшно. У нас в университете был профессор химии сорока пяти лет! Чеканный профиль, черные кудри, такие, знаете — живописные, поэтические… Отвернется к доске писать формулы — в аудитории сплошные томные вздохи. У нас, на медицинском, было много девиц. В Анри Дебера были влюблены абсолютно все! — Анна сидела на пне, разглаживая на коленях клетчатую юбку, и старательно делала вид, что болтает о пустяках.

— Вы тоже? Тоже влюбились в этого престарелого Анри?

— Немножко, — она досадливо пожала плечами, — Немножко не считается. Я думаю, что это была совсем даже не любовь. Обыкновенное увлечение. Любовь, это когда можно умереть от счастья. От восторга, от того, что это невероятное чудо случилось с тобой… Наверно, такое вообще не возможно перенести…

— А вы ведь в самом деле совсем девчонка. И весьма романтичная, почему-то вздохнул Тисо. — От счастья не умирают, поверьте старику, — голос Мишель прозвучал строго и печально. — Если любовь настоящая — умирать очень страшно. Потому что невозможно расстаться. И каждое расставание — как разлука навсегда. Как маленькая смерть.

Словно смутившись своей откровенности, он пошел к освещенной солнцем поляне. Анна двинулась следом.

— Вы слышите писк? — насторожилась она. — Вон там, под деревом! — Анна кинулась к едва опушенному акварельной листвой ясеню и присела в траву: — Галчонок! Совсем махонький. Выпал из гнезда. Боже, как он меня боится, дурашка!

Мишель осторожно ухватил отчаянно верещавшего птенца:

— Шустряк желторотый. А вот и семейство обеспокоилось. Ишь — целый табор собрался — засели в сторонке и галдят.

— У них там, на клене, гнездо! Вон, — придерживая берет, Анна задрала голову, — На самой верхотуре.

— Держите, — Мишель повесил фотоаппарат на ее плечо, засунул галчонка за пазуху и начал взбираться на дерево: — Надеюсь, я не перепутаю квартиру.

— Не надо! Вы же свалитесь! — крикнула Анна, засунув постоянно сваливавшийся берет в карман.

— Я и в самом деле выгляжу таким дряхлым? Обратите внимание — ловок, спортивен, милосерден, — добравшись до верхушки дерева, Мишель опустил птенца в гнездо. — А ну, живее домой, гуляка. И впредь будь поосторожней.

Раскачавшись на толстой ветке, он спрыгнул на землю.

— Ой…

— Нога? — подбежала Анна.

— Радикулит… Все, теперь до осени не разогнусь… Придется постоянно стоять за камерой. Крючком. И даже ходить с ней. Под попонкой не видно страдания на лице. Хохочете? А знаете, девочка моя, это вовсе не смешно. Я растеряю всех клиентов. На меня перестанут заглядываться женщины и вообще… Ой! Жутко болит вот здесь… — Застонав он сел на поваленное дерево.

— Я делаю прекрасный массаж. Нас учили. Применю специальную методу для мужчин среднего возраста, не желающих терять поклонниц. Только больше никогда не называйте меня «моя девочка». Вы ведь называете так всех своих… пассий. Поясницу придется обнажить.

Мишель застонал, подставив спину рукам Анны: — А вы сильная! Ну, зачем так хватать! Больно же!

— Довольно с вас, — Анна легонько пошлепала поясницу больного. Он поднялся, медленно выпрямляя спину.

— Вроде, порядок… Немного перекосило влево, но это не беда для пожилого донжуана. Пожалуй, даже лучше, чем было. Да вы волшебница, мадмуазель. Кстати, своих пассий я так и называю — «моя пассия». А вы — девочка. Но не моя. Так что — замечание принято, Анна.

— У вас приятный характер: вы не очень скучный.

— Потрясающий успех — вам понравился мой характер и свитер! Что же будет, когда я напечатаю эту пленку…

— Букашки, листочки, цветочки. Я еще хотела жука! Глянцевого с блестящими глазками!

— Увы, «охота» на сегодня закончена. Жуки могут отдыхать. А больному придется опереться на вашу руку, доктор. Умилительная картинка — заботливая дочь ведет парализованного отца.

— Ну, на отца вы не тянете. Держитесь крепче, — Анна положила его руку на свое плечо. — Хотя по весу — вполне. Жаль все же, что я не прихватила подругу. Она у меня силачка.

У Мишеля Тисо был старенький «Ситроен» с клаксоном. Он часто возил Анну по окрестностям, учил обращаться с фотоаппаратом, выбирать натуру. Конечно же, это были не уроки, а свидания, лишь слегка закамуфлированные под обучение. Все чаще сквозь чинное общение прорывалась безалаберная эйфория влюбленности.

Они ходили на «охоту» каждую неделю, гуляли по городу и с шиком, клаксоня кидавшимся врассыпную гусям, гоняли по проселочным дорогам. Они уже знали друг о друге почти все. Мишель приехал в Брюссель из Остенде еще до немецкой оккупации, после того, как похоронил погибших в автокатастрофе родителей. Продал унаследованную от отца фотомастерскую и перебрался в столицу, хотя имел высшее юридическое образование.

— Я решил, что круглый невезун, — руки Мишеля неподвижно лежали на руле. Автомобиль ждал светофора у железнодорожного переезда.

— Девушка, которую я считал своей невестой, укатила на каникулы в Филадельфию, дабы стажироваться на кинооператора. И вышла там замуж за своего учителя. Я немного поколебался, не впасть ли в черную меланхолию… — он глянул на Анну уголком глаза и улыбнулся, как бы приглашая додумать финал самой.

— Но в меланхолию не впал, выбрал роль шутника и насмешника. Вроде как бы перестал принимать жизнь всерьез. Попробовал плыть по течению и относится ко всему с пофигизмом, — подхватила рассказ Анна, уже знавшая как часто совпадают их поступки и мысли. — Я тоже осталась одна в большой профессорской квартире. Мама умерла, когда мне было пять. Отец — германист, профессор истории в Университете, был великолепен! Этакий римлянин с чеканным профилем и командорской осанкой. Думаю, не мало женщин мечтало стать моей мачехой. Но жениться отец не спешил. Он решился вступить в новый брак лишь когда я уже кончала гимназию. Майя Розеншпиль — специалист по римскому праву — прелесть! Строгие очки в золотой оправе и невероятная смешливость. Мы подружились, у нас даже появились от главы семейства маленькие женские секреты — новые платья в шкафу, любовные дамские романы. Она так здорово смеялась, эта рыжая Майя… Но она была еврейкой, а в 39 году оказалось, что быть еврейкой при нацистах категорически не следует. Отца пригласили читать лекции в Аргентину. И супруги уехали, оставив меня здесь до окончания университета.

— Завидное легкомыслие в рядах мыслящей интеллигенции, — нахмурился Мишель, направив автомобиль под взлетевший шлагбаум.

— Почему-то мы не думали, что все это так серьезно, — помрачнела Анна. — Я получила диплом доктора медицины и вместо того, чтобы умчать в Аргентину — осталась дома. Подвернулась интересная работа. Тот самый обольстительный профессор химии, читавший курс в Университете, пригласил бывшую ученицу-отличницу в свою научную лабораторию. Там занимались исследованиями карценомных образований. Представляешь? Да это мечта всякого медика — найти средство от рака!