Читаем без скачивания Краткие встречи долгого расставания - Кирилл Берендеев

"С этой потаскухой. Она бросит тебя, милый, в любой момент бросит и уйдет к другому, более перспективному. Разве так не было уже. И будет, ты сам знаешь, ты сомневаешься, но знаешь... Оставь ее ведь у тебя есть еще я. Милый, неужели ты думаешь, что я тебя когда-нибудь оставлю. Неужели ты можешь сомневаться в этом?".

Нет, я не могу сомневаться в этом. Даже умерев несколько лет назад каждое двадцать второе число каждого месяца она упорно оживает во мне, приглашая в свой рай, за собой, туда, в пропасть. И мне приходится цепляться за лица знакомых и незнакомых людей, чтобы бежать ее, чтобы не состоялась сызнова эта встреча.

Груда камней и металла неумолимо надвигается, сейчас в ней сосредоточено время всего сущего. И автомобиль стремительно летит в мазохистском желании уничтожить себя и нас, сидящих в нем.

Варвара одной рукой пытается справиться с ремнем, другой она вцепилась в меня. А я рву изо всех сил, что остались, неподдающуюся дверь автомобиля. Путь к возвращению. Путь обратно.

Она перестала бороться за себя, она теперь борется за меня, вернее со мной, пытаясь остановить помешать бегству.. Немного надо, всего несколько секунд. Тогда я буду ее навеки, до тех пор, пока не умрет в страшных мучениях агонизирующее, пораженное энтропией время.

Но агония времени сейчас работает на меня. Злокачественная опухоль, в которой двигается автомобиль, все больше и больше замедляет его ток. Секунды растягиваются как резина, которая порвется в любое мгновение. И сокрушит все вокруг. Я уже чувствую как они названивают - струны времени и от напряжения становясь прочными как сталь и хрупкими как стекло. Варвара всегда приносила с собой боль, она не может иначе, но теперь ее боль не трогает меня, лишь заставляет действовать решительнее.

Непослушные руки рвут ручку двери. До упора на себя.

Щелчок. И трещина, расползающаяся в разные стороны - дверь открывается. Сквозь нее виден резаный пейзаж, точно небрежно нарисованный акварелью на бумаге. Неясные деревца, чахлые кустики - о, сколь прекрасней они мертвых механизмов, собранных внизу, не то людьми не то дождями и ветром.

Резкий рывок - пиджак рвется на части, ее пальцы соскальзывают, она медленно валится на освободившееся сиденье водителя Секунды растянуты до предела, звон их струн уходит в неслышимый человеческим ухом диапазон, и оттого все сокрушительнее бьют по барабанным перепонкам, по нервам, по сокращенному до предела ритму биения сердца.

Неловкий кувырок, и я вываливаюсь наружу. И тут же выпадаю из опухоли времени. Звуки свет, движения становятся все быстрее, во много раз кино жизни возвращается на свой привычный ритм воспроизведения.

И автомобиль с Варварой летит по идеальной прямой прочь, все быстрее, быстрее...

С хрустом, грохотом, лязгом и скрежетом врезается, переворачиваясь и сокрушаясь, в каменные валы.

И тишина. Прерываемая какой-то мелодией, странно мне кажется, она происходит из чрева изуродованной до неузнаваемости машины.

Чудовищный силы взрыв как яростный крик оглушает меня, валит с ног, забрасывает, землей, песком, прошлогодними листьями. И замолкает на самой высокой ноте, языки пламени неслышно лижут плавящийся корпус.

А перед лицом, под щекою асфальт. Затертый, выщербленный, истоптанный тысячами ног, прошедших по нему. В поле зрения какая-то шелуха, смятые обертки от конфет, семечки, прилипшие намертво к полу плевки жевательной резинки. Приподнимаю голову, вижу желтоватую кафельную плитку, которой оклеена стена, потрескавшуюся, местами выщербленную.

В памяти всплывает голос. И осторожное прикосновение к плечу чьей-то незнакомой руки, участливое, боязливое. Слова непонятны, в них что-то говорится обо мне, я уверен.

Прикладываю усилие, чтобы попытаться оторваться от пола. Меня пытаются перевернуть на спину все так же бережно, что и раньше.

Я начинаю различать слова:

- Вам плохо? Пожалуйста, постарайтесь ответить. Слышите меня?

Тело слушается моих приказов. Плохо но слушается. Голос. Сейчас я пожалуй рискну им воспользоваться. Посмотрим, что выйдет.

- Порядок, - чуть слышно. Но понятно, во всяком случае, - сейчас встану.

- Не надо, лежите. Я врача вызову. Здесь недалеко есть медпункт.

С большим трудом мне удалось перекатиться на бок. Надо мной склонился молодой милиционер. Свою дубинку и автомат он отложил в сторону, чтобы не мешали, и сосредоточенно, как учили, щупает мой пульс.

- Все в порядке, - повторяю я теперь отчетливее и громче. - Помогите мне подняться.

Паренек подхватил меня и едва я успел очухаться, как оказался стоящим на ногах. Колени дрогнули, но меня прижали к стене, и я не упал.

- Что-то с сердцем? - участливо спросил он. - Таблетки у вас при себе?

- Нет... Это случается... Иногда...

Неожиданно отчаянная мысль винтом вкручивается в мой мозг. Я склоняю голову и, пытаясь удержать равновесие, смотрю на свои пустые запястья. Часов на них нет. Должно быть забыл дома, бывает...

- Который час? - спрашиваю я у патрульного.

Он смотрит на свой массивный хронометр, особенно выделяющийся на худом жилистом запястье руки.

- Двадцать три сорок. Без двадцати полночь.

Варвара ушла.

Колени мои подогнулись и я без сил падаю на пол. Паренек всполошился.

- Подождите здесь, - попросил он вскакивая, - а я сейчас. Только за врачом слетаю. Вам должно быть, совсем худо.

Против воли на лице появляется улыбка. Я смеюсь, я хохочу, я не в силах остановиться.

- Нет, - сквозь смех с трудом пробиваются теперь уже неважные слова, их никто не слышит кроме меня, - мне очень хорошо. Мне просто замечательно.

сер.-кон. III 97