Читаем без скачивания Холера. Дилогия (СИ) - Радик Соколов

Одет был пастушок в широкий, без воротника, сшитый из сермяги полузипунник, застегнутый на деревянные костыльки. Длинный цветной кушак со спрятанными концами оказался ловко несколько раз обмотан вокруг пояса. Из под распахнутого ворота выглядывала рубаха-косоворотка с вышивкой. На ногах висели холщевые порты, собравшиеся сзади мешком. Волосы скрывала роскошная, чуть кособокая валяная шапка в виде колпака с узкими полями. Только вместо ожидаемых лаптей на ногах красовались крепкие сапоги. Сквозь озабоченные и обветренные черты узкого, лица проступало что-то ребяческое, свойственное уходящей дурашливой юности. Высокий открытый лоб заставлял думать о том, что его обладатель не лишен ума и рассудительности. Над губой уже пробивался еще нежный пушок, а по губам, в перерывах между экзерсисами, блуждала мечтательная улыбка.

Пастушок, несомненно, вызывал доверие. Ну не может быть ничего дурного в том, кто выводит столь замысловатую мелодию. Женька уже предполагал, что оказался в недалеком прошлом. Одежда паренька это подтверждала. Оказаться в Сибири такой персонаж мог только после Ермака. Значит, язык должен не значительно отличаться от того, на котором говорят в двадцать первом веке. Только вот ждать профессорских знаний у деревенского пастушка не следует. От слишком умных вопросов он может заволноваться и впасть в уныние. Так что главное выяснить дорогу до города и если получиться узнать несколько бытовых мелочей. Бросаться с неожиданным признанием, что потерял память и не знаешь какой сейчас год лучше не надо. Еще сойдешь за буйного. Обдумывание стратегии и тактики разговора заняло еще пару музыкальных фраз, которые пастушок извлекал из своего неказистого инструмента с удивительной легкостью.

Сам пастушек пока не замечал гостя, погрузившись и мир грез. Судьба встреченного Женькой пастушка была извилиста. Словно русские горки она возносила вверх и бросала вниз. Матерью Ваньки была дворовая девка, прижившая дитятю от молодого помещика, который, впрочем, сам не ведал о результате своих мимолетных шалостей. Мальчишкой Ванька был шебутным и не чурался многочисленных проказ. И надо ж такому случиться, что в один из дней он попался на глаза помещице — матери служившего в столице шалуна. Чем он ей приглянулся? Кто знает. Только обычного деревенского мальчишку, выбрав его из множества других по каким-то своим основаниям, барыня самолично повезла в столицу. Настоящее чудо для маленького крестьянского сироты. Из забытого богом помещичьего подворья да в огромный город. Из села да в Театральную школу. Мир перевернулся. Все, что было доселе, пришлось отринуть и приспосабливаться к совершенно необычному миру, да стараться не отстать от сверстников. Здесь, посреди реальной, жестокой действительности учили творить мир воздушных замков, лицезреть который могли лишь немногие, а создавать — избранные.

Тут еще одно волшебство. Кто бы мог предположить, что у обычного деревенского мальчишки окажется дар на зависть всей амбициозной лицедейской поросли. Ваньке и вправду бог отсыпал таланту полной мерой. Мгновеньями в нем просыпалась та искра, что давала силу показать игру берущую за душу зрителя и заставляющая его испытывать восторг. Жаль только, что молодость нетерпелива, а хуже того не предусмотрительна. Тогда в его силе было то, на что он недавно мог только смотреть завистливыми глазами, чего неистово желал, глотая слюнки. Как тут было ограничить себя и не растратить все бездумно. А тут еще новые способности открылись. Стремление постичь таинство звуков побудило посвятить крохи свободного времени общению с музыкантами, которые оживлялись и были готовы бесплатно делиться уроками только после доброй чарки. Просто уроков не хватало, и Ванька засел за сольфеджио и даже стал баловаться сочинительством. За что не брался паренек, все давалось легко и свободно. То не что другие тратили часы и годы у него вовсе не вызывало затруднений. Казалось, что впереди блистательная будущность, да только не всем нравятся успехи соседей. Слишком бойкий ученик доставлял беспокойство даже начальству. Оно с одной стороны заманчиво воспитать актера с большой буквы, а с другой стороны слишком остер язык ученичка. Того и гляди ляпнет что лишнее пришлому ревизору. Так и вышло. Пришлось со слезами на глазах, для примеру и в назидание окоротить неудобный талант.

Ничего не поменялось в мире, только Ванька после встречи с лиходеями остался хромым никому не нужным калекой. Уж лучше бы убили. Вне театра и музыки Ванька оказался сущим младенцем. Чужая зависть отсекла прежнее бытье и заставила зажить по-новому. Естественно, что он оказывался плохо приспособлен к практической жизни. Год за годом и так невеликие навыки крестьянской жизни выветрились, а научился он вещам в сельском хозяйстве и в городской жизни бесполезным. Единственное, что осталось с ним после крохотного сценического мирка, так это умение музицировать, да своими руками изготавливать духовые инструменты. Трудно понять, как исстрадался его разум. Обманутые надежды, рассыпавшаяся дружба и словно вода сквозь пальцы утекшая влюбленность закалили характер, и словно очистили душу. Так случилось, что он не озлобился, а стал даже чуть милосерднее. Понять этого не дано. Видно и впрямь зажглась в нем искра божия и не в силах людских было теперь погасить ее.

Крохотное поселение, приютившее Ивана, пряталось в глухом бору над неторопливым извивом реки. Оно будто скрывалось в густом лесном сумраке, укрываясь с одной стороны разлапистыми елями, а с другой серебристой дымкой частых туманов, поднимавшихся в этом месте над рекой. Стоящие в ряд бревенчатые дома обихожены со всем тщанием. Только изредка скрипнут ворота пока необихоженные рачительным хозяином, да проедет переваливаясь на ухабах громоздкая крестьянская телега. Все ушли работать. Тишина. Лишь стоящая на небольшом холмике в самом сердце поселка церквушка с восьмиконечным крестом взирает на это выстраданное не одним поколением жителей благолепие.

Услышав, наконец, приближающиеся шаги, парень прекратил играть и обернулся. Его совсем еще мальчишеское лицо вмиг преобразилось. Губы поджались, а глаза сделались настороженны. На изумление ловко он положил инструмент на расстеленную на траве дерюжку и выпрямился. Вся худощавая фигура словно подобралась. Руки непроизвольно вытянулись вдоль тела, а глаза впились в лицо Женьки, а затем обежали всю фигуру незнакомца и стал внимательно изучать лицо Саблина.

Сам паренек показался Женьке человеком, уверенным в себе, и кое-что повидавшим, уж слишком холодно сверкнули серые глаза при взгляде на нежданного гостя. В них не было даже намека на доверчивость или покладистость. Впалые щеки и резко очерченный подбородок свидетельствовали скорее о недоедании, чем о тупом ослином упрямстве. Это было лицо человека, который привык жить вольно, только для вида прислушиваясь к словам окружающих и скрывая свои мысли. Лишь одна деталь неприятно поразила Саблина. Через всю щеку тянулся неприятный багровый шрам.

— Здорово. — Саблин ничуть не удивился изумленному взгляду пастуха, внимательно ощупывавшему его одеяние. Немудрено, ведь его облик никак не соответствовал тому времени, к которому относилась одежда самого пастуха. Естественно, его вид для деревенского жителя был необычен.

— Здравствуйте, Ваше Благородие. — Пастушек справившись с первым волнением отвечал весьма бойко, да и напряженность в его теле пропала, сменившись легкой расслабленностью. Взгляд его при этом стал задумчивым, словно разговаривая он думал совсем о другом. Паренек даже покачал головой, внутренне обдумывая пришедшую в голову мысль.

— Заплутал я. — Женька ловко поднырнул под ощетинившуюся сучками лесину и подошел поближе. — Подскажи, как до села добраться.

— Здесь недалеко. К полудню в деревне будите. — Глаза пастушка лукаво сверкнули. — Надо только на тропу вернуться.

— Спасибо. — Саблину почудилось несоответствие. Уж слишком правильно изъяснялся пастушок, да и самодельный инструмент в его руках вызывал недоумение. — Разреши взглянуть на твой кларнет. — Паренек заволновался. — Не переживай. Мне эта штучка знакома. Ведь ты сейчас Моцарта наигрывал? Так до конца и доиграл. — Женька вопросительно приподнял бровь. — Или считаешь, что концерт для кларнета с оркестром, нельзя прерывать, когда его слушает почтенное стадо буренок?

— Смотрите. — Паренек нагнулся, подхватил инструмент и, сделав несколько шагов показал Женьке. В глаза бросилась явная хромота. Движения при ходьбе были несколько неуверенные и угловатые, будто передвигаться парню после травмы ему было еще в новинку, но кларнет пастушек держал нежно и вместе с тем крепко.

— Трости у тебя запасные имеются? — Внешний вид инструмента категорически отличался от того на котором в свое время немного играл отец Саблина, но тем не менее это был определенно кларнет. Такие делали до первой трети девятнадцатого века, а в Россию они попали в середине восемнадцатого.