Читаем без скачивания Парижский десант Посейдона - Дмитрий Черкасов

– Не позволим, товарищ генерал-майор.

– К тому же мы подозреваем, что они охотятся не только за этим эсэсовцем, но и за тем же, за чем и мы.

– А за чем охотимся мы?

– За документацией этого мерзавца. Валентино держит в сейфе важные документы, имеющие непосредственное отношение к событиям на острове Коневец. И к эсминцу «Хюгенау», конечно. Как они к нему попали – это еще только выясняется. Зачем они ему понадобились, мы выясняем тоже. На сей счет, кстати, имеются определенные соображения, но это уже вопрос не вашего уровня.

Посейдон обнаглел и спросил напрямую:

– Не он ли направил на остров немецкую группу? И не с ним ли будет искать связи Гладилин?

Генерал-майор Клюнтин поджал губы и неприязненно посмотрел на капитана поверх очков.

– Вы можете строить любые гипотезы, товарищ капитан, – ответил он сухо. – Вопрос, повторяю, не вашего уровня.

Каретников задумчиво побарабанил пальцами по столу.

– Странно, – пробормотал он.

– Что вы находите странным?

– Да так... Особняк, набережная... Почему «Сирены»? Это вполне сухопутная операция. Тот же Маэстро справится куда эффективнее.

Клюнтин усмехнулся:

– Как же вам хочется заняться Гладилиным, капитан... Это плохо. Личные амбиции в нашей работе противопоказаны.

– Личная неприязнь, товарищ генерал-майор. Ничего не могу поделать, за ним серьезный должок.

– Эмоции вредят делу, товарищ Каретников. Обещаю вам, что, если нам удастся взять Гладилина живым, я организую для вас короткую встречу. Полчаса вам хватит?

– Хватит двух минут.

– Ну и отлично. И при условии, конечно...

– Что мы сами вернемся живыми из нашей передряги, – докончил сообразительный Каретников.

Клюнтин согласно кивнул:

– Именно это я и хотел сказать. Вы спрашиваете, почему посылают вас, а не того же Маэстро? Я объясню вам. Этот очаровательный домик укреплен настолько надежно, что голыми руками его не возьмешь.

Посейдон недоверчиво хмыкнул:

– Это Маэстро не возьмет? С его-то людьми? Да там один Гусар все разнесет к чертовой матери...

Клюнтин усмехнулся:

– Вот этого и не хотелось бы. У нас нет ни малейшего желания устраивать войсковую операцию в центре Парижа.

– А Моссад? У Моссада есть такое желание?

Клюнтин махнул рукой:

– Мне нет дела до того, как там будет действовать Моссад. В конце концов, им, может быть, и в самом деле нужен только сам Валентино. А старик как-никак выползает из своей норы. Кости погреть, мир посмотреть... Его можно похитить или просто тупо ликвидировать... Не наша это забота, – повторил генерал-майор. – Наша забота – содержимое его сейфа.

– Но если сухопутная боевая операция исключена, то...

– То это означает, что вы пойдете под водой. Канализационный коллектор, трубы, подкопы – что угодно, там должен быть какой-то вход.

Каретников подумал:

– Данные предварительной разведки?

– Их нет! – развел руками генерал. Чувствовалось, что этот ответ дался ему с известным усилием.

Очередная странность.

Обычно в таких случаях проводится тщательная разведка, устанавливаются пути подхода и отхода.

А здесь – ничего.

Как будто Клюнтин действует на свой страх и риск, не прибегая к обычному в подобных ситуациях содействию параллельных ведомственных структур.

История с эсминцем повторялась – там тоже не было никакой поддержки, как, впрочем, и внятных разъяснений по поводу ее отсутствия.

Повторялась и малопонятная история с тотальной и ненужной зачисткой баронского особняка.

«Ну ладно, – сказал про себя Каретников. – Придет время, и все встанет на свои места». Вслух же он произнес:

– Это все, что мне положено знать, товарищ генерал-майор?

– С одной стороны – да. С другой – нет.

– Я вас не понимаю...

– Вам положено знать еще меньше. Я хочу сказать, что вашей группе под страхом военного трибунала запрещено знакомиться с содержанием документов, которые вы выкрадете у Валентино.

Вот даже как.

Посейдон смотрел на него ошарашенно.

– Но, товарищ генерал-майор, возможны случайности... бумаги могут рассыпаться... у Магеллана, в конце концов, фотографическая память, он специально обучен... мы не можем исключить, в конце концов, необходимости. Как нам поступать, если возникнет прямая угроза их уничтожения? Не лучше ли запомнить?

– Они не должны рассыпаться, – жестко ответил Клюнтин. – И мы не в каменном веке, капитан. Вряд ли это бумаги – скорее всего, электронные носители. И вы должны полностью исключить угрозу, как вы выразились, их уничтожения.

– Но если все же...

– А если все же, то...

Повисла долгая пауза. Каретников все понял.

Их просто убьют, причем свои же.

И у капитана немедленно зародилось предположение даже худшее и вообще бредовое: их убьют е любом случае, страховки ради.

С этим несчастным эсминцем была связана какая-то дикая некрасивая история. И в Управлении существовали силы, которые не хотели, чтобы эта история всплыла. Он давно это подозревал, и подозрения неуклонно усиливались.

Посейдон принял решение: он ознакомится с документами.

Возможно, таким образом он сумеет обезопасить себя и своих людей – Мину, Торпеду, Флинта и Магеллана. Да и Чайку – ее в особенности. Убить человека, находящегося в больнице, – задача для первоклашек.

* * *

Доктор Валентино очень и очень постарел.

Кожа высохла, стала дряблой и покрылась рыжевато-коричневыми пигментными пятнами; нос сделался малиновым, испещренным прожилками. Руки дрожали, а с ногами вообще была беда: деформирующий артроз в стадии, когда помочь человеку уже ничем нельзя. Ноги у него изогнулись причудливым колесом, и Валентино передвигался с великим трудом. Чаще всего он предпочитал пользоваться креслом-каталкой. До недавнего времени на ней был установлен мотор, но потом Валентино от него отказался, приняв решение упражнять уже давно увядшие мускулы рук.

Плюс сотня других обычных старческих недугов – и тебе одышка, и перебои в сердце, и надсадный кашель по ночам, и аденома; всего не перечесть.

И еще память.

Которая не отказывала – наоборот, работала слишком хорошо. Конечно, события далекого прошлого помнились лучше, чем вчерашние, как и положено в глубокой старости, но жаловаться было грех.

Нет, Валентино не испытывал ни малейшего сожаления по поводу своих людоедских лагерных подвигов. У него по сей день, бывало, чесались руки – так хотелось засадить какому-нибудь ублюдочному недоделку добрую дозу фенола в сердце. У него даже хранился дома этот фенол – уже готовый к введению, в шприце. Наподобие сувенира из прошлого.

Но что-то грызло его.

Он чувствовал, что отвечать в итоге придется.

Казалось бы – чего ему бояться? Он слишком стар, чтобы страшиться смерти. Хотя никто не цепляется за жизнь сильнее, чем старики. Он никогда не верил в Бога, но изо дня в день к нему будто подступало что-то, словно подкрадывалось какое-то неоформленное опасение, некое сомнение и подозрение.

Да еще проклятое воображение, чересчур обедненное повседневным опытом.

В те редкие дни, когда верный Лютер вывозил его на прогулку – конечно, под усиленной охраной, – и он обозревал веселый Париж, знать не знавший, кого приютил, все виделось ему в убогом лагерном свете.

Воды Сены были начисто отравлены «Циклоном», повсюду мерещились сутулые виселицы и пулеметные вышки; везде была накручена кольцами колючая проволока под током, а вместо заливистого уличного аккордеона в ушах звучала ефрейторская губная гармошка. В воздухе плавал невидимый пепел, ноздри улавливали примесь сладковатой гари.

Он сидел в инвалидном кресле, укрытый клетчатым пледом, и мрачно рассматривал собственные ладони с истонченными венами, когда кошачьей поступью вошел Лютер. Адъютант, по совместительству – нянька, батька, постельничий и медбрат, – почтительно поклонился и замер, демонстративно не отваживаясь раскрывать рот по собственному почину.

– Что тебе, Лютер? – проскрежетал Валентино, не оборачиваясь. Он и так знал, кто стоит у него за спиной.

– Санта вышел на связь, герр Мендель, – доложил Лютер. – Четыре минуты назад; он пока что в относительной безопасности.

Для пущей конспирации Валентино умышленно выбрал себе еврейскую фамилию.

– Как ты сказал? – старик приложил к уху ладонь.

– Я осмелился доложить вам, что Санта вышел на связь.

На лице доктора Валентино зазмеилась слабая улыбка. Это означало высшую степень удовлетворенности.

Глава пятая

НАТУРАЛИЗАЦИЯ

Поживиться в стариковском доме было особенно нечем, но капитан Гладилин изрядно проголодался и устал. Он подумал, что поспешил с отказом перекусить и привести себя в божеский – если это слово было уместно в его отношении – вид. Самое время наверстать упущенное.

Но перво-наперво он с грохотом откинул крышку подпола, ухватил труп сторожа за ноги и сбросил вниз. По полу протянулся кровавый след, и Гладилин не поленился замыть его. Теперь были шансы, что старика найдут не сразу, – дело лесное: ушел человек и ушел, и когда воротится – неизвестно. А в том, что сюда придут и поищут хотя бы наскоро, Гладилин не сомневался.