Читаем без скачивания Штрафная рота. Высота смертников - Сергей Михеенков

— Под Москвой, в период самых жестоких боев, командовал 20-й армией и успешно наступал.

— А какая роль отводится нам? Будем состоять при экс-красных командирах военспецами?

— Пусть даже так. На первых порах. Но если все пойдет на лад и эти прусские безумцы прекратят отговаривать фюрера от радикального шага навстречу русской идее, уже к зиме немецкие войска будут отведены на линию тридцать девятого года. Россия без большевиков и Сталина! Демократическое правительство! Георгий, могли ль мы с тобой мечтать об этом?! Там, на турецком берегу, когда пуля в рот казалась универсальным средством от всех болезней, терзавших нас. А потом… потом, друг мой, разберемся и с пруссаками.

— Ты наивный человек, Вадим. Немцы никогда не оставят захваченной территории. Ни-ког-да! Они ведь и воюют не против Красной Армии, а за территорию. Чтобы расположиться на ней хозяевами. Облокотившись при этом на наши головы. Вот что происходит в действительности. Доказательства — на каждом шагу.

— И все-таки у них нет другого выхода, как призвать на помощь нас, русских. У них сейчас некомплект в дивизиях до семи тысяч человек. Где они их возьмут? Так что скоро, совсем скоро ворота концлагерей будут распахнуты — на восток! И в бой мы пойдем не в этой вот форме, и не с нашивками «ОСТ», а в русских шинелях и гимнастерках. Дайте время.

Радовский засмеялся.

— Давай лучше выпьем, — предложил он. — За мое новое назначение.

— Ты получил новое назначение?

— Да. Буду формировать новую роту. Приказ о моем назначении и новых полномочиях подписан.

— Кто подписал приказ?

— Оберст Лахузен-Вивермонт.

— Ты перебрался в Управление Аусланд ОКВ Абвер-2?

— Да. Тебе знакомо имя моего нового шефа?

— Кое-что слышал. Он австриец. В прошлом году получил оберста. Умен, проницателен. Профессиональный разведчик. Служил в австрийской армии. Затем перешел в вермахт. О нем мне рассказывал Андрей Константинович. Они знакомы. Их познакомил Гелен. Здесь, в Смоленске.

Позже Радовский узнал и другие подробности из биографии своего шефа.

Родился в 1897 году в Вене. Блестяще окончил Военную академию Марии-Тересии в Виннер-Нойштадте. В 1915 году получил свой первый офицерский чин — лейтенанта от инфантерии. Летом 1936 года в чине оберст-лейтенанта получил перевод в австрийский Генеральный штаб.

— Ты знаешь, что такое Абвер-2?

— Да, конечно. Диверсионно-разведывательная работа. Звучит красиво, почти романтично. Но заниматься придется зачисткой деревень и лесов по эту сторону фронта от партизан. Приказано формировать роту для абвергруппы Schwarz Nebel — Черный туман. Разумеется, под присмотром инструкторов. Конечно же, немцев. Но не остзейцев. С нашими хоть можно договориться. А с этими… Сразу после отпуска предписано начать работу по подбору личного состава для двух взводов. Буду готовить диверсантов. Из всякого отребья. Набирать придется в концлагерях. Добровольцев. Ты слышишь, Вадим, — до-бро-воль-цев. Звучит по меньшей мере издевательски. В перспективе — развертывание роты до трехвзводной.

— Что ж тут плохого? Ты будешь командовать русскими. В лагерях… Что творится в лагерях, Георгий! А у тебя есть возможность спасти хоть несколько десятков. Так что тебе все же предстоит командовать русскими солдатами.

— Русскими солдатами… Последний раз, Вадим, мы с тобой командовали русскими солдатами под Ново-Алексеевкой.

— На той стороне тоже были русские.

— Когда обращаешься к ним с предложением вступить в русское формирование на стороне вермахта, из строя выходят, как правило, люди совершенно определенного сорта. Иногда — такие хари… И работать приходится именно с ними. И они потом задают тон в подразделении. Волевые, наглые, эгоистичные, без предрассудков. Абсолютно свободные от условностей десяти заповедей.

Однажды Зимин спросил:

— Георгий, все забываю тебя спросить, помнишь, ты часто вспоминал о какой-то родственнице, не то племяннице, не то троюродной сестре? Она была отправлена из Новороссийска еще весной того же двадцатого. Что с ней? Ты разыскал ее? Она жива?

— Нет, я не нашел ее.

— Жаль, жаль. — Он похлопал его по плечу. — Но это ничего не значит. Она наверняка жива. И ждет тебя. — И Зимин улыбнулся.

Радовский молча кивнул.

— А не навестить ли нам девочек, дружище? — предложил вдруг Зимин. — Чтобы тебе через эдак пару месяцев, когда будешь колесить со своими молодцами по деревням где-нибудь в окрестностях Вязьмы или Спас-Деменска в поисках партизан, было что вспомнить. Хоть что-то приятное. Не один треп подвыпивших чудаков, которые все еще не избавились от величайшей иллюзии — великой и неделимой…

— За эту иллюзию стоит умереть.

— Умереть? — Зимин посмотрел в глаза Радовскому. — Без этой иллюзии трудно жить. Но умирать за нее… Подождем умирать, дружище.

В тот же вечер они пустились в недолгое пешее путешествие по одной из центральных улиц города. Пройдя несколько кварталов, свернули в темный переулок и вскоре оказались перед парадным небольшого двухэтажного дома, отремонтированного, как видно, совсем недавно.

— Заведение фрау Эльзы. Только для офицеров. Первоклассный товар. Никакого сравнения со шлюхами грязных тараканников Константинополя. Помнишь? Клиенты стояли в очередь. Особенно к русским дамам. Турки, французские матросы, греки, итальянцы, евреи, армяне, сирийцы. Дамы не успевали сделать после очередного клиента самое необходимое… Дикие драки в очереди к какой-нибудь мадам Тане. Что молчишь, Георгий? Ты ведь все помнишь. Такое не забывается.

— Мы были молоды, Вадим, и это нам помогло многое пережить. В том числе и тот ужас. Который, кстати, пережили не все. Особенно те, у кого на родине остались семьи. А вот теперь мы уже не так молоды и выносливы.

— Да. Но попробуем пережить и это.

— А где желтый фонарь? — усмехнулся Радовский, указывая на белый фронтон парадного. Все же хотелось отвлечь и себя, и друга от мрачных мыслей.

— Война. Светомаскировка, — развел руками Зимин.

— Неужели большевики залетают и сюда?

— Залетают. Ты ни разу не попадал под их бомбежку?

— Попадал. И под налеты «петляковых» сталинских соколов, и под налеты «штук» соколов Геринга. Разница небольшая. Потери в личном составе примерно одинаковые.

Возле парадного они остановились и закурили. Торопиться было некуда. Хотелось еще поговорить. Вспоминали то Крым, то Кутепию, то скитания по «европам». Радовский снова подумал об Анне. И все-таки хорошо, что он отправил ее на тот глухой хутор. По крайней мере, если случится катастрофа, она останется в России. А после такой войны Россия, конечно же, будет другой. Большевики разрешили богослужения, говорят, вводят погоны. Интересно, какими будут офицерские погоны? Неужто золотыми? Очень может быть. И он, Радовский, без Анны наконец-то получил то, чего ему всегда не хватало, — свободу. Солдат на войне не должен быть связан ничем и никем, кроме приказов и командиров. Рано или поздно придется отступать. Быть может, бежать. А бежать вместе с Анной и ребенком… К тому же англичане вряд ли простят немцам все, что они натворили. И в Африке, и на островах. Союзники выпотрошат Германию до основания. Вытряхнут из нее все. Как солдаты вытряхивают «сидора» пленных…

Когда они уже поднимались по ступеням к высоким черным дверям, скудно освещенным тусклым светом, проникающим откуда-то сверху, из-под фронтона, их окликнули по-немецки. Это был ночной патруль. Зимин тут же отозвался, тоже по-немецки. Радовский вытащил свое офицерское удостоверение.

— Когда вы отбываете в свою часть, господин майор? — спросил его пожилой оберфельдфебель, внимательно изучая под лучом карманного фонарика документы Радовского.

— Через четыре дня, как сказано в командировочном удостоверении, господин оберфельдфебель, — ответил Радовский тем же спокойным тоном, каким был задан вопрос, и не удержался от короткого комментария: — Но это не имеет никакого значения, не так ли?

— Для вас — имеет, — услышал он тот же равнодушно-спокойный голос начальника патруля.

— И какое же?

— Вы отбываете на передовую?

— Да.

— Я был на передовой с июня по декабрь, пока не обморозил ноги под Медынью. Там, говорят, уже русские.

— Да, Медынь и Юхнов оставлены.

— Так вот пуля с той стороны прилетает всего за какие-то секунды. Хлоп — и в каске дырка. Так что советую вам задержаться здесь на эти несколько секунд, чтобы ваша пуля пролетела мимо.

Они рассмеялись. И немец, как бы между прочим, заметил:

— А вы разговариваете с акцентом. Как это понимать, господин майор?

— Господин оберфельдфебель, мой акцент очень легко объясним: я — русский.

— Ах вот как! Понятно. — И немец кивнул на дверь. — Впрочем, сюда действительно ходят в основном русские.