Читаем без скачивания Катастрофа 1933 года. Немецкая история и приход нацистов к власти - Олег Юрьевич Пленков

7. Толкование нации у романтиков получает религиозный оттенок: преклонение перед бесконечностью, благом, национальной солидарностью, любовью к отечеству, которые рассматривались как высшая форма любви к ближнему. Лучше всего это чувство выразил Эрнст Мориц Арндт в 1813 г.: «In meiner Erhebung bin ich auf einen Schlag von meinen Sünden befreit, ich bin nicht länger ein einzelner leidender Mensch, ich bin eins mit dem Volk und Gott. In solchen Augenblicken verschwinden die Zweifel über mein Leben und mein Werk»[576].

Определенно, в Германии на национализм сильно повлияли немецкая классика, прусские реформы, немецкий идеализм, но романтический компонент имел решающее значение. Отцом немецкой (да и не только) романтики является Иоганн Гердер (1744–1803), сформировавший из доромантического антирационализма понятие об уникальности народа с его языком и культурой. Две доктрины, обоснованные Гердером, особенно важны для становления романтического национализма. Во-первых, новая философия языка, воспринятая и развитая далее Вильгельмом Гумбольдтом, Гегелем и Якобом Гриммом. Язык при этом понимался не как следствие деятельности человека, а как определяющая эту деятельность система. Во-вторых, очень важным было обращение Гердера к культуре народа, а не к культуре элиты, образованной части общества.

Затем Гегель своей философией культуры систематизировал и интеллектуализировал толкование единства культуры в классическо-эстетическом и романтическо-историческом планах. Все гуманитарные науки в XIX в. были подвержены влиянию этих подходов последовательно классического-идеалистического-романтического. Из этого и выросло ключевое понятие романтического национализма: национальный характер, национальная душа народа[577].

В эпоху буржуазных революций лозунг свободы и равенства людей был дополнен требованием свободы и равенства наций. Немцы в 1838 г. поставили памятник Арминию, который был символом «антиримского аффекта» немцев, следовательно, символом их самоопределения и самоопределения вообще всех народов. Но это положение сохранялось недолго – Гегель развивал теорию, в соответствии с которой право на идентичность имели только большие и прогрессивные «исторические» народы. После 1870 г. Арминий стал символом немецкого империализма и его особого положения – даже Маркс в духе Гегеля требовал, чтобы «отсталые» славянские народы Австрии – кроме поляков – были включены в немецкую нацию и ассимилированы[578].

Прежде всего романтические националисты концентрировались на превознесении великой миссии своих народов и их ведущей роли в развитии человечества. Последовательно в этой роли побывали немцы, французы, итальянцы, чехи, поляки. В XIX в. романический национализм «сплавился» с тремя большими политическими тенденциями – демократией, консерватизмом, либерализмом. Провозглашенная Хансом Коном дихотомия прогрессивно-демократического национализма на Западе и иллиберально-авторитарного национализма на Востоке, ложна. Иллиберальность – не такое редкое явление на Западе и не менее частое, как и на Востоке[579]. Романтический национализм долго определял политическую действительность и во многом до сих пор ее определяет.

Оперируя категориями духовной истории, трудно удовлетворительно объяснить возникновение романтики – политические и социальные причины также имеют большое значение. Два обстоятельства следует отметить особо.

В первую очередь – романтический национализм был реакцией на французское господство в Европе, на французское Просвещение, на миссионерские тенденции якобинцев и империализм Наполеона, на угрозу унификации Европы. Германия не случайно стала оплотом антинаполеонизма. Типичный пример – Йозеф Гёррес[580]. Сначала он был рейнским якобинцем, космополитическая франкофилия которого со временем под влиянием французского экспансионизма превратилась в свою противоположность. Со временем Гёррес стал национальным романтиком, начал проповедовать необходимость объединения Германии, общенациональной немецкой конституции. Гёррес считал необходимым для утверждения немецкого национального самосознания почитание Кельнского собора как символа этого самосознания[581]. Наполеон в итоге рассматривал Гёрреса как одного из самых своих опасных политических антагонистов.

Второе реальное политическое объяснение романтического национализма заключается в естественном национализме политически несамостоятельных, угнетенных народов Европы – ирландцев, норвежцев, фламандцев, славянских народов или разделенных народов (как немцев и итальянцев). У безгосударственных наций на первом плане был культурный национализм, который опережал политический национализм. Романтический национализм определенно более соответствовал безгосударственным народам.

Ещё можно привлечь социально-историческое объяснение романтического национализма. Носителями последнего в первую очередь были образованные слои населения. Почему именно для них культура играла столь большую роль? Это зависело от процессов модернизации с конца XVIII в. – традиционные связи в обществе начали ослабевать. До этого момента люди жили в сегментированном обществе, в маленьких группах, локальных, региональных, в сословных рамках, конкретных и осязаемых представлениях и традициях. Даже подчинение, лояльность были прежде всего личностными[582].

Человек жил в традиции, смысл жизни был в сохранении традиции, она была осязаема и ощутима. И вот этот мир начал распадаться, общество дезинтегрировалось. Индивидуум постепенно выпадал из традиционных взаимосвязей и попал в рыночную систему с её рационализмом и абстрактными структурами, на место общности выступило общество. Отдельный человек оказался изолированным от прежних традиционных групп. Каждый человек оказался в зависимости от многого, что было ему чуждо. Причин тому масса: увеличение мобильности, рынок, разделение труда, специализация, рост просвещения и образования, политическая централизация и бюрократизация.

То, что нормы поведения и жизни не представлены были наглядно традицией – это особенно важно было для образованных слоев общества. Как никогда укрепилась потребность сохранять собственный язык и культуру вопреки внешним влияниям и веяниям. Это и есть еще одно основание подъема романтического национализма.

Романтизм принял завершенный вид между 1770 и 1830 гг. В литературе и искусстве он был бунтом против классицизма, который, по мнению мятежников, душил все творческое и стихийное в художественном выражении. По словам Ницше, «это был варварский и пленительный выплеск страсти и ярких красок из необузданной и хаотичной души… искусство преувеличения, эйфории, антипатии ко всему упорядоченному, монотонному, незатейливому и логичному». Романтики предпочли полноту и непредсказуемость жизни математическому порядку философов; от чопорного изящества французских парков они ринулись к хитросплетениям таинственного немецкого леса[583].

Романтизм носил сильный индивидуалистических характер – в этом определенная доля вины Гёте, который, несмотря на частую критику романтиков в последние годы жизни, был их настоящим духовным отцом. Ни одна книга не имела столь большого влияния на романтиков, как роман Гёте «Годы учения Вильгельма Майстера». Именно благодаря воздействию этого произведения столь многие герои книг романтиков, отправляются в путешествие и поступают так не для того, чтобы повидать мир или ознакомиться с жизнью других людей, а для самопознания и совершенствования собственной личности. Мир, по которому странствуют герои романтических произведений, не был похож на тот рутинный мир простых граждан – не мир мучительных проблем, требующих терпеливого внимания, но поэтический мир фантазии и чудес, к которому не приложимы законы логики[584].

Немецкая специфика романтизма

Романтику весьма сложно определенно привязать к какому-либо определенному