Читаем без скачивания Том 6. У нас это невозможно. Статьи - Синклер Льюис

— Хорошо, как вам будет угодно, — и сказал очень холодно.

«Как заставить Ли быть хорошим мальчиком и снова приходить к нему играть?» — грустно раздумывав человек, собиравшийся создать всемирную империю Он подарил Ли тысячедолларовый телевизор. Ли поблагодарил его еще холоднее прежнего и ни разу словом не помянул, хорошо ли принимает его великолепный аппарат — последнее слово еще несовершенной телевизионной техники.

Когда Дьюи Хэйк энергично взялся за повышение боеспособности как регулярной армии, так и армии минитменов (он всех извел ночными учебными походами при полном боевом снаряжении, причем никто не мог даже пожаловаться, так как он первый подавал пример своим личным усердием), Бэз стал подумывать, не сделать ли Хэйка своим новым наперсником… Конечно, ему не хотелось бы сажать Ли в тюрьму, но ведь Ли стал относиться к нему просто наплевательски — и ето после того, как он для него столько сделал.

Бэз не знал, как поступить. Он еще больше растерялся, когда к нему пришел Пирли Бикрофт и коротко сказал, что он устал от всего этого кровопролития и возвращается на свою ферму, а что касается его высокой должности вице-президента, то это дело Бэза.

«Неужели распри великих государственных деятелей ничем не отличаются от мелких свар приказчиков в магазине отца? — ломал голову Бэз. — Нельзя же расстрелять Бикрофта: это может вызвать серьезное недовольство. Но ведь это же неприлично, это просто кощунство — раздражать императора». И, давая выход раздражению, он приказал расстрелять одного бывшего сенатора и двенадцать рабочих, находившихся в концентрационном лагере, обвинив их в том, что они непочтительно отзывались о его особе.

Государственный секретарь Сарасон зашел вечером к президенту Уиндрипу в отель, где тот фактически жил, пожелать ему спокойной ночи.

Ни в одной газете об этом не проскользнуло ни строчки, но Бэза так удручала чопорность Белого дома, а с другой стороны, он был так запуган красными сумасбродами и врагами корпо, которые с похвальной настойчивостью и изобретательностью один за другим то пытались проникнуть в это историческое здание и убить его, что он предпочел оставить там для вида жену, а за исключением больших приемов никогда не показывался в его жилой части.

Ему нравился его номер в отеле; он был простой человек и предпочитал виски, пироги с рыбой и глубокое кожаное кресло бургундскому красному, голубой форели и изящной мебели в стиле Людовика XV. В отведенном ему номере из двенадцати комнат, занимавшем весь десятый этаж небольшого и мало кому известного отеля он выделил себе для личного пользования только скромную спальню, огромную гостиную, представлявшую собой сочетание конторы с гостиничным вестибюлем, большой стенной шкаф для напитков, второй шкаф, в котором помещались его тридцать семь костюмов, и ванную комнату, уставленную банками соснового экстракта, представлявшего единственное косметическое средство в его личном обиходе. Бэз мог явиться домой в парадном костюме, расцвеченном, как лошадиная попона, признанном триумфом лондонского портняжного искусства, но дома он предпочитал красные сафьяновые домашние туфли со стоптанными каблуками и выставлял напоказ свои красные подтяжки и трогательно-голубые резинки на рукавах. Подобному наряду гораздо больше соответствовала обстановка отеля, с которой он сроднился за годы, предшествовавшие его появлению в Белом доме, и которая была ему так же знакома, как дедовские закрома и провинциальные городишки. В остальных десяти комнатах занимаемого им помещения, полностью изолировавших его личные покои от коридоров и лифтов, день и ночь толпилась охрана. Попасть в комнату Бэза в этом его убежище было почти так же трудно, как проникнуть к арестованному убийце в полицейском участке.

— Мне кажется, Хэйк отлично справляется с военным ведомством, а, Ли? — сказал президент. — Само собой, если ты захочешь снова стать верховным маршалом…

— Мне ничего не нужно, — ответил великий государственный секретарь.

— Может быть, нам вернуть полковника Лутхорна и сделать его помощником Хэйка? Он большой дока на счет всяких мелочей.

На лице Сарасона отразилось некоторое замешательство — насколько самоуверенный Ли Сарасон вообще был способен испытывать замешательство.

— Как, разве вы не знаете? Лутхорна мы списали в расход десять дней назад.

— Что? Лутхорн убит? Почему мне не сказали?

— Мы полагали, что лучше держать это в тайне. Он был очень популярен. И очень опасен. Постоянно толковал об Аврааме Линкольне.

— Вот так и получается, что я никогда ничего не знаю. Даже газетные вырезки подвергаются обработке, прежде чем попасть ко мне.

— Мы не хотим вас беспокоить по мелочам. Вы это прекрасно знаете! Разумеется, если вы считаете, что я плохо организовал работу вашего секретариата…

— Ах, брось, не придирайся к слову, Ли! Я просто хотел сказать… Я, конечно, знаю, как ты стараешься оградить меня от второстепенных дел, чтобы я мог посвятить все свои силы высшим государственным проблемам. Но Лутхорн… Мне он чем-то нравился. Вечно выдумывал забавные штуки, когда мы играли в покер.

Бэз Уиндрип почувствовал себя одиноким — совсем как некий Шэд Ледью в своих апартаментах в гостинице, отличавшихся от его собственных только величиной. Чтобы забыть об этом, Бэз гаркнул с нарочитой веселостью:

— Скажи, Ли, ты когда-нибудь думаешь о том, что будет дальше?

— Конечно, нам с вами, кажется, уже приходилось об этом говорить.

— Черт возьми, но ты только подумай, каких мы можем наделать дел! Подумай только, Ли! А вдруг провернем Североамериканское королевство! — Бэз наполовину верил в то, что говорил, во всяком случае, на четверть. — Как тебе понравится стать герцогом Каролинским… или Великим Герцогом, или же — как там это называется — Великим Верховным Правителем ордена Лосей? А как насчет Объединенной Империи Северной и Южной Америки? Я мог бы тебя сделать королем — ну, скажем, королем Мексики. Как тебе это понравится?

— Весьма занятно, — машинально ответил Ли, как он всегда отвечал, когда Бэз начинал плести бессмыслицу.

— Но ты должен держаться меня, Ли, и не забыть, что я для тебя сделал. Да, не забывать этого.

— Я никогда ничего не забываю… Кстати, придется списать в расход или по крайней мере посадить в тюрьму также и Пирли Бикрофта. Этот изменник все еще считается вице-президентом Соединенных Штатов, и если он изловчится вас убить или низложить, то некоторые ограниченные люди, придерживающиеся буквы закона, будут считать его президентом.

— Нет, нет, нет! Он мне друг, что бы он обо мне ни говорил… подлая его душа, — прохныкал Бэз.

— Хорошо. Вы хозяин. Спокойной ночи, — сказал Ли.

Покинув обиталище президента, воплощавшее мечту какого-нибудь водопроводчика о рае земном, Сарасон вернулся в свой будуар, отделанный абрикосовым шелком, где он жил с несколькими красивыми молодыми офицерами ММ. Все это были ярые вояки, не лишенные, однако, вкуса к музыке и поэзии. С ними Ли не проявлял того бесстрастия, как в обществе Уиндрипа. Он либо сердился на своих молодых друзей и тогда пребольно их хлестал, либо у него начинался пароксизм покаяния, и тогда он целовал их раны. Журналисты, раньше как будто относившиеся к Сарасону благожелательно, говорили, что он променял зеленый щиток для глаз на венок из фиалок.

На заседании кабинета в конце 1938 года государственный секретарь Сарасон сообщил членам правительства тревожные новости. Вице-президент Бикрофт — не говорил ли он им, что его следовало расстрелять?.. — бежал в Канаду, отрекся от корпоизма и примкнул к заговору Уолта Троубриджа. Налицо были признаки почти настоящего восстания на Среднем Западе и на Северо-западе, в особенности в Миннесоте и обеих Дакотах, где агитаторы, в большинстве случаев быв влиятельные политические деятели, требовали, чтобы штаты отделились от корпоративного союза и образовали самостоятельное кооперативное (в сущности, почти социалистическое) государство.

— Ерунда! Просто банда безответственных болтунов, — смеялся президент Уиндрип. — А я-то думал, что ты в курсе всех дел, Ли! Ты, видно, позабыл, что я сам лично на прошлой неделе выступил по радио с речью, обращенной специально к этой части страны. И она была великолепно принята. Население Среднего Запада абсолютно мне предано. Там понимают и одобряют все, что я делаю.

Не удостоив его ответом, Сарасон потребовал, чтобы в целях объединения всех слоев населения в порыве достохвального патриотизма, всегда возникающего при угрозе нападения извне, правительство немедленно организовало на мексиканской границе серию хорошо продуманных прискорбных инцидентов, оскорбляющих достоинство нации, угрожающих ее целостности, и на этом основании объявило Мексике войну, как только выяснится, что страна достигла нужного патриотического накала.