Читаем без скачивания Блейз Уиндхем - Бертрис Смолл

— Мы слишком стары и опытны в искусстве страсти, милорд, чтобы играть в детские игры. Давайте получше узнаем друг друга, прежде чем пуститься в путешествие чувственности.

— Что вы хотите узнать обо мне, мадам? — спросил он. — Я мог бы быстрее поведать вам об этом, ибо в том, что я стремлюсь узнать о вас, вы отказываете мне из недоверия. — Он усмехнулся.

Блейз взорвалась смехом.

— Вот я и узнала кое-что: у вас острый язычок.

— Как и у вас, мадам, — парировал он.

— По-моему, в вашем лице мы потеряли достойного придворного, Энтони Уиндхем, — заметила она.

— Я не придворный, мой ангел. Я счастлив, живя здесь, в поместье, с тобой, Ниссой и моей матерью. Я жду не дождусь тех времен, когда у нас будет полный дом детей, которых мы будем любить и растить, как это делают твои родители. Мне не нужны ни слава, ни почести, Блейз Уиндхем, я предпочитаю получить ваше сердце и счастье, которое, да поможет нам Бог, мы когда-нибудь обретем. А теперь поцелуйте меня еще раз, мадам. Обещаю вам, я буду держать свою натуру в узде — но только в обмен на поцелуй!

Склонившись к нему, она вновь прикоснулась к его губам, но на этот раз Тони нежно обнял ее, притягивая к себе на диване, на котором они сидели. Он осторожно обвел языком ее губы, и они приоткрылись. Он робко исследовал сладкую пещеру ее рта, и Блейз затрепетала, когда их языки соприкоснулись. Словно два огненных копья, их языки плясали и сплетались вместе, разжигая страсть.

«Пора остановиться», — закрутилось в ее голове. Но она не могла потребовать от Энтони прекратить поцелуи. Эти поцелуи были такими чудесными, нежными и ласковыми, они наполняли ее восхитительными ощущениями, расходящимися по всему телу.

Его пальцы разыскали шнуровку ее лифа, и Энтони умело и быстро развязал ее, не обращая внимания на внезапный протест Блейз.

— Нет, дорогая, я держу себя в руках, — прошептал он. — Позволь, прошу тебя!

Ладонь подхватила снизу нежную грудь, и Блейз поняла, что сейчас расплачется. Прошло столько времени с тех пор, как ее в последний раз ласкали с такой нежностью!

Ощущение было почти невыносимым. Тони касался кончиками пальцев благоуханной округлости, не в силах оторвать глаз от плоти цвета слоновой кости с упругим коралловым соском, который почти вибрировал от его прикосновения.

Тони чувствовал, как понемногу теряет сдержанность, но вдруг увидел слезы, стекающие из-под ее закрытых век и жемчужинами застывающие на щеках.

— Не плачь, мой ангел! — попросил он. — Не надо плакать! — Сделав над собой решительное усилие, он привел в порядок ее платье и обнял Блейз. — Блейз, моя обожаемая жена, не плачь. Все уже позади, и больше я не прикоснусь к тебе, пока ты сама этого не захочешь.

Внезапно ее плач прекратился, и, открыв глаза, Блейз взглянула на него.

— О Тони, как можно быть таким глупым! Я плачу потому, что ты доставил мне ни с чем не сравнимое наслаждение!

— Что? Ты говоришь, что я сделал тебя счастливой, мой ангел?

— Да, милорд, это правда. Но теперь я не перестаю гадать, что я за женщина, если способна наслаждаться ласками незнакомца.

— Проклятие, Блейз, я не незнакомец! Я твой муж! Мы знакомы с тех пор, как тебе исполнилось пятнадцать лет, а теперь тебе уже двадцать! Но если хочешь знать, что ты за женщина, я скажу тебе: ты пылкая и нежная. Думаешь, Эдмунд никогда не рассказывал мне о тебе? Он не мог поверить в свою удачу, ибо, хотя его первая жена была мила и любила его, в постели она оставалась холодной — в отличие от тебя, и Эдмунд не мог не поделиться со мной своей радостью.

— Вот уж не думала, что мужчины говорят о таком — за исключением случаев, когда обсуждают других женщин! — воскликнула Блейз.

— Но разве женщины не обсуждают мужчин, которых любят, мой ангел? — И он рассмеялся, заметив, как покраснела Блейз.

Между ними неожиданно расцвела дружба, которая была более чем очевидна для всех, кто наблюдал за этой парой.

Несмотря на то что Блейз беспокоило собственное наслаждение более плотской стороной их зарождающихся отношений, она старательно отгоняла от себя подобные мысли, ибо все чаще обнаруживала, что ей нравится человек, доставшийся ей в мужья. ;:, Дороти Уиндхем по-прежнему ставила свечки в фамильной часовне, благодаря Богородицу, которой она неустанно молилась, прося, чтобы между Блейз и Энтони установился мир, чтобы Блейз полюбила ее сына, чтобы Тони наконец набрался смелости и сказал жене, что всегда любил ее, а предсмертное желание Эдмунда было всего лишь его выдумкой. По-видимому, молитвы Дороти хотя бы отчасти были услышаны. Со временем, должно быть, будут услышаны они все.

Наблюдая, как ее сестра и Энтони счастливы друг с другом, Дилайт Морган испытывала такую боль, словно язвы разъедали ее грудь. Из-за сильных снегопадов, которые сделали дороги почти непроходимыми, Дилайт была вынуждена оставаться в Риверс-Эдже. Когда мать Энтони предложила ей перебраться на другой берег реки, к Блайт, Генриетта расплакалась и начала умолять, чтобы ее дражайшая и единственная подруга во всем мире осталась с ней. Блейз согласилась, поскольку пока две девушки были рядом, они доставляли ей меньше хлопот. Кроме того, ей не хотелось, чтобы скорбная и разочарованная Дилайт отравляла жизнь милой Блайт на последних месяцах беременности.

Однажды, когда на небе впервые за много дней появилось солнце и воздух стал непривычно теплым для зимы, две девушки рука об руку прогуливались по саду. Генриетта узнала, что Дилайт еще девственница, хотя и не лишена любопытства. Дилайт поделилась с ней рассказами своей младшей сестры Ваноры, которая любила подсматривать за слугами в конюшнях, когда была еще совсем малышкой. Эти рассказы дали Генриетте понять, что собственная девственность раздражает Дилайт, и француженка тут же решила сделать слабость подруги своим преимуществом.

— А ты когда-нибудь видела, как занимаются любовью слуги? — невинным тоном спросила она.

— О нет! — воскликнула Дилайт, румянец на щеках которой приобрел багровый оттенок.

— Ты хотела бы видеть, как мужчина с женщиной делают это? — продолжала искушать подругу мадемуазель Генриетта. — То же самое, что мог бы сделать с тобой Тони?

— Нет… — испуганно прошептала Дилайт. — Мне было бы страшно подглядывать. А если меня заметят?

— Ты так и не поймешь, как восхитительна любовь, пока не увидишь, как кто-нибудь занимается ею или не попробуешь сама, — уверяла Генриетта. — Знаю, ты бережешь свою девственность для Энтони, значит, тебе остается только подглядеть за кем-нибудь другим. Тебя никто не заметит, если ты станешь подглядывать за подругой, Дилайт, — за мной! — На ее пикантном личике сверкнула коварная улыбка.