Читаем без скачивания Зеро! История боев военно-воздушных сил Японии на Тихом океане. 1941-1945 - Масатаке Окумия

18 декабря 1944 года. Сегодня днем „В-29“ вернулись для второго налета на Нагою, атакуя завод фюзеляжей „Мицубиси“, к которому я был приписан. Как только зазвучали сирены воздушной тревоги, мы побежали к свободному убежищу возле основных цехов и спустились в траншеи и блиндажи, подготовленные для укрытия. Защищенные от осколков бомб и разрывов, мы вглядывались в небо в поисках бомбардировщиков. Вскоре заметили несколько волн „В-29“, казавшихся белыми на высоте, как я прикинул, около 10 тысяч метров. Большие самолеты выдерживали строй, сбрасывая бомбы залпами так, чтобы они „прошлись“ по территории завода с востока на запад. Я впервые оказался под таким мощным воздушным налетом и четко запомнил зловещий вой падающих бомб и невероятный грохот бомбовых разрывов. В ушах звенело, и я оглох на несколько часов.

19 декабря. Руководитель завода „Мицубиси“ распорядился приступить к выполнению плана по рассредоточению. Мы боялись, что бомбардировщики вернутся в еще большем количестве, и, если оборудование так и останется брошенным напоказ для „В-29“, мы скоро прекратим какое-либо производство. Работники начали развозить оборудование по школам и заводским помещениям в городе и пригородах.

25 декабря. Отдел машиностроения, в котором я работал, закончил эвакуацию из заводских зданий. Теперь мы располагались в нескольких школьных зданиях в восточной части Нагои.

С 25 декабря 1944-го по апрель 1945 года. Долгие часы изнурительной работы, перегрузок сделали свое дело. Страдая плевритом, я оказался прикованным к постели начиная с 25 декабря. Странное ощущение – не вставать с постели и слышать грохот воздушных налетов, которые сейчас стали частыми, днем и ночью. Мне уже был до боли знаком пронзительный свист падающих бомб, грохот разрывов в городе и рев огромных пожаров. Из своего окна я не раз наблюдал, как страшное пламя пожирает жилые дома и здания, а вздымающиеся облака дыма застилают все небо над городом.

В течение этого времени я поддерживал контакты с людьми, работавшими над моими проектами в „Мицубиси“ – „Reppy“ и другими истребителями. Меня часто посещали многие мои коллеги и помощники. Еще в декабре я обратил внимание, что у наших сотрудников резко упало желание работать. Из разговоров с моими людьми было очевидно, что упадок морали становился все глубже. Это естественное состояние подавленности с развитием событий на фронте усугублялось трудностями личного плана, отсутствием еды, проблемой добраться на работу и вернуться домой и т. д.

Уже середина марта. Похоже, „В-29“ изменили свою тактику бомбардировок. Если раньше они бомбили преимущественно заводы и военные установки, то теперь они атакуют гражданское население, сжигая жилье. С ощущением неминуемого всеобщего краха я слушал рассказы об ужасном налете с применением зажигательных бомб на центр Токио, который продолжался с ночи 9 марта до раннего утра следующего дня. Страшный по своей насыщенности зажигательными бомбами налет, похоже, был только первым в новой серии. Мне говорили, что центр города практически выжжен и что уже насчитано более 83 тысяч погибших и пропавших без вести. Десятки тысяч людей было ранено и обожжено. (Здесь я хочу добавить постскриптум. В этом гигантском воздушном налете число жертв превысило даже результаты атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. Просто невероятно, что произошло с нашими городами.)

Настала очередь Нагои. С ночи 11 марта до раннего утра 12-го „В-29“ сбросили на этот город десятки тысяч зажигательных бомб. Вспыхнули гигантские пожары, которые пронеслись без помех через скопления хрупких деревянных домиков и других зданий. Людям, к счастью, удалось избежать участи жертв подобного налета на Токио от 9 марта. Сравнительно малая площадь жилых массивов Нагои позволила большей части населения уйти от надвигавшихся языков пламени. Число жертв было сравнительно небольшим.

Сейчас уже очевидно, что „В-29“ будут продолжать совершать налеты на наши города, придерживаясь той же тактики. (Постскриптум: более половины моих родственников, проживавших в Токио, к маю остались без крова.)

12 марта 1945 года. Невзирая на протесты, я приказал всей своей семье, за исключением жены, немедленно уехать из Нагои. Большая часть города уже была выжжена и превратилась в пустыню, но „В-29“ могут вернуться в любой момент. Моя семья в сопровождении шурина и экономки отправилась в мою родную деревню, расположенную недалеко от города Такасаки, префектура Гумма, что примерно в девяноста километрах к северо-западу от Токио.

Странно было оставаться одному в пустом доме, пока жена проводила семью до вокзала Озоне в Нагое. Появилось время для размышлений, и я ощутил глубокую тревогу за будущее моей семьи, моего народа, за будущую работу, за будущее моей компании, в которой я так долго работал. Я не мог сдержать слез, когда думал о том, что мою страну и народ ожидает неизбежное поражение. На этих страницах я должен признаться, что несчастье, которое предстояло пережить Японии, заставляло меня плакать, и я не мог остановить слез.

Когда мы проснулись утром 8 декабря 1941 года, мы оказались – сами того не ведая – втянутыми в войну. Осознание этого было удивительным. Еще с тех пор большинство людей, кто трезво оценивал поразительную индустриальную мощь Соединенных Штатов, никогда не верило всерьез, что Япония победит в этой войне. Мы были убеждены, что у нашего правительства наверняка были в запасе какие-то дипломатические ходы, способные остановить войну до того, как ситуация станет для Японии катастрофической. Но сейчас, когда мы были лишены каких-либо сильных межгосударственных средств для достойного выхода из войны, нас все глубже затягивало в катастрофу. Происходило уничтожение Японии. Мне не оставалось ничего другого, как проклинать военную иерархию и слепых политиканов за то, что они втянули Японию в этот дьявольский котел разгрома.

8 апреля. Кабинет пал. Новый состав дает сильные основания надеяться, что скоро произойдут серьезные перемены в дипломатии и отношении правительства к войне.

15 апреля. Мое здоровье заметно улучшилось, и временами я могу вставать с постели. Чудесно ощущать, что ты обманул смерть и что скоро я снова смогу передвигаться, как и прежде. Впервые за четыре месяца я смог подстричься, принять долгожданную ванну, пройтись по знакомым комнатам собственного дома. Мне стало настолько лучше, что я мог сам добираться до бомбоубежища при налетах „В-29“, куда я раньше не доходил без посторонней помощи.

15 мая. Я уже достаточно здоров, чтобы ездить поездом. Завод № 1 тяжелого машиностроения „Мицубиси“, на который я сейчас зачислен, расположен в Мацумото, префектура Нагано. Я выехал на завод из Нагои на поезде. В первый раз я воочию увидел последствия применения зажигательных бомб в Нагое. Город превратился в пустыню, обгоревшую и неописуемо обезлюдевшую. Мой бывший завод стал бесформенным призраком из исковерканных стальных труб, искореженный бомбами и разобранный на части командами по рассредоточению. Трудно было поверить, что все это я вижу наяву.

Я знал, что скоро буду себя чувствовать совсем хорошо. Однако у меня почти не было желания работать. Вид разбомбленного города и исковерканного оборудования не покидал меня.

22 мая. Вероятно, моя болезнь ослабила меня значительно в большей степени, чем я полагал. Мне было приказано отдыхать, и я уехал из Мацумото повидаться с семьей. Следующие два месяца (до 21 июля, когда эта запись была закончена) я оставался с семьей, включая мою престарелую мать, и отдыхал, насколько это было возможно, чтобы набраться сил. К счастью, деревня наша слишком мала, а потому не подвергалась налетам.

Но и здесь сирены воздушной тревоги звучали над полями. Вражеские самолеты появлялись везде, бомбя, обстреливая ракетами и из пулеметов наши дома. Когда тяжелые „В-29“ гудели над головой, направляясь бомбить Маёбаси, Такасаки и Оту в префектуре Гумма, до нас потом доносились отдаленные раскаты, похожие на рокотание грома, хотя это было весьма далеко от нас.

И постоянно были видны американские морские истребители и бомбардировщики, проносившиеся низко над полями в поисках целей. Наши самолеты ничего не могли поделать против огромной мощи вражеских воздушных армад, которые полностью контролировали небо над Японией.

Впервые за восемнадцать лет с моей учебы в колледже я более месяца провел с родителями в их доме. Эти холмы и реки были те же, что и раньше, но поля изменились. Большинство рощ, в которых мы играли в детстве, перестали быть местом для детских игр, а были засеяны под продовольственные культуры. Страна голодала. Наши суда не могли прорваться в порты с продуктами питания.

Общее состояние страны быстро ухудшалось. Казалось, что что-то внутри нее гниет. Резко выросло число людей, напрямую пострадавших от бомбежек. Инфляция, как степной пожар, мчалась по стране, и от этого больше всего пострадали люди, жившие на зарплату. Хитрецы предлагали сбитому с толку правительству случайные меры и как-то ухитрялись получать новые должности, которые им давали неплохой доход и положение – а в это время честные люди (большинство нашего народа) были втянуты в войну и в жизнь полную лишений и несчастий. Многие смекалистые торговцы и промышленники заигрывали с милитаристами, они искали и получали большие прибыли путем грязных, бесчестных сделок. Правительство было не в состоянии отличить правду от лжи, все громче звучали шумные требования фаворитов. Многие правительственные чиновники предпочитали уклоняться от ответственности, высокопоставленные лица часто меняли посты, и эти перемещения происходили постоянно.