Читаем без скачивания Сапфировая скрижаль - Жильбер Синуэ

— У колодца Иакова! — воскликнул раввин.

— Именно. «Женщина говорит ему: господин! Тебе и почерпнуть нечем, а колодезь глубок: откуда же у тебя вода живая? Неужели ты больше отца нашего Иакова, который дал нам этот колодезь, и сам из него пил, и дети его, и скот его?

Иисус сказал ей в ответ: всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять; А кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую я дам ему…»

— Продолжать не стоит, — прервал его шейх. — Вот он, ваш колодец!

Араб стоял подле маленького белого каменного купола, наполовину засыпанного листвой. Эзра с Варгасом подошли к нему и оказались перед каменным отверстием. К куполу была привязана толстая пеньковая веревка — новенькая, словно буквально вчера приделанная, — и свисала в глубину колодца. Францисканец свесился вниз. Стенки колодца изнутри были увиты пробившимися через трещины растениями, а сероватая вода не позволяла увидеть дно.

— Как по-вашему, треугольник может быть под водой? — поинтересовался раввин.

— Возможно…

Монах осторожно взялся за веревку и потянул. И тут же почувствовал сопротивление, наводящее на мысль, что на конце веревки привязан какой-то груз. Он с двойной осторожностью продолжил вытягивать веревку, пока не появились очертания какого-то круглого предмета.

— Это еще что такое? — несказанно изумился Сарраг.

— Сейчас узнаем.

Варгас потянул быстрей, и через мгновение у него в руках оказался диск из жженой глины с шестью выемками, в одной из которых находился треугольник. Шестой. И общий вид диска был следующим:

Францисканец перевернул диск. На обороте полукругом было выгравировано:

Выход нужно искать внутри нас

— Ну вот, и опять перед нами образчик любимой темы Баруэля: углубление в себя, — прокомментировал Сарраг. — Намедни это была пещера, а теперь колодец.

— Но с одним добавлением, — уточнил раввин. — Колодец также символизирует скрытую истину. Которая, как только вытащена на свет, оказывается абсолютной истиной.

— Тут есть еще куда более важная информация, — добавил Рафаэль Варгас. — Этот диск доказывает, что вопреки нашим опасениям мы вовсе не в тупике. Иначе зачем Баруэлю было прятать его здесь? Если только нет какого-то следующего этапа. К тому же гляньте-ка…

Он положил диск на край колодца.

— Если внимательно присмотреться к этим выемкам, готовым принять остальные треугольники, то видно, что они не на равном расстоянии друг от друга. И вот тут, в центре, какие-то полоски.

— И для чего они, по-вашему?

— Есть большая вероятность, что вся эта штука в целом изготовлена для того, чтобы ее во что-то вставить.

— Вы хотите сказать, что это может быть ключ?

— Я так думаю. Потому-то я и говорил, что Гранада не может быть конечным пунктом. Баруэль не стал бы изготавливать этот предмет, если бы нам не предстояло им воспользоваться.

Они не сводили глаз с диска с шестью выемками, тогда как их мысли пытались развязать последний узелок. Последний, парадоксально ставший первым. «В начале». Бреишит.

ГЛАВА 32

Однако же я боялся даже подумать, что этот сон был отражением знания.

Потому что ест так, то, быть может, знание, соответственно, является отражением нереальности сна?

Вот уже некоторое время Франсиско Томас Торквемада, повернувшись спиной к своему секретарю, изучал колокольни собора с таким вниманием, будто впервые видел.

— Подведем итог. — Он повернулся с Альваресу. — Донья Виверо нас предала. Трое мужчин вернулись в Гранаду. И, по словам Мендосы, всякая надежда отыскать сапфировую Скрижаль вроде как потеряна.

Секретарь кивнул, поспешив, однако, уточнить:

— Также есть сведения, что какая-то группа лиц бродила по кварталу Альбаисин в окрестностях дома араба.

— Попытались выяснить, кто они?

— Мендоса, открыв свою принадлежность к Инквизиции, тут же спросил того, кто вроде бы был их главным. И столкнулся с каменным молчанием.

— Странно… Значит, еще кто-то, помимо нас, интересуется содержанием Скрижали? — Не питая никаких иллюзий относительно способности собеседника дать ответ, он продолжил: — Если это так, то их присутствие означает, что они, как и мы, хотят быть абсолютно уверенными, что больше нет ни малейшего шанса отыскать Скрижаль.

Великий Инквизитор вернулся в кресло, уткнулся лицом в ладони и надолго замолчал. Интересно, думал Альварес, он молится или ему нехорошо? Но при любом раскладе счел за благо сидеть тихо. Наконец Торквемада выпрямился. На лице его читалась полная растерянность.

— Кто? — внезапно вскричал он. — Кому известно о существовании Скрижали? Кому, кроме вас, — Альварес невольно дернулся, — каббалиста, состряпавшего фальшивое письмо Баруэля, сеньоры Виверо, Ее Величества и меня самого? — И опять, не дожидаясь ответа, повторил: — Кому еще? — Чуть помолчав, он едва слышно проговорил: — Совсем забыл… Эрнандо Талавера…

На физиономии секретаря отразилось сильнейшее изумление. Сердце бешено колотилось. Он в ужасе подумал, уж не питает ли Великий Инквизитор подозрений насчет него.

— Фра Талавера? — непослушными губами выговорил Альварес. — Но вы ведь не думаете, что он…

— Я ничего не думаю. И учитываю все. — Он сложил пальцы домиком. — Вы ведь помните наш с ним разговор. Когда я рассказал ему об этом деле, он сначала усомнился в его серьезности, а потом возражал против любых попыток завладеть Скрижалью.

— Отлично помню. Если память мне не изменяет, когда вы спросили, готов ли он лицезреть смерть христианства и Испании, он ответил…

— Знаю!

Торквемада так стиснул руки, что побелели костяшки пальцев.

— Эти его слова! Они преследовали меня по ночам! Преследовали меня, привязчивые, как чума! Он посмел заявить: «Нельзя любой ценой и до бесконечности поддерживать ересь лишь ради того, чтобы потешить гонор и тщеславие».

Инквизитор резко выпрямился. Им овладело лихорадочное состояние, с которым он и не пытался совладать. Его губы, искаженные усмешкой, дрожали.

— Тщеславие… Если защита веры против ереси, преграждение пути разрушительному влиянию науки и глашатаям софизма, желание сохранить и распространить единственный правильный из всех путь, путь, указанный в Священных Писаниях, — это тщеславие, то да: я — само тщеславие! — Замолчав, он дрожащим пальцем ткнул в секретаря: — Знаете, что такое тщеславие, фра Альварес? Это не что иное, как убежденность в том, что мы рождены для чего-то, что только мы можем совершить! — Он треснул кулаком по столу. — Понимаете, фра Альварес? ТОЛЬКО МЫ!

Он замолчал, ловя воздух ртом, затем бессильно уронил голову.

Окаменевший доминиканец довольно долго молчал, прежде чем осмелился спросить:

— Что вы решили, фра Торквемада? Мендоса ждет ваших распоряжений.

— Не упускайте их, — приказал Великий Инквизитор. — Не упускайте ни на шаг. И речи быть не может, чтобы послание Господа попало к кому-то, кроме нас. Я хочу эту Скрижаль. А потом убьете эту троицу! На месте! Что же касается той группы, о которой вы сообщили, то разбейте их! Известите Мендосу, что мы удвоим количество его людей.

Секретарь, преодолев страх, все же счел нужным уточнить:

— Фра Томас, вам ведь известно, что план Баруэля оказался неполным. Ожидание может быть тщетным…

— Тогда тем более мой приказ убить их должен быть выполнен!

Сквозь приоткрытые ставни пробивался солнечный лучик, тоненький, как нитка. После возвращения из Саламанки Эрнандо Талавера все хуже и хуже переносил яркий свет, если только за этим не скрывалось неосознанное желание оказаться в уединении сумерек, более подходящем для размышлений.

Он поглядел сперва на Диаса, потом на фра Альвареса.

— Мне с трудом верится, что все это дело заканчивается ничем. Почему они вдруг вернулись в Гранаду?

Он уже второй раз задавал этот вопрос.

— Потому что у них не было выбора, — ответил Альварес.

— Вы в этом полностью уверены? В Караваке они нашли лишь какой-то диск из обожженной глины. И ничего больше? Ничего, хоть сколько-нибудь похожего на синюю табличку?

— Больше ничего, фра Талавера, заверяю вас. — И, опережая следующий возможный вопрос, добавил: — На оборотной стороне диска францисканец прочел следующие слова: «Выход нужно искать внутри нас».

Талавера отказывался признавать, что все эти поиски по всей Испании закончились ничем. Должно быть, эти трое что-то упустили. Насколько сильно Талавера в начале всей этой заварухи скептически относился к реальности существования послания, написанного Господом, настолько сильно сейчас он был убежден в обратном. План Баруэля был слишком тщательно разработан, чтобы привести в никуда. Чего-то не хватает… Найдет ли эта троица когда-нибудь недостающую часть?