Читаем без скачивания Чистильщик - Дмитрий Соловьев

И уж совсем не до смеха стало Борову, когда через полчаса обсуждений сложившейся ситуации ему недвусмысленно дали понять, что до тех пор, пока не решена проблема с Крысоловом, он, Боров, временно лишается всех полномочий Главы Синдиката, оставаясь лишь региональным Главой. А с Крысоловом пусть разбирается своими силами.

Это был раскол. Точнее – это уже нельзя было назвать даже расколом, ибо Борова не поддержал никто, наоборот – все проголосовали за это решение. «Подождите, сучьи дети, – в ярости подумал Боров, – я вам потом покажу, как на Главу тявкать! Я вам такую ночку имени товарища Варфоломея устрою!» И лишь через минуту, разогнав багровую пелену животного гнева, окутавшую его разум, он вдруг с ужасом понял, что остался один. Между ним и Крысоловом стояла лишь жиденькая цепочка из оперативников-аномалов и бойцов спецназа, людей. Первых было десятка полтора, вторых – тридцать человек. И все они были разбросаны по всему региону, а Крысолов был уже где-то рядом – незаметный и смертельно опасный, как взведенная противопехотная мина в высокой траве. Жаворонки поют, ромашками пахнет, тишь да идиллия – пока не наступил на взрыватель.

И гнев моментально уступил место ужасу. Он глядел расширившимися глазами на выходящих из комнаты Глав, слышал щелчки отключавшихся линий связи тех, кто не смог присутствовать лично на совещании, и почти физически чувствовал, как смыкается вокруг него стена мрака и отчуждения. Грохнул кулаком по столу так, что подпрыгнули телефоны, пепельницы и стаканы.

– Сволочи, – проревел он, – выблядки трусливые! Своего Главу бросаете, крысы?!

Глава Центрально-Российского филиала, невысокий крепкий мужичок, словно слепленный из тугих шаров мышц, выходил последним. На пороге он обернулся. Его загорелое и обветренное лицо, перечеркнутое черной повязкой, прикрывавшей пустую левую глазницу, обезображенное белесыми лишаями старых ожогов, искривилось в подобии язвительной улыбки. Так, наверное, улыбались бы горгульи, существуй они в реальности.

– А что шуметь-то? – чуть шепеляво произнес он. – Сам виноват. Нужно было послушать Николая Николаевича, а не кончать его. Отпустил бы Крысолова – и все бы было спокойно. Кстати, если не читал отчет, то наши рижские друзья сообщили, что Крысолов по собственному почину завалил вашего бывшего оперативника, подавшегося на вольные хлеба. Вот так-то. А насчет Главы – это ты тоже не разоряйся. Даже если ты сумеешь уработать Крысолова – в чем я глубоко сомневаюсь, – то на ближайшем Совете ты вылетишь со всех постов, как пробка от шампани. Бывай.

Глава, а в прошлом – один из лучших оперативников-людей Синдиката, подмигнул уцелевшим глазом, что, как и его улыбка, смотрелось жутенько, и покинул комнату. Когда-то он попал под огнемет и выжил лишь чудом, после чего его перевели на административную работу, где он выдвинулся с самых низов до должности регионального Главы только за счет своих талантов аналитика и координатора.

Дверь захлопнулась, и Боров со стоном уронил голову на судорожно сжатые кулаки, покоившиеся на полированной крышке стола. Но в неподвижности он пробыл недолго. Вскинувшись, как боевой конь при звуках трубы, он нажал кнопку на селекторе.

– Кот, вызови Паука. Пусть немедленно отзовет всех оперативников. Через двадцать минут выезжаем на резервную базу.

– Это так рядом, – прошептала Мирдза прямо в ухо Чистильщика. – Не тянет зайти домой?

Чистильщик медленно провел ладонью по обнаженному телу молодой женщины. Мирдза упруго потянулась и тихо рассмеялась.

– Что, это стоило семи лет воздержания? – с улыбкой спросила она.

Чистильщик смущенно ухмыльнулся.

– А разве кто-то говорил о воздержании? – переспросил он.

Мирдза застыла в его руках, подобно стреле – упругая и трепещущая, готовая сорваться с тетивы к новой цели. Если, конечно, наслаждение можно назвать целью. Обиды в ее голосе не было ни на йоту.

– Никто. Но ты же понимаешь…

– Конечно, понимаю. Ну и что?

– Слушай, Вадим, ты или дурак, или святой.

– А какой вариант тебя больше устраивает?

– Ну-у, – задумчиво протянула Мирдза, – даже и не знаю. Скорее – ни один из этих.

– Увы, – тотчас же отозвался Чистильщик, – других предложить не могу.

Он осторожно, но с силой помял упругие полушария ягодиц и медленно вернул ладонь через бедро и плоский живот к куполам грудей, ласково прищемил между пальцами темно-розовый сосок, сполз чуть ниже по сбитой постели, приник к нему губами.

– Дурачок, – простонала молодая женщина. – Ты можешь хоть о чем-то думать серьезно?

– Сейчас и здесь – нет, – прошептал Чистильщик, скользя языком по груди Мирдзы. «Где и когда бы я смог не думать о ситуации и раскладе сторон, – подумал он. – Боюсь, лишь смерть отучит меня от прагматики». Зарывшись лицом в подстриженные волосы внизу живота Мирдзы, лаская ее губами и языком, Чистильщик все равно не мог избавиться от анализа внешней обстановки, решал задачи стратегии и тактики. «Будь все проклято», – грустно подумал он.

Лишь погрузившись в тело молодой женщины, отдав ей всего себя без остатка, не прося ничего взамен, он смог наконец вырваться из этой реальности, перестать быть собой – выдержанным, точным и безошибочным. Простым боевым автоматом, нацеленным на не менее простое «гнать и не пущать».

Но в самый момент расслабления сработала сигнализация. Бросив извиняющийся взгляд Мирдзе, Чистильщик мгновенно запрыгнул в штаны, подхватил «Хеклер и Кох» и мгновенно оказался у входной двери.

И услышал знакомый голос внутри черепной коробки:

– Кажется, ты искал помощи? Она пришла.

– Твою мать, – прошептал вслух Чистильщик, – только тебя, Рустик, и не хватало.

Они сидели вокруг гладко оструганного стола, стилизованного под обычный деревенский, этак начала века. Народу было немного – пара аномалов и пяток спецназовцев. Остальные тринадцать аномалов и два десятка бойцов штурмовой группы, состоящей из людей, рассыпались по широкому участку вокруг коттеджа, принадлежавшему, как казалось местным жителям, какому-то чудаковатому «новому русскому», решившему построить дачу в самом сухом районе Ленинградской области.

Вообще-то в Волосовском районе не было ни одной речки, ни одного озерка, заслуживающих упоминания. Когда-то в Канаршино был построен искусственный водоем, предназначенный для прогрева воды перед поливом пастбищных полей, воду в который накачивали насосами из подземной реки. Дно водоема было выстлано полиэтиленовой пленкой, ибо грунт данной местности – песок и щебень – был не способен удержать влагу на поверхности. Местная ребятня – да и взрослые тоже – с энтузиазмом встретили начинание совхоза.

Правда, с тех пор прошло много лет, полиэтилен прохудился во многих местах, водоем перестал быть именно водоемом, стал – в тех местах, где пленка осталась невредимой, – болотом. И совершенно непонятно, что здесь делать навороченному «новому русскому» с его двухэтажной кирпичной дачей.

На самом деле эта дача была резервной базой Северо-Западного филиала Синдиката, последним узлом обороны Главы всех Глав. Окна мгновенно превращались в узкие бойницы по сигналу с главного пульта; и без того толстые стальные двери по этому же сигналу превращались – из-за падающей сверху толстой железобетонно-стальной плиты – в непреодолимую преграду.

Но все равно, каждый из оборонявшихся знал, что ни стальные ставни, ни толстенные двери – не преграда для того, от кого они оборонялись. Даже если Крысолов придет один, то все равно он найдет способ выкурить их из-за стен. А в поле, где Крысолов провел годы и годы, они против него бессильны. Северо-Западный регион, привыкший к безотказной работе Крысолова, изнежился и завял, как тепличный цветок на морозе. И все это понимали: как аномалы, так и люди из отряда спецназначения. Эти люди умели справляться с аномалами, не прошедшими специальной тренировки, но встреча с лучшим выучеником Синдиката им не улыбалась. И от прямого дезертирства их удерживал не страх и не те большие деньги, что им платили, а некая странная – в наше-то бесчестное время! – честь и гордость истинно профессионального военного, которые уже не встретишь в армии.

Того же мнения придерживались и аномалы. Единожды приняв одну сторону в конфликте, они придерживались ее, хотя многим импонировал Крысолов, его тяга к свободе. И Боров чувствовал это, чувствовал, что его войско ненадежно. Но у него не осталось ни единого заслона от того одного человека (да нет же, аномала!), что преследует его, готов его убить.

В какой-то момент Боров забыл, что сам преследовал «предателя», устранил его куратора. Но сейчас его собственная драгоценная жизнь висела на волоске. И он был готов накидать гору трупов между собой и Крысоловом. Лишь бы сохранить висящую на волоске свою жизнь.