Читаем без скачивания Искушение. Сын Люцифера - Сергей МАВРОДИ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Орлиные крылья только орлу нужны. Но нельзя же просить, чтобы тебя вообще в орла превратили! Это все равно, что о смерти просить. Это ведь уже не ты будешь. А нечто совсем другое. Орел. Совсем другая птица. В которой нет ничего твоего, ничего куриного.
В (еще тише): И потом?..
П: Сначала начались проблемы с женой. Когда он впервые описал свои мужские сексуальные фантазии. Поскольку по силе воздействия это была уже даже не литература, а реальность, сверхреальность! как и было обещано ему ангелом — а жена почти никак не отреагировала, он заподозрил, что она его не любит. Ведь фактически он изменил ей на ее глазах! Сексуальные сцены были описаны очень ярко. А ее это как будто и нисколько не тронуло…
В (перебивая): Да, у Вас тоже очень сильные, честно говоря, описания сексуальных сцен. Я как раз собиралась об этом потом у Вас спросить. Как Вам это удается?
П (равнодушно): Ну, это очень просто. Я просто образно представляю себе эту сцену и потом тщательно её описываю, максимально подробно фиксируя детали. Этакий репортаж с места событий. Словесная живопись, словопись.
А поскольку описание всегда можно сделать чуточку идеализированным, приукрасить его, описать идеальный секс, когда всё получается, всё удается, у обоих партнеров всё происходит синхронно — то и впечатление, соответственно, оказывается даже сильнее, чем в реальной жизни. Ведь в реальной жизни у одного из партнеров может быть просто плохое настроение, что-то не заладиться — ну, сами понимаете…
А тут всё всегда именно так, как надо. Реализация мечты.
В (с интересом): И что, Вы можете так что угодно представить себе и описать?
П (по-прежнему равнодушно): Да, естественно. Вот, например, секс с Вами прямо сейчас, прямо здесь, в студии. (Внимательно и как-то холодно-оценивающе глядя на Ведущую): Вы встаете со стула, спокойно и неторопливо подходите ко мне…
В (с полушутливым испугом): Э-э-э!.. Хватит!.. Хватит!.. Я Вам верю.
Давайте лучше вернемся к Вашему рассказу. К Вашей сказке. Ну, и что там дальше было?
П: А на чем мы остановились?
В: На проблемах с женой. Как он сексуальные мечты свои начал описывать, а она не отреагировала. И он заподозрил, что она его не любит.
А кстати, а если бы она отреагировала, что было бы?
П: (пожимая плечом и усмехаясь): Не знаю, это же сказка. По сказке не отреагировала. Впрочем, я думаю, что ничего бы не изменилось. Он бы ее в чем-нибудь другом тогда заподозрил. Например, в том, что она его не понимает, сомневается в нем, а значит, опять-таки не любит. Не знаю, короче. По сказке, повторяю, не отреагировала, и в нем зародились сомнения в ее искренности.
Дальше больше. Появилась ревность. Подозрительность. Наверное, у нее есть любовник? И если она его не любит, то почему не уходит? Из-за денег? Он ведь теперь стал богатым человеком. Романы его расходились огромными тиражами.
В общем-то, все эти проблемы — денег, ревности, подозрительности — весьма банальные, очень многим мужьям свойственные и во многих семьях так или иначе присутствуют; но у него, в отличие от всех остальных, обычных мужей, в руках было абсолютное оружие, и он не преминул им воспользоваться. Он был как дикарь, папуас с автоматом Калашникова, и он не задумываясь пустил этот автомат в ход в своих папуасских разборках.
Искушение было слишком велико. Да он и не мог ему противиться, даже если бы и захотел. Он должен был писать. Писать, писать и писать! О том, что творится у него в душе.
И он написал новый гениальный роман. О том, что на тот момент его больше всего волновало. Об адюльтере. Супружеской измене. О замужней женщине, имеющей любовника. Роман, оправдывающий и объясняющий ее поведение. Специально, чтобы понаблюдать за реакцией жены. Жене, естественно, понравилось. Ну, точнее, прямо она, конечно, ничего не сказала, но он же видел!
А как ей могло не понравиться, если не нравиться им написанное просто не могло?! Да и кто была его жена? Это же не была какая-нибудь там Жанна Д, Арк, Орлеанская Девственница, несгибаемая и непоколебимая.
(«Непокобелимая!» — автоматически хихикнула Ведущая.)
Нет, это была обычная средняя женщина, с обычной средней моралью. Именно такая, про которых в Библии и сказано: «Не искушай!» А он-то как раз именно и искушал!
Силой своего нечеловеческого таланта он заставлял читателя испытывать те же чувства, что и его отрицательные герои. Понимать их, сочувствовать им! А значит, оправдывать. А значит, менять мораль читателя, подрывать ее основы. Заставлять читателя становиться на точку зрения негодяя и преступника. Сливаться с ними, самому на время становиться негодяем и преступником! Пробуждать те темные стороны, которые есть в каждом.
Ведь если Вы можете представить себе психологию преступника, значит, в Вас есть что-то от него.
Каждая женщина может легко сыграть на сцене проститутку, шлюху, понять ее психологию, психику, логику ее поведение. Но попробуйте понять психику и логику поведения, скажем, жужелицы! Потому что от жужелицы в вас ничего нет, а от шлюхи и проститутки — есть.
Короче говоря, если бы он написал роман о прелестях людоедства, о наслаждении от поедания человеческого мяса — читателю бы тоже понравилось.
С одной стороны, все это он прекрасно понимал, но понимал так же ясно и то, что прочтение его романа равносильно реальности, равносильно действию. И коль скоро жена прочла… Это всё равно, что она проглотила яд. «Дурная кровь в мои проникла жилы». Как будто ее укусила змея, тарантул, скорпион.
Дальше — еще больше. Он начал сомневаться во всех подряд. В друзьях, в родственниках — во всех близких ему людях. Представлять себе, а как поведут себя они в той или иной ситуации. Пусть даже совершенно неестественной и в реальной жизни немыслимой. Подобные мысли мелькают время от времени в голове у каждого («А продали бы меня за миллион?!»), но если у обычного человека они сразу же гаснут и умирают, едва родившись, то у него они тут же воплощались в жизнь, в реальность в его поистине дьявольских романах.
Полный успех их порождал у него в душе новый всплеск злобы и отчаяния, и на свет появлялся новый роман, еще ужаснее и безысходнее предыдущего.
Вокруг него скоро образовалась пустыня, вакуум — ни друзей, ни близких. Ведь это тоже были совершенно обычные, средние люди, и для их верности, дружбы, чести тоже существовали известные пределы. Они тоже не выдерживали всех этих нечеловеческих испытаний и искушений, предложенных им во всех этих нечеловеческих романах. Если даже для стали существует предел прочности, то что же говорить о людях! Есть бездны, в которые человеку лучше не заглядывать, ибо там ничего нет, кроме предательства, бесчестия и лжи. И есть температуры, при которых плавится всё. Даже любовь, честь и верность.
Оставшись совсем один, он начал мстить всем, всем людям вообще. Извращенные сексуальные сцены, оргии, насилие — всё это полилось рекой. Он будил в людях самые низкие, низменные инстинкты и злорадствовал, видя, как растут тиражи его романов. Казалось, что его устами говорит сам Сатана. А с Сатаной, как известно, нельзя разговаривать и его нельзя слушать.
Но в те времена, когда изрекали эту истину, — вдруг засмеялся Писатель, — вероятно, еще не существовало ни книгопечатания, ни средств массовой информации. В частности, телевидения, — после паузы добавил он, иронически глядя на Ведущую. — Да и про «читать» здесь ничего не сказано. Читать, наверное, можно.
В (после длинной паузы): И что было дальше?
П (опять засмеявшись): Дальше? Дальше ничего не было. Это же сказка!
В (после новой паузы): Да… Сказка… Но Вы знаете, у меня какое-то странное впечатление от этой сказки осталось… Вы ее случайно не про себя рассказали?
П (усмехнувшись): Ого! Какой комплимент! Мои романы настолько талантливы? Как у героя сказки?
В: Ну… не знаю… Наверное… Да, пожалуй, что да. И смену тем своих романов Вы так подробно описали.
П(снова усмехнувшись): Это игра. Я играю сейчас и с Вами, и с телезрителями. Провоцирую их, чтобы поднять свой рейтинг и еще больше усилить интерес ко мне и к моему творчеству. Теперь мои романы прочтут все, даже те, кто до этого вообще никогда ничего не читал, кроме ценников, чеков и этикеток на бутылках. Чтобы пообщаться с самим Сатаной. Ведь зло привлекательно. Неотразимо! Предупреди человека, что читать нельзя, и он обязательно прочтет.
В (в замешательстве): Вы это всё серьезно?
П (с прежней иронией): Нет. Да. Да-нет. Я же Вам говорю, что это всё игра. И игра то, что это всё игра.