Читаем без скачивания Разрушенные (ЛП) - Пэппер Винтерс

В первую ночь, после того как сжег целый противень куриных наггетсов, я наконец научился пользоваться духовкой и сделал лучшую еду в своей жизни. Сидя за кухонным столом, за которым я никогда не сидел, используя навыки, которые никогда не имел, я предавался нормальной жизни.

Уставившись на Зел и Клару, которые ели такую простую еду, я проклинал своих кураторов снова и снова за то, что украли мою жизнь. За то, что окунули меня в мир, отрезанный от любви, смеха и нежности. Нам не было разрешено формировать привязанность. Наши клетки были отделены, мы ели раздельно. Нашей единственной целью было отдыхать как складное оружие, пока не появится новый контракт. Новый враг, чтобы убить или вендетта, которую нужно выполнить от лица неприлично богатых мужчин или женщин.

Это было хуже, чем тюремное заключение, и я чувствовал, что тюремная решетка наконец исчезла — я нашел способ, чтобы сделать себя свободным, и я никогда не позволю никому украсть это от меня снова.

Зел сохраняла дистанцию. В первую ночь, я дал ей комнату рядом с моей — в полной мере осознавая, что ей нужно собственное пространство с Кларой. Я не настаивал на еще одном поцелуе или времени наедине, чтобы поговорить. Я был доволен тем, что они просто были в моем доме. Я мог быть одержим Кларой, но знал, что действовать нужно осторожно. Чтобы не показать насколько я был трахнутым на бошку, и насколько нуждался в ней.

Каждая секунда в присутствии Клары, поднимала черное облако от моего сердца, и я обнаружил, что мои губы дергаются в улыбке, и желудок сжимается от новой эмоции счастья. Это наполняло меня солнечным светом и в первый раз с тех пор как они украли меня, я не боялся темноты в моей душе. Я имел кое-что другое, чем смерть вокруг меня. У меня была жизнь.

Клара не пошла в школу на следующий день. Вместо этого Зел позволила ее осмотреть мой дом, пока я спал до полудня. Я нашел их в теплице, когда проснулся, и шел за матерью и дочерью, впитывая их волшебство.

Я хотел Зел с того момента, как положил на нее глаз в «Обсидиане», но это было ничто по сравнению с горящей страстью, что тлела во мне сейчас. Каждый раз, когда она смеялась от острот Клары или перекидывала свои темные волосы через плечо, я понемногу был ближе к падению.

Я не знал, примет ли она меня или уйдет через несколько дней, и это будет конец, но она владела мной больше, чем кто-либо. Больше чем мои кураторы, больше чем я сам — я принадлежал ей целиком и полностью.

Я сделал правильный выбор — единственная правильная вещь в моей жизни — держать руки подальше от нее. Я не знал, как справиться. У моего члена был собственный разум, и мои глаза не были удовлетворены, пока она не попадала в центр их видения, но я отказывался снова причинить ей боль. Я это и имел в виду, когда согласился никогда снова не находиться рядом с ней, если это то, чего она желает.

Я игнорировал свои мысли о том, чтобы насильно взять ее и сохранить глубоко в себе это нежное и незапятнанное общение, что Зел и Клара давали мне.

В следующий раз, когда я возьму ее — если этот следующий раз случится — я хочу отдать ей все. Я хочу заняться с ней любовью. Я хочу постичь разницу. Я хочу, чтобы она поняла, что я принадлежу ей.

Время от времени Клара кашляла, и слезы наполняли ее глаза. Зел вставляла ей в рот ингалятор от астмы, и кашель прекращался. Каждый раз, когда я спрашивал, почему Клара кашляет, Зел сердилась и говорила мне, что это просто астма — ничего, о чем я должен беспокоиться.

Но я беспокоился. Сильно. Что-то было не так. От нее так и разило ложью, утопающей в горе, и резкое покалывание страха не покидало мою спину.

Видеть то, с какой любовью Зел относится к своей дочери — почти поставило меня на колени. Я бы отдал все, чтобы она посмотрела на меня так же.

Хотя ее печаль пятнала все, что она делала, она думала, что я не замечал, она думала, что Клара не замечала. Но мы замечали. Часто Клара ловила мой взгляд через плечо Зел, когда они обнимались. Ее маленькие брови взлетали в вопросе.

У Зел внутри была печаль, тяжелая и причиняющая боль, и она не произнесла ни единого слова об этом.

Когда Зел и Клара шли спать, я наблюдал за порядком в «Обсидиане». Когда последний боец уходил в пять утра, я отправлялся в свой подвал и работал над просьбой Клары.

Второй день был потрачен на лужайке под открытым солнцем. Вместе с бутербродами с Нутеллой и шоколадным зефиром. Зел закатывала глаза от того, как легко я потворствовал прихотям ее восьмилетней дочери. Она не знала, что соблюдать приказы было в моем ДНК. Она также не знала, что я боролся со своими кураторами всю жизнь и, наконец, наслаждался выполнять такие простые, невинные просьбы от кого-то такого маленького.

Я убью за нее без вопросов. Я буду защищать ее ценой собственной жизни.

Когда ужин закончился, и Зел сказала Кларе, что пришло ее время ложиться спать, она надула губы и стонала, и согласилась, только когда я затащил три бронзовые статуи в ее спальню, медленно строя металлический зверинец дикой природы.

Я потворствовал ей. Я обожал ее.

Я никогда не был настолько поглощен одним человеком. Каждый раз, когда я смотрел на ее оживленность, мое сердце разрывалось за Василия и каждого ребенка как я, которые были уничтожены как личности, потому что не были достаточно хладнокровны для извращенных игр наших кураторов.

Клара не имела ничего общего с ним — у нее были темные волосы и перламутровая кожа, в то время как у Василия была темная кожа и светлые волосы. Глаза Василия были как мои — арктические, бело-голубые; я имел смутное воспоминание, что моя мать называла их айсбергами.

Не важно, что Клара не имела ничего общего с ним. Мой мозг не переставал тыкать в так и незажившую рану, обращаясь к боли, которую я думал, оставил позади.

Но боль не была сравнима с новизной и теплом, что я нашел. Если Клара была моим солнцем — исцеляющим и отбрасывающим мою тень, — Зел была моим гребаным космосом.

Она была всем, чего я хотел. Всем, в чем я нуждался. Всем, чего я думал, я не заслуживаю.

«Обсидиан» был моей одержимостью, но теперь я больше не заботился о бойцах, избивающих друг друга в моем доме, или об устойчивом притоке денег, страстно стремящихся в клуб клиентов.

Я покончил с этим.

Я просто надеялся, что это тоже покончило со мной.

Я проснулся, как обычно, в полдень и тренировался около часа, прежде чем направился в свой кабинет. Календарь на моем столе сообщил мне, что это воскресенье.

Большая ночь в «Обсидиане» и выходной. Никакой школы у Клары. Мое сердце забилось быстрее от мысли попросить Зел остаться на еще одну ночь.