Читаем без скачивания Без видимых повреждений - Рэйчел Луиза Снайдер

мужчины». «Мы не имели с ними дела, – объяснял он, – потому что полицейские обычно чувствуют к себе антипатию со стороны женщин, работающих в кризисных центрах». Данн посмеивается над этой оценкой, говоря: «Мы были феминаци, а они – придурками, которых заботят только сверхурочные». Но беседуя между собой, полицейские и правозащитники узнали о едином наборе проблем и препятствий, с которыми сталкивались. Поговорив с Вайлом, Данн поняла, как полицейских раздражает необходимость приходить в одну и ту же семью вновь и вновь. А инспекторы, такие, как Вайл, стали осмыслять те непреодолимые обстоятельства, из-за которых жертвы остаются с мучителями. Данн объяснила, что жертвы, демонстрирующие враждебность к полиции и солидарность с мучителем, просто принимают меры предосторожности; их поступок не имеет отношения к полицейским, это послание агрессорам: Видишь, как я предана тебе? Пожалуйста, не убивай меня, когда копы уйдут.

В этой новой системе кризисный центр будет служить центральным пунктом коммуникации. Была создана команда, включающая одного представителя от каждой организации – от пунктов скорой помощи до органов правосудия, полиции, правозащитников и еще полдесятка других специалистов. Они решили встречаться ежемесячно, обсуждать случаи, которые, казалось, относились к группе высокого риска, и, держась в пределах путаных ограничений соглашений о конфиденциальности и законов HIPAA, делиться максимально полной информацией, доступной каждому из них относительно потенциально возможного убийства. Независимо работающие учреждения перестанут быть modus operandi. Как Данн прокомментировала позднее: «Именно из-за таких трещин и происходят убийства».

В начале 2005 года Группа по борьбе с домашним насилием высокой степени риска начала принимать дела. Их функция? Избавиться от трещин.

Убежище

Когда женское движение довело проблему домашнего насилия до сознания граждан, самым действенным решением проблемы представлялось убежище. Убрать жертву из зоны опасности. Во многих штатах еще не было законов, запрещающих избиение жен. Насилие интимного партнера рассматривалось как частное семейное дело, и в немногих исследованиях того периода, освещающих вопрос домашнего насилия, сквозило убеждение, что вина лежит на самих жертвах, провоцирующих агрессоров. Прошли десятилетия, прежде чем в сознании людей укоренилась сама идея ответственности мужчин за насилие. Создание убежищ стало первой попыткой государства отреагировать на насилие интимного партнера, и в 1960-х, 70-х, 80-х, даже в разгаре 90-х годов оно казалось практически единственным решением, предлагаемым женщинам в трудной ситуации. В 1964 году в Калифорнии было открыто убежище для женщин-жертв алкоголиков, которые тоже подвергались издевательствам, хотя слава учреждения первых убежищ для избиваемых женщин принадлежит Мейну и Миннесоте. Без сомнения, убежища уберегли от гибели не одну тысячу женщин, они и сегодня спасают человеческие жизни. За четыре десятилетия количество убежищ существенно возросло, сегодня их насчитывается более трех тысяч[118].

Убежище – собирательный термин. Это может быть и ночлег в гостиничном номере, и дом строчной застройки на два десятка семей. В городах с высокой плотностью населения иногда имеются небольшие многоквартирные или жилые дома мотельного типа с размещением по одному. За пределами крупных городов убежища, как правило, представлены домами на одну семью в жилых районах, где жертвам с детьми выделяется одна комната, а в общем пользовании пяти – восьми семей находятся кухня, санузлы, столовая и гостиная. Действуют правила, регламентирующие отбой и выполнение домашних обязанностей. Исторически сложилось, что мальчики старше двенадцати лет и животные не допускались в убежища, и по большей части контакты с друзьями, семьей, включая работодателя жертвы, не поощрялись в целях безопасности (в Нью-Йорке сейчас создается первое в стране убежище, где стопроцентно допустимо пребывание с домашними животными; в Арканзасе в 2015 году открыто первое в США убежище для мужчин). Убежище – это не просто безопасное место для ночлега; оно подразумевает полный уход жертвы и ее детей от привычной жизни. Им нужно раствориться, исчезнуть.

Именно это осознала Келли Данн, когда Дороти отказалась от убежища. Келли однажды сказала мне, что «грязная тайна» убежища в том, что оно оказывается «талоном на социальное пособие». Если женщине требовалось убежище, а путь до ближайшего ночлега пролегал через весь штат, шанс нельзя было упускать, даже если это привело бы к немедленному уходу с работы, отчислению ребенка из школы и расставанию с друзьями. Данн вспоминает одну из самых навязчивых картин, преследующих ее в течение двадцатипятилетней работы в этой области, – женщин, стоящих на тротуаре с детьми и багажом в ожидании автобуса, который увезет их на другой конец страны, ведь место ночлега для них нашлось только там. В этом таится что-то глубоко противоестественное. Пусть порой это и необходимо, но всегда крайне мучительно.

Данн утверждает, что всё меньше и меньше жертв соглашаются на пребывание в убежищах. Они задаются вопросом, смогут ли сохранить работу или продолжать заботиться о пожилых родителях; обратиться к врачу или пойти на ужин к друзьям; смогут ли их дети играть в школьном спектакле; позволят ли им взять с собой фамильные ценности; есть ли у них право размещать посты в фейсбук или инстаграм. «На все эти вопросы ответ один – нет», – говорит Данн. «Целью убежища было избавить от забот систему уголовного права. Утверждалось: “Если она и правда так боится, то пойдет в убежище”, а если женщины не обращались туда, считалось, что они не боятся». Случай Дороти показал Данн всю опасность такого убеждения.

В последние годы убежища и клиники стараются учитывать потребности жертв издевательств. Сохранение рабочего места нередко поощряется; в убежищах установлены изощренные системы безопасности, которые это допускают. В некоторых убежищах теперь разрешено пребывание мальчиков-подростков вместе с матерями; семьям позволено держать домашних питомцев; в других убежищах не запрещено общение с семьей и друзьями. Однажды по приглашению Кандаса Волдрона, бывшего исполнительного директора кризисного агентства Healing Abuse Working for Change в Салеме, Массачусетс, я приехала в их новое ультрасовременное убежище. Раньше на его месте было старое убежище, где побывали Дороти и Кристен, – крошечный домик в переулке, на самом берегу океана, с которого на узенькие дорожки заметает песок. Новое убежище разместилось в элегантном викторианском здании на широком бульваре, множество камер наблюдения спрятано от глаз по всей территории; здесь хватает места для восьми семей, есть три отдельных кухонных зоны. Есть лифт, детская с массой игрушек, холлы и лестничные пролеты ярко покрашены и увешаны картинами с цветами. Во дворе небольшая песочница. Убежище, как и должно быть, просторное и светлое, но лишено индивидуальных черт, характерных для большинства наших домов, например, семейных фото или постеров, детских рисунков, безделушек, книг, дисков.

Это заведение экстра-класса: есть игровые зоны, безопасность безупречна, условия отличные. И всё же, даже в самом лучшем варианте, убежище