Читаем без скачивания Америkа reload game (с редакционными примечаниями) - Кирилл Еськов

– Ну, это еще неизвестно, кто для кого сейчас таскает те каштаны: «Макандаль» для американ или американе для «Макандаля»…

– Ах, вот даже как?.. Давайте-ка так, компаньерос: я сейчас изложу вам, в режиме вводной, что мне известно по здешним черным движениям – а вы потом дополните: как оно тут на самом деле.

Итак… Всё началось со сложившейся во французских колониях, в Луизиане прежде всего, культуры «свободных цветных – gens de couleur libres»: множество мулатов и квартеронов, родившихся от белых господ и их цветных наложниц. «Молодому человеку из хорошей семьи», когда тот «входил в возраст», обыкновенно приискивали красивую девушку смешанной крови, а тот потом устраивал ее судьбу и судьбу ее детей; фактически – конкубинат. Наследовать своему белому отцу такие дети по закону не могли, однако обычай однозначно требовал дать им не только свободу, но и приличествующее содержание, а также – внимание! – образование, в том числе и в Метрополии.

– В целом так, – кивнул Шубравый, – но были свои сложности. Отец литератора Дюма, к примеру, был как раз из таких мулатов: отец – французский аристократ, маркиз де ля Пайетри, мать – чернокожая гаитянская рабыня Мария Дюма, от нее и фамилия. Так вот, чтобы вывезти сына в Метрополию, маркизу пришлось сначала продать его в рабство, а потом выкупить; продажа была, разумеется, фиктивной – но сам подход впечатляет, согласитесь… В Метрополии сей лихой мулат, ослушавшись отца, завербовался рядовым в кавалерию и дослужился в итоге до дивизионного генерала – но это уже при республике и Наполеоне: при короле офицерский чин ему бы не светил ни при какой погоде…

– Ну, всё познается в сравнении… – согласился Зырянов. – На американском Верхнем Юге «свободные цветные» тоже случались – но только социальный статус их был там совершенно никакой. Да и количество: в Новом Орлеане при французах те цветные составляли заметное большинство городского населения – причем образованного городского населения. Было лишь два ограничения: нельзя голосовать-избираться и нельзя вступать в церковный брак с белыми, а всё прочее – пожалуйста. Ну вот вам – и предприниматели, и землевладельцы, и люди свободных профессий… черные врачи лечили белых пациентов, черные адвокаты судились с белыми в белых судах – и вполне успешно выигрывали процессы! Множество бизнес-леди, кстати: хозяйки ресторанов и гостиниц, владелицы доходных домов, модистки, даже учительницы – что совершенно немыслимо для белых женщин того времени. Бывали, кажется, даже плантаторши, владевшие землей и рабами…

– Бывало и такое, точно. На владение собственностью никаких ограничений для цветных во французских и испанских колониях не было вовсе. Только вы не забывайте, опять-таки, при этом о «Черном кодексе», унаследованном из времен Короля-Солнце*. То есть

-------------------------------------

* «Король-Солнце» (фр. Le Roi Soleil) – прозвище короля Людовика XIV (прим. ред. ).

-------------------------------------

владеть плантацией с рабами такая цветная бизнес-леди могла, а вот, к примеру, появиться в общественном месте без предписанного тем кодексом головного платка-тиньона – нет. Впрочем, можно ведь сформулировать и иначе: без тиньона ходить не моги, а вот владеть плантацией с рабами – сколько угодно… Как по-вашему, Виктор Сергеевич, – меняется сумма от подобной перестановки слагаемых?

– Да уж… И как – им действительно приходилось носить тот «рабский» платок?

– Ну, это, как всегда в таких случаях, становилось отдельной игрой: например, чтобы тиньон формально наличествовал – а по факту разглядеть его было бы невозможно. Или – пусть он так сочетается с твоей шляпкой последней парижской модели, чтоб белые модницы вокруг мерли от зависти как мухи. Все дочери Евы весьма изобретательны по этой части… Вы, главное, не упускайте из виду, компаньеро: общество тогдашнее – сословное, в каком-то смысле – средневековое. В таком обществе все находят естественным, что права у разных сословий – сильно разные; но при этом свои права есть – у всех, и права те можно при нужде отстаивать в нормальном, не Шемякином, суде…

– Насчет судопроизводства самое забавное, – вступил в разговор Карл Иванович, неспешно набивая глиняную трубку с хитро орнаментированным чубуком («…Неужто он на Перешейке повоевать тогда успел? – вот не подумал бы…»), – самое забавное, что белым женщинам дозволялось судиться только с разрешения мужа – да и то лишь по гражданскому праву, по делам же обычного права они вообще ничего не могли, – а вот цветным – пожалуйста! И вот вам ситуация. Белый берет себе чернокожую конкубину, и у них там не только любовь-морковь, но и деловые отношения. Потом он помирает; она – не член семьи (брак-то ведь не церковный), и, соответственно, по завещанию не может получить ничего. На этом месте она спокойно идет в суд (и тиньон ей в том ни капельки не препятствует…), предъявляет имущественные права на свою долю в бизнесе покойного как его деловой партнер – и суд решает дело в ее пользу.

– Ого! Это – теоретически, или бывали реальные прецеденты?

– Какие там «прецеденты» – это устоявшаяся судебная практика того времени! Это, собственно, всё к тому же: отсутствие равноправия вовсе не означает отсутствия прав. И рабство чернокожих спокойно уживалось там, к примеру, с существованием вооруженных черных милиций…

– Спасибо, не знал! Весьма любопытно… Как бы то ни было, все эта «цветущая сложность» приказала долго жить, когда Новый Орлеан, по «Луизианской покупке» 1803-го, достался Соединенным Штатам. У WASP'ов – белых англо-саксонских протестантов, с их нутряным расизмом – от той франко-католической вольницы gens de couleur libres просто таки волосы встали дыбом… во всех местах.

Ну и – пошла закрутка гаек: запретить цветным то, запретить сё… Какие вам, нахрен, черные адвокаты, какие черные бизнес-леди! Лабайте джаз по кабакам, подпирайте стенку в квартале красных фонарей (только уже без шансов дослужиться до бордель-маман) – и хватит с вас! А там приспело и окончательное решение вопроса в виде закона штата Луизиана от 1859-го, невиданного во всей европейской новой истории: всем свободным доселе «лицам африканского происхождения» было предписано быстренько подыскать себе хозяина и обратиться в рабское состояние; «дети Хама» же, чего с ними церемониться – ибо сказано в Писании: «Рабы рабов будут они у братьев своих»… Помимо всего прочего, подразумевалась еще и грандиозная конфискация теми братьями собственности, принадлежавшей «свободным цветным», да?

– Верно, – подтвердил Швейцер, – но, правда, с отъемом той собственности у братьев, по большей части, не заладилось. Закон-то был принят Штатом, тогда как Город против него категорически возражал, а после – саботировал его исполнение как только мог, на всех уровнях. Авторы закона надеялись, что пока-еще-свободные цветные массово повалят из страны, «хоть тушкой, хоть чучелком», срочно распродав всё, что у них есть за три копейки. Но у чистых нигритян и отнимать-то было, как правило, особо нечего – окромя саксофонов да боксерских перчаток, а состоятельные мулаты-квартероны имели незапятнанно-белую родню с отцовской стороны; каковой родне они, уезжая из страны, и оставляли собственность – как бы в управление, по доверенности. Рабовладельцы исходили пеной от ярости, но поделать ничего не могли: новоорлеанские судьи неизменно вставали на сторону gens de couleur libres. Тут надо брать во внимание еще и то, что, по традициям тамошнего конкубината, дети наследовали социальные связи с обеих сторон ; получался эдакий разветвленный семейный клан «по обе стороны улицы». Но вот кому не свезло с белой родней и кто оказался поодаль от судов и закона – у тех да, всё поотнимали, по беспределу.

– А, кстати – почему они в Луизиане тот беспредел учинили? Это ведь на фоне того, что в прочих южных штатах, помнится, как раз об ту пору прорабатывали разные варианты освобождения рабов?

– Ну так – именно поэтому! Сами прикиньте: аболиционизм распространяется в образованных слоях Юга как чума, едва ли не все столпы общества – включая и нынешних лидеров Конфедерации, вроде генерала Ли – своих собственных рабов давным-давно поосвобождали уже в частном порядке и против рабовладения высказываются хоть и негромко, но вполне определенно, эмансипацию того гляди учинят «сверху» в радикальном варианте – и как со всей этой напастью прикажете бороться? Не станешь же говорить правду, про резкое падение доходности плантационного хозяйства: «южные джентльмены» такого не поймут, ославят «торгашом, хуже янки»… Тут только и остается, что человеколюбиво упирать на расовую неполноценность черных и органическую неспособность оных к самостоятельной жизни, без отеческого пригляда белых: «Ну не могут эти несчастные жить как нормальные свободные люди, не-мо-гут!! Против законов природы-то не попрешь!..» А тебе в ответ на эти инвективы всегда могут простодушно тыкнуть пальцем в пример новоорлеанских gens de couleur libres: «Позвольте, как же это – “не могут”, когда – вот вам пожалуйста!» Ну вот и…