Читаем без скачивания Белые зубы - Зэди Смит

Ведущий: И еще один вопрос от наших слушателей. Его хочет задать нашим сегодняшним гостям миссис Салли Витейкер из Борнмута. Миссис Витейкер, мы вас слушаем.

Миссис Витейкер: Спасибо, Брайан. Я начинающий садовод и впервые сталкиваюсь с морозами. За последние два месяца мой цветущий садик стал совершенно голым и неприглядным… Друзья посоветовали мне сажать невысокие цветы, но тогда у меня будут только крошечные аврикулы и ноготки, а они совершенно не смотрятся в моем огромном саду. Мне бы хотелось посадить что-нибудь пышное, примерно такой высоты, как дельфиниум, но такие растения ветер все время ломает, так что люди, заглядывающие в мой садик, качают головами и приговаривают: «Вот бедненькая, надо же как не повезло!» (смех в студии). Так что я хотела спросить у специалистов, как им удается сделать свои садики красивыми и яркими даже зимой?

Ведущий: Спасибо за вопрос, миссис Витейкер. Многие, даже опытные садоводы, с этим сталкиваются… У меня, например, никогда ничего не выходит. Что ж, спросим у наших гостей. Джойс Чалфен, что вы можете посоветовать садоводам на зимний период?

Джойс Чалфен: Ну, во-первых, мне кажется, что у вас слишком любопытные соседи. Им я бы посоветовала не соваться не в свое дело (смех в студии). Но если серьезно, то я считаю, что мода на сады, цветущие круглый год, — явление ненормальное. Это плохо и для сада, и для садовода, и особенно для почвы. Я думаю… я уверена, что зима — время покоя, приглушенных красок… и только потом, когда наступит весна, соседи упадут в обморок, увидев, как расцвел ваш сад. Бах! И вот оно потрясающее буйство! Я полагаю, что зима — это время позаботиться о земле: удобрить ее, перекопать, дать ей отдохнуть и приготовиться удивить любопытных соседей. Мне всегда казалось, что земля, как женский организм, живет циклично: время плодородия сменяется временем отдыха, и это естественно. Но если вам так уж хочется сделать свой сад пышным и зимой, то советую морозник корсиканский — Helleborus corsicus. Он морозоустойчив и хорошо растет даже в земле, перенасыщенной известью, когда…

Айри выключила радио. Было что-то полезное в том, что она отключила Джойс. И ничего личного. Просто ее рассуждения вдруг стали скучными и ненужными, ее вечные попытки добиться толку от неплодородной английской почвы. К чему все это, если теперь есть другая земля? (Потому что для Айри Ямайка только что появилась. Она, как Колумб, открыла ее и этим вызвала к жизни.) Страна лесов и вод. Где все, что угодно, росло само — буйно и без всякого внимания со стороны человека, где молодой белый капитан легко мог встретить черную девушку — оба чистые и неиспорченные, без прошлого, без предопределенного будущего. Место, где все просто есть. И никаких вымыслов, никаких мифов, никакой лжи, никакой запутанной паутины — так Айри представляла свою родину. Родина — это одна из волшебных выдумок, как единорог, или душа, или бесконечность, которые вошли в язык и прочно обосновались в сознании. Для Айри слово «родина» было особенно волшебным, потому что у нее оно ассоциировалось с началом. Началом начал. Как первое утро в Эдеме или первый день после апокалипсиса. Чистый лист.

Но каждый раз, когда Айри удавалось почувствовать особую связь с прошлым, с его идеальной неопределенностью, что-то из настоящего звонило в дом Боуден и разрушало это ощущение. В четвертое воскресенье поста Айри получила подарок в виде Джошуа. Он неожиданно пришел, ужасно сердитый, похудевший как минимум килограммов на шесть и одетый гораздо неопрятнее, чем раньше. Айри не успела выразить свое удивление или беспокойство, как он захлопнул за собой входную дверь и пронесся в гостиную.

— Достало меня все это! Ужас как достало!

Он так шарахнул дверью, что стоявшая на подоконнике фотография капитана Дарэма упала, и Айри пришлось заботливо поднять ее и поставить как положено.

— Ага, я тоже рада тебя видеть. Давай садись и рассказывай по порядку. Что тебя достало?

— Они. Меня от них тошнит. Разглагольствуют о правах и свободах, а сами сжирают пятьдесят цыплят в неделю! Лицемеры!

Айри не уловила связи между свободой и цыплятами. Она достала сигарету и приготовилась к долгой беседе. К ее удивлению, Джошуа тоже закурил, и они пристроились на подоконнике, выпуская дым в форточку.

— Ты-то знаешь, как живут бройлерные куры?

Айри не знала. И Джошуа рассказал. Всю свою жалкую куриную жизнь заперты в темноте, живут в тесноте, как сельди в бочке, в своем собственном дерьме, и кормят их самым плохим зерном.

И это, как говорил Джошуа, еще цветочки по сравнению с жизнью свиней, коров и овец.

— Это преступление! Но попробуй скажи об этом Маркусу. Попробуй оставь его без мяса. И ни черта он не знает. Заметила? Он все на свете знает о какой-нибудь одной мелочи и ничего о целом мире, который… Стой, пока не забыл: возьми листовку.

Айри никогда бы не подумала, что настанет день, когда Джошуа Чалфен вручит ей листовку. Но вот она — у нее в руке. И называется «Мясо — это убийство: факты и слухи», выпущена организацией ФАТУМ.

— Это расшифровывается как Фронт антиэксплуатации тварей угнетенных и мучимых. Ядро «Гринписа» или что-то такое. Почитай. Это тебе не какие-то ненормальные хиппи, это люди с твердым научным подходом и хорошей академической базой, и они анархисты. Мне кажется, что я наконец нашел свою нишу. Это просто потрясающая организация. Их цель — решительные действия. А председатель — выпускник Оксфорда.

— Угу… А как Миллат?

Джошуа махнул рукой.

— Понятия не имею. Такой же псих. И не лечится. Джойс все так же перед ним пляшет. Лучше не спрашивай. Достали они меня. Все изменилось. — Джош нервно провел по волосам, которые теперь доходили ему до плеч — такую прическу называют «взрыв на макаронной фабрике». — Не представляешь, насколько все изменилось. Мне иногда вдруг кажется, что я все понимаю.

Айри кивнула. Ей было знакомо это чувство. Оно часто возникало на протяжении семнадцатого года ее жизни. И она не удивилась метаморфозам, произошедшим с Джошуа. За четыре месяца в жизни семнадцатилетнего подростка случается множество крутых перемен: фанат «Роллинг Стоунз» превращается в фаната «Битлов», тори превращается в либерал-демократа и обратно, любители виниловых пластинок вдруг согласны слушать только CD-диски. Больше никогда в жизни ты не будешь способен на такие резкие изменения.

— Я знал, что ты поймешь. Жаль, что не удалось поговорить раньше, но в последнее время меня дома все бесит, и к тому же, как только я тебя вижу, тут же откуда ни возьмись появляется Миллат. Я действительно рад тебя видеть.

— Я тоже. Ты изменился.

Джош небрежно указал на свою одежду, которая была теперь не такой дурацкой, как раньше.

— Ну нельзя же всю жизнь донашивать за отцом его вельветки.

— Да уж.

Джошуа хлопнул в ладоши.

— Я еду в Гластонбери и пока не собираюсь возвращаться. Познакомился с людьми из ФАТУМа и отправляюсь туда вместе с ними.

— Но сейчас март. Ты едешь летом?

— Джоли и Криспин — те самые люди из ФАТУМа — говорят, что надо ехать сейчас. Пожить там какое-то время на природе.

— А как же школа?

— Тебе можно прогуливать, а мне нельзя? Я не отстану. У меня все-таки голова Чалфена, так что вернусь перед экзаменами и все сдам. Айри, ты бы только видела этих людей. Они… потрясающие. Он дадаист, а она анархистка. Настоящая. Не такая, как Маркус. Я ей рассказал о Маркусе и его дурацкой Будущей Мыши. Она сказала, что он опасный тип. А может, даже и психопат.

Айри задумалась:

— Ну… Это вряд ли.

Не затушив окурок, Джошуа выкинул его в форточку.

— Я больше не ем мяса. Я еще не отказался от рыбы, но это все полумеры. Так что собираюсь скоро стать полным вегетарианцем.

Айри пожала плечами, не зная, что на это сказать.

— И кстати, в этой старой пословице что-то есть.

— В какой?

— «Клин клином вышибают». Только самыми радикальными мерами можно достучаться до такого, как Маркус. Он сам не понимает, до какой степени он ничего не знает. Нет смысла разумно вести себя с ним, потому что он считает, будто у него исключительное право на «разумность». Что с такими людьми делать? А знаешь, я теперь еще и кожу не ношу… и не ем продукты животного происхождения: желатин и всякое такое.

Поглядев с минуту на ноги прохожих — кожаные ботинки, спортивные тапочки, туфли на каблуках — Айри сказала:

— Да, ты им всем покажешь.

А первого апреля вдруг появился Самад. Он шел на работу, поэтому был весь в белом; в своем помятом костюме он был похож на расстроенного святого. В глазах у него стояли слезы. Айри впустила его.