Читаем без скачивания Крест и свастика. Нацистская Германия и Православная Церковь - Михаил Шкаровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В это время ряд русских общественных деятелей в оккупированных областях высказывали идею создания единой, централизованной влиятельной Русской Церкви, увидев в смерти экзарха повод для пересмотра церковного вопроса на всей территории, контролируемой Третьим рейхом. В частности, в уже упоминавшейся записке Ставровского предлагалось созвать Собор всех канонических архиереев занятых восточных территорий (т. е. экзархата, автономной Украинской и Белорусской Церквей), который бы принял решение о включении в свой состав карловацких епископов, создал временное (до восстановления Московского Патриархата, верховное управление Русской Церковью и назначил 6 митрополитов — для «Остланда», Белоруссии, Украины, Средней Европы, Южной Европы и Западной Европы[756].
Сходные идеи выражал в своем докладе от 11 июня 1944 г. руководитель экзаршей канцелярии проф. И. Гримм. Именно он подсказал Трампедаху идею объединить экзархат и Украинскую автономную Церковь. При этом Гримм считал, что глава последней, архиепископ Пантелеймон, не может руководить экзархатом по каноническим правилам. Руководящий центр мог бы быть создан на общем Соборе православных архиереев Украины и «Остланда». В число задач этого центра входило бы также религиозное окормление Русской освободительной армии и русских колоний беженцев и восточных рабочих в различных странах. Предусматривалось и дальнейшее привлечение для совместной работы священнослужителей РПЦЗ и даже Русского Западно-Европейского Экзархата митр. Евлогия. Заканчивал профессор свой поступивший в МИД доклад указанием на необходимость новой германской церковной политики на Востоке: «Кампания 1941 года не в последнюю очередь потерпела неудачу потому, что русский народ с самого начала имел подозрение о ведении войны в меньшей степени против большевизма, чем против России. Это недоверие не только возбуждалось советским правительством, но и было очевидно для всякого вследствие направленной на раздробление [церкви] германской церковной политики. Эта ошибка не должна снова повториться. Поэтому при втором вступлении в Россию необходима организация православной церкви полностью свободной в своих внутренних делах, крепко соединенной внешне…»[757]
Подобные планы были абсолютно неприемлемы для Восточного министерства, Партийной канцелярии и СД, не желавших менять своей генеральной линии относительно Русской Церкви, что подтвердилось на переговорах в мае — июне 1944 г. Причем все большую роль в данном вопросе играло Главное управление имперской безопасности. Понимая это, МИД обратился 9 мая к ведавшему в этой организации церковными делами Нейгаузу по поводу преемника экзарха. Соглашаясь с тем, что разработка дела находится исключительно в ведении полиции безопасности и СД, МИД рекомендовал чрезвычайную осторожность, так как если выборы наследника Сергия будут неканоничными, «то этим вражеская пропаганда получит в руки новый материал для травли рейха и одновременно станет иллюзорной общегерманская зарубежная пропаганда на православные территории»[758].
Но для Главного управления имперской безопасности канонические правила значили немного. Оно приняло решение назначить главой экзархата архиепископа Пантелеймона (Рожновского), убедив в необходимости этого шага и другие германские ведомства. При этом объединение двух православных церковных образований категорически исключалось. Владыка Пантелеймон, который уже к тому времени проживал на положении беженца в Варшаве, при переезде в Прибалтику должен был оставить свой пост главы автономной Украинской Церкви. На этом настаивали Партийная канцелярия и РМО. При выборе кандидатуры архиепископа Пантелеймона, видимо, учли то, что он осудил избрание патриарха Сергия. На переговорах, состоявшихся 16 июня в Берлине, архиепископ выразил свое согласие. Собравшиеся 30 июня — 1 июля на конференцию в Риге прибалтийские архиереи постановили передать ему все права митрополита и экзарха. Но приехавший в Ригу архиепископ Пантелеймон неожиданно для всех поставил 3 условия своего согласия: «1. Передача ему кафедрального собора в Риге. 2. Предоставление права вынесения впереди креста при богослужениях. 3. Право носить две панагии». Второе и третье условия указывали на особые планы архиепископа, так как подобные права мог иметь лишь верховный глава автокефальной Церкви. Согласно отчету Розенфельдера, лично выезжавшего для разбирательства инцидента 15–19 июля в Ригу, проф. Гримм считал, «что Пантелеймон хочет добиться при возможном создании Всероссийского Синода своего избрания главой русской церкви, поскольку он обладал бы высшими званиями и знаками отличия»[759].
Прибалтийские архиереи увидели в предъявленных условиях шантаж, потеряли к архиепископу всякое доверие и на своем совещании решили ответить ему отказом. После этого он вернулся в Варшаву. Приехавший по горячим следам Розенфельдер уже не смог изменить ситуацию. В докладе Раутенфельда в МИД от 24 июля говорилось, что хотя компетентные германские органы о таком исходе и сожалели, «но ни на епископов, ни на Пантелеймона какого-нибудь давления не оказывали». Рейхскомиссар же решил дождаться спокойного времени, чтобы найти другого подходящего преемника экзарха[760].
«Спокойное время» так и не наступило, наоборот, вскоре советские войска стали занимать одну часть «Остланда» за другой. Архиепископ Даниил так и остался последним главой экзархата. Ему пришлось возглавить большую работу по душепопечению сотен тысяч русских беженцев. Особенно активно в этом направлении действовала созданная еще 27 декабря 1943 г. специальная внутренняя миссия. Она открыла ряд новых богослужебных пунктов, устраивала духовные беседы, чтения, преподавание Закона Божия детям, распространяла духовную литературу, крестики, иконы и т. д. В сообщении командира полиции безопасности и СД Латвии Кирсте своему руководству в Берлин от 17 мая 1944 г. говорилось о 156 000 русских беженцах в генерал-бецирке, не учитывая Риги. Эвакуированные в церковном отношении рассматривались как гости Православной Церкви в Латвии и входили в существующие общины, там же, где их не было, создавались новые. Кирсте считал, что необходимо строго указать на необязательность посещения церквей для беженцев, но с сожалением констатировал малое количество убежденных атеистов среди них[761].
В Восточном министерстве выразили полное согласие с позицией полиции безопасности и 14 июня отправили Трампедаху телеграмму о том, что не в германских интересах производить на эвакуированную молодежь впечатление, «что мы желаем их включения в религиозные общества». Напротив, через сохранение непричастности к религии части русского народа, полагали чиновники, можно создать равновесие мировоззренческих сил, «что нам могло бы быть только желательно»[762].
Известие о смерти Московского патриарха Сергия (Страгородского) германские власти встретили предупреждением, чтобы оно не было ничем отмечено. Под их давлением архиепископ Даниил 9 июня издал распоряжение о запрещении общественного поминания усопшего. Как и ноябрьское постановление, это указание встретило массовое сопротивление духовенства не только в Ленинградской епархии, но и в Прибалтике. Так, Нарвский епархиальный совет 23 мая 1944 г. признал неканоничным прекращение поминания имени Первосвятителя и решил продолжать возносить его, а 22 июня вынес свое суждение о распоряжении экзаршего наместника от 9 июня, что оно «не согласно с духом Православной Церкви»[763]. 35 приходов, окормляемых архиепископом Нарвским Павлом, поминали патриарха и в 1944 г., вполне лояльно встретив советские войска.
В Латвии же значительная часть православных священнослужителей была эвакуирована в Германию. В сентябре 1944 г. по приказу немецкого командования в окружении автоматчиков «Остланд» покинули митрополит Августин, епископ Рижский Иоанн (Гарклавс) и с ними более 25 священников[764]. В это же время из Литвы был эвакуирован и архиеп. Даниил. Таким образом, экзархат фактически прекратил свое существование. Сыгранная им в годы войны роль, несомненно, была очень значительной, и в первую очередь как база для развития интенсивного процесса церковного возрождения на Северо-Западе России.
2
Церковное возрождение в русских областях прифронтовой полосы
Почти все области России, занятые германскими войсками, считались прифронтовой полосой и управлялись военной администрацией, которая во многих случаях на практике смягчала принятую нацистскими ведомствами линию в отношении Русской Церкви. Особенно благоприятная, по сравнению с другими территориями, ситуация существовала на Северо-Западе России, где успешно и очень эффективно действовала так называемая Псковская православная Духовная миссия.
