Читаем без скачивания Всем смертям назло - Вадим Давыдов

– Тэдди. Это мальчишество. Во-первых. Во-вторых, ты не можешь подвергать риску многолетний труд сотен, тысяч людей. Слишком многое поставлено на карту. Слишком многое – если не всё.

– Тебе придётся рассказать мне это самое «всё», Рэйчел, – прищурился – так знакомо – Тэдди. Господи Боже, подумала она, да что же это такое?! Столько лет я не могу избавиться от чувства, что Тэдди – не мой брат, а… его сын. Немыслимо. – Я слушаю тебя – очень внимательно.

В конце концов, подумала Рэйчел, я всё равно должна сказать. И Гитлер всё равно нападёт на Россию – возможно, даже в этом году. И тогда… Нет. Всё уже изменилось. Уже.

– Хорошо. Пожалуйста, сядь. Это не слишком короткая история.

Она ожидала, что Тэдди как-нибудь отреагирует на её рассказ. А вместо этого – он сидел и, как завороженный, смотрел на фотографию этой чудесной, чудесной русской девочки.

– Тэдди?! Ты слышишь меня?

– Конечно, слышу, Рэйчел, – Тэдди оторвал взгляд от фото. – Я всё слышал – и всё понял. И я понял ещё одну очень важную вещь, Рэйчел. Теперь я решаю, что правильно. И я решаю – время пришло. Вызови, пожалуйста, Вадима Викентьевича и объясни, что случилось. Я хочу поговорить с Гуром – по телеграфу, или как там ещё это происходит. Немедленно, как только я вернусь от полковника Уайтлинга.

«Мой любезный друг, дорогой брат и кузен,

Надеюсь, ваша сестра уже объяснила вам, почему я обращаюсь к вам именно так, а не иначе, а если нет – полагаю, она сделает это в самое ближайшее время. Мне доложили – по моему приказу докладывать тотчас же обо всём, что с вами происходит, – о вашей просьбе предоставить вам отпуск по семейным обстоятельствам. Разумеется, вы его уже получили, и не две недели, а столько, сколько вам необходимо для того, чтобы исполнить ваше предназначение. Я всей душой молюсь нашему Господу за вас и успех вашей миссии в Москве. Я верю – удача будет сопутствовать вам во всём так же, как сопутствовала вам в бою. Мне радостно думать, что и тогда, когда всё свершится в соответствии с Его волей, я по-прежнему смогу назвать себя вашим преданным другом, кузеном и братом.

Все эти годы для меня было огромной честью знать, что вы считаете меня своим монархом. Я верю: за все эти годы мне удавалось соответствовать этому высокому званию, которого я всеми силами стремлюсь быть достойным – быть настоящим монархом для всех британцев и всех, кто нуждается в моём покровительстве и защите. Я думаю, и поэтому тоже могу обратиться к вам, мой любезный друг, мой дорогой брат и кузен, с единственной, но очень важной просьбой. Она такова. Когда вы будете беседовать с господином Иосифом Сталиным, передайте ему, пожалуйста: Британская Империя как никогда прежде желает прочного и вечного союза с великой державой – Россией, которую господину Сталину удалось создать, воскресить из небытия. Передайте ему: я преклоняюсь перед его волей и целеустремлённостью. Без сомнения, он – один из величайших людей нашей эпохи.

Желаю вам, мой друг и брат, счастья и удачи. Да хранит Господь и Пресвятая Дева вас и вашу сестру, которую я искренне и горячо люблю и которую всегда, как и вас, буду рад видеть и числить среди своих друзей.

Ваш преданный друг, брат и кузен,

Дэвид Виндзор».

Тэдди сложил письмо короля и кивнул. Значит, всё правильно. Так – правильно.

Сталиноморск. Март 1941 г.

Гурьев, наклонив голову к левому плечу, смотрел на Дашу. И улыбался.

– Что?

– Дивушко ты, – он вздохнул. Такое ощущение, будто я нахожусь прямо на острие бойка, который вот-вот врежется в капсюль, подумал Гурьев. Такое ощущение, что мне это даже нравится. – Настоящее дивушко. Высочайшей, чистейшей пробы. И как же тебя угораздило?

– Что? – краснея, спросила девушка. – Что-нибудь случилось?

– Ага, – кивнул Гурьев. – Дашенька, а ты такие слова знаешь: политика, стратегия, равновесие сил, баланс интересов? Международные отношения? Война?

– Да.

– Считаешь, что это всё выеденного яйца не стоит – лишь бы миленький Гур мог обнимать свою ненаглядную Рэйчел?

– Да. Считаю. – Даша уже поняла: он знает. Сейчас начнётся… Ну и пусть. Ну и пусть! Я за него тоже отвечаю, – значит, имею право!

– Надо же, – снова вздохнул Гурьев. И положил перед ней на стол узкий, длинный конверт: – А ведь может оказаться, что ты, как это ни странно, права. Читай. Я не знаю, что там написано, и мне самому просто до ужаса любопытно.

Даша, быстро моргая, чтобы не позволить слезам брызнуть из глаз, схватила конверт, вынула и развернула письмо.

«Здравствуй, Даша!

Я не смею обратиться к тебе «дорогая», хотя в Англии такое обращение в письме ни к чему не обязывает. Но я пишу это письмо по-русски и знаю, что по-русски это звучит совсем иначе. Я очень хотел бы назвать тебя своей дорогой Дашей, но пока ты сама не разрешишь мне так обратиться к тебе, я не стану этого делать.

Боюсь, мне не под силу выразить на бумаге те чувства, которые я испытал, получив и прочитав твоё письмо. Когда я дочитал его до половины, я понял, что очень хочу познакомиться с тобой. Прочтя в нём последнее слово, я понял, что хочу этого больше всего на свете. Обещаю тебе: я сделаю всё, что могу и что должен, чтобы Рэйчел и Гур смогли соединиться.

К сожалению, я пока не могу послать тебе свою фотографию – да это и не обязательно: я совершенно обыкновенный, внешне ничем не примечательный человек. Когда-то я хотел быть таким же большим и красивым, как Гур, но сейчас понимаю, насколько это неважно. Хочу только сказать тебе, что никогда в жизни не только не встречал, но даже не видел такой красивой девушки, как ты, и ни одна девушка никогда не писала и не говорила мне таких слов. И за них, за эти слова, за то, что они адресованы мне, я бесконечно тебе благодарен. Пусть это и случилось не из-за меня, а из-за Гура, – всё равно, это случилось, и это замечательно. Я надеюсь и верю, что когда-нибудь стану их достоин.

Признаться честно, я не умею писать длинные письма. Хочу сказать тебе только, что многое, очень многое в нашей жизни изменилось после твоего письма, – и в моей жизни, и в жизни Рэйчел, и, вероятно, изменится вскоре ещё сильнее. Больше я пока ничего не могу сказать тебе – я догадываюсь, ты хорошо понимаешь, что такое военная тайна. Я с радостью, гордостью и восхищением принимаю твоё предложение – и ты, конечно, права: когда бы это не произошло, война непременно закончится нашей победой, а мы с тобой обязательно встретимся.

Твой Андрей».

– Андрей, – прошептала девушка, поднимая на Гурьев сияющие глаза. – Видишь! Ты видишь?! Он мне написал! Я знала. Я знала, что он – такой. Настоящий друг – и всё понимает.

– Я бы очень сильно удивился, если бы он поступил иначе, – тихо проговорил Гурьев. – Ну, и кашу же ты заварила, дивушко. Такую кашу – просто ни в сказке сказать, ни пером описать.

– Какую кашу?!

– Надо подготовиться к их приезду.

– Гур…

– Я до сих пор теряюсь в догадках, – как Надежде удалось уговорить Городецкого. Ну, они ещё оба своё…

– Гур! Они приедут?! Вместе?!?

– Видишь ли, какое дело, Дашенька, – ласково произнёс Гурьев. – Я, конечно, бронепоезд. Но я передвигаюсь всё-таки по рельсам. А Тэдди… Андрей – он тоже бронепоезд, но летающий. И я совершенно не понимаю, что – а, главное, как – ты собираешься со всем этим делать.

Сталиноморск. Апрель 1941 г.

Первым из гондолы выпрыгнул Тэдди – сразу же, едва только открылся люк, не дожидаясь трапа. Мягко, как барс, – Гурьев залюбовался: моя школа, – и выпрямился. И шагнул навстречу. Они обнялись.

– А поворотись-ка, – Гурьев взял Тэдди за плечи, действительно немного повернул. Форма капитана британских ВВС смотрелась на юноше бесподобно. Он был на несколько сантиметров ниже, но – очень, очень похоже стремительный, гибкий и сильный. Моя школа, снова подумал Гурьев. Моя, моя. – Я всё о тебе знаю, малыш. Всё-всё. Я горжусь тобой – больше всего на свете. Больше, чем всем остальным, что я когда-нибудь сделал.

Тэдди улыбнулся:

– Я старался. Где она?

– Ждёт. Иди, – он легонько подтолкнул его в сторону Даши.

Гурьев легко сделал вид, что не смотрит и не видит. А сам – смотрел. У него было целых три, а то и четыре минуты, пока подадут трап. Он увидел, как Тэдди качнулся – в тот самый миг, как в него угодила та самая, та самая улыбка. Вот так, подумал он, вот так, мой мальчик, вот так, малыш. Нету, нету у тебя этой закалки. Не то, что у меня. И это хорошо. Хорошо. Просто здорово.

И повернулся, – увидеть, как на русскую землю спускается она. Господи. Рэйчел.

– Здравствуй, – сказал он по-русски. – Здравствуй. Здравствуй, Даша.

– Здравствуй, – прошептала Даша, во все глаза рассматривая – незнакомую форму, какие-то ордена. И встретившись с ним взглядом, улыбнулась. – Видишь, я обещала тебя ждать. Я знала, что ты прилетишь. Потому что ты обещал. Здравствуй, Андрей.

– Разумеется, я прилетел, – он вздохнул и осторожно взял девушку за руку. – Я прилетел и хочу, чтобы ты мне всё-всё рассказала. Это очень важно. Ты даже не представляешь себе, насколько.