Читаем без скачивания «Кровавый карлик» против Вождя народов. Заговор Ежова - Леонид Наумов

ЕВДОКИМОВ усиленно сожалел, что ему не удалось ДАГИНА назначить начальником отдела охраны, еще в бытность своей работы начальником СОУ ОГПУ, и предлагал мне осторожно при удачном случае рекомендовать ДАГИНА вместо ПАУКЕРА.

Вскоре ЕВДОКИМОВ был переведен на работу в Москву. Встречи у нас стали происходить чаще, как у ЕЖОВА непосредственно с ЕВДОКИМОВЫМ, так и нас троих.

Тут я считаю необходимым отметить следующее:

После арестов членов центра правых ЕЖОВ и ЕВДОКИМОВ по существу сами стали центром, организующим:

1) сохранение по мере возможности антисоветских кадров правых от разгрома; 2) нанесение удара по честным кадрам партии, преданным Центральному Комитету ВКП(б);

3) сохранение повстанческих кадров как на Северном Кавказе, так и в других краях и областях СССР с расчетом на их использование в момент международных осложнений;

4) усиленную подготовку террористических актов против руководителей партии и правительства; 5) приход к власти правых во главе с Н. ЕЖОВЫМ.

По возвращении с Дальнего Востока по просьбе ЕЖОВА я, не заезжая домой, поехал в Наркомат. Я ЕЖОВА вообще никогда в таком удрученном состоянии не видел. Он говорил: «Дело дрянь» — и сразу же перешел к вопросу о том, что БЕРИЯ назначен в НКВД вопреки его желанию. Паршивое дело будет, говорил он. Боюсь, что все будет вскрыто и рухнут наши планы.

27–28 августа 1938 г. позвонил мне ЕВДОКИМОВ и попросил зайти к нему на квартиру. Весь наш разговор ЕВДОКИМОВ свел к тому, что, если есть какие-либо недоделки, по которым может начаться разворачиваться наше причастие к преступным делам, до приезда БЕРИЯ закончить, и тут же мне ЕВДОКИМОВ сказал: «Ты проверь — расстреляли ли ЗАКОВСКОГО и расстреляны ли все люди ЯГОДЫ, потому что по приезде БЕРИЯ следствие по этим делам может быть восстановлено и эти дела повернутся против нас». Я проверил и установил, что ЗАКОВСКИЙ, МИРОНОВ и группа других чекистов была расстреляна 26–27 августа****.

Перехожу к практической вражеской работе, проведенной ЕЖОВЫМ, мною и другими заговорщиками в НКВД.

Следственная работа

Следственный аппарат во всех отделах НКВД разделен на «следователей-колольщиков», «кололыциков» и «рядовых» следователей.

Что из себя представляли эти группы и кто они?

«Следователи-колольщики» были подобраны в основном из заговорщиков или скомпрометированных лиц, бесконтрольно применяли избиение арестованных, в кратчайший срок добивались «показаний» и умели грамотно, красочно составлять протоколы.

К такой категории людей относились: НИКОЛАЕВ, АТАС, УШАКОВ, ЛИСТЕНГУРТ, ЕВГЕНБЕВ, ЖУПАХИН, МИНАЕВ, ДАВЫДОВ, АЛЬТМАН, ГЕЙМАН, ЛИТВИН, ЛЕПЛЕВСКИЙ, КАРЕЛИН, КЕРЗОН, ЯМНИЦКИЙ **** и другие****.

Так как количество сознающихся арестованных при таких методах допроса изо дня в день возрастало и нужда в следователях, умеющих составлять протоколы, была большая, так называемые «следователи-колольщики» стали, каждый при себе, создавать группы просто «кололыциков».

Группа «кололыциков» состояла из технических работников. Люди эти не знали материалов на подследственного, а посылались в Лефортово, вызывали арестованного и приступали к его избиению. Избиение продолжалось до момента, когда подследственный давал согласие на дачу показания.

Остальной следовательский состав занимался допросом менее серьезных арестованных, был предоставлен самому себе, никем не руководился.

Дальнейший процесс следствия заключался в следующем: следователь вел допрос и вместо протокола составлял заметки. После нескольких таких допросов следователем составлялся черновик протокола, который шел на «корректировку» начальнику соответствующего отдела, а от него еще не подписанным — на «просмотр» быв. народному комиссару ЕЖОВУ и в редких случаях — ко мне. ЕЖОВ просматривал протокол, вносил изменения, дополнения. В большинстве случаев арестованные не соглашались с редакцией протокола и заявляли, что они на следствии этого не говорили, и отказывались от подписи.

Тогда следователи напоминали арестованному о «колольщиках», и подследственный подписывал протокол. «Корректировку» и «редактирование» протоколов, в большинстве случаев, ЕЖОВ производил, не видя в глаза арестованных, а если и видел, то при мимолетных обходах камер или следственных кабинетов.

При таких методах следствия подсказывались фамилии.

По-моему, скажу правду, если, обобщая, заявлю, что очень часто показания давали следователи, а не подследственные.

Знало ли об этом руководство наркомата, т. е. я и ЕЖОВ? — Знали. Как реагировали? Честно — никак, а ЕЖОВ даже это поощрял. Никто не разбирался — к кому применяется физическое воздействие. А так как большинство из лиц, пользующихся этим методом, были врагами — заговорщиками, то ясно шли оговоры, брались ложные показания и арестовывались и расстреливались оклеветанные врагами из числа арестованных и врагами — следователями невинные люди. Настоящее следствие смазывалось.

Был арестован МАРЬЯСИН — быв. пред. Госбанка, с которым ЕЖОВ до ареста был в близких отношениях. К следствию по его делу ЕЖОВ проявил исключительный интерес. Руководил следствием по его делу лично сам, неоднократно бывая на его допросах. МАРЬЯСИН содержался все время в Лефортовской тюрьме. Избивался он зверски и постоянно. Если других арестованных избивали только до момента их признания, то МАРЬЯСИНА избивали даже после того, как кончилось следствие и никаких показаний от него не брали.

Однажды, обходя кабинеты допросов вместе с ЕЖОВЫМ (причем ЕЖОВ был выпивши), мы зашли на допрос МАРЬЯСИНА, и ЕЖОВ долго говорил МАРЬЯСИНУ, что он еще не все сказал, и, в частности, сделал МАРЬЯСИНУ намек на террор вообще и теракт против него — ЕЖОВА, и тут же заявил, что «будем бить, бить и бить».

Или еще: у арестованного ЯКОВЛЕВА на первом же или втором допросе после его ареста ЕЖОВ в пьяном виде добивался показаний о подготовке ЯКОВЛЕВЫМ террористического акта против ЕЖОВА. ЯКОВЛЕВ говорил, что это — неправда, но он был избит ЕЖОВЫМ и присутствующими, и после этого ЕЖОВ ушел, не добившись признания. Спустя несколько дней появились показания о теракте, готовившемся против ЕЖОВА — ЯКОВЛЕВЫМ.

Сознательно проводимая ЕЖОВЫМ неприкрытая линия на фальсифицирование материалов следствия о подготовке против него террористических актов дошла до того, что угодливые следователи из числа «кололыциков» постоянно добивались «признания» арестованных о мнимой подготовке террористических актов против ЕЖОВА.

Арестованный КРУГЛИКОВ (быв. предс. Госбанка) в своих показаниях также давал тергруппу, готовящую убийство ЕЖОВА. Я присутствовал на предопросе КРУГЛИКОВА ЕЖОВЫМ. КРУГЛИКОВ заявил, что он налгал в вопросе о теракте против ЕЖОВА. ЕЖОВ после этого замечания поднялся, не стал разговаривать с КРУГЛИКОВЫМ и вышел. Следом за ним вышел следователь, который допрашивал КРУГЛИКОВА, подошел к ЕЖОВУ. Последний ему что-то сказал, и я с ЕЖОВЫМ уехали в Наркомат. Что он сказал следователю — не знаю, но знаю, что наутро было заявление КРУГЛИКОВА, в котором он свой отказ объяснил тем, что он, увидя ЕЖОВА, «растерялся» и не хотел ему лично в глаза подтверждать своих показаний.

КРУГЛИКОВА заставили подтвердить эти показания, а ЕЖОВ после этого ни разу не поинтересовался — где же правда.

При проведении следствия по делу ЯГОДЫ и арестованных чекистов-заговорщиков, а также и других арестованных, особенно правых, установленный ЕЖОВЫМ порядок «корректировки» протоколов преследовал цель — сохранение кадров заговорщиков и предотвращение всякой возможности провала нашей причастности к антисоветскому заговору.

Можно привести десятки и сотни примеров, когда подследственные арестованные не выдавали лиц, связанных с ними по антисоветской работе.

Наиболее наглядными примерами являются заговорщики ЯГОДА, БУЛАНОВ, ЗАКОВСКИЙ, КРУЧИНКИН и др., которые, зная о моем участии в заговоре, показаний об этом не дали*****.

Как подготавливались арестованные к очным ставкам, и особенно к очным ставкам, которые проводились в присутствии членов правительства?

Арестованных готовили специально, вначале следователь, после начальник отдела. Подготовка заключалась в зачитке показаний, которые давал арестованный на лицо, с которым предстояла ставка, объясняли, как очная ставка будет проводиться, какие неожиданные вопросы могут быть поставлены арестованному и как он должен отвечать. По существу, происходил сговор и репетиция предстоящей очной ставки. После этого арестованного вызывал к себе ЕЖОВ или, делая вид, что он случайно заходил в комнату следователя, где сидел арестованный и говорил с ним о предстоящей ставке, спрашивал — твердо ли он себя чувствует, подтвердит ли, и, между прочим, вставлял, что на очной ставке будут присутствовать члены правительства.