Читаем без скачивания Генерал из трясины. Судьба и история Андрея Власова. Анатомия предательства - Николай Коняев

Нечто от мистического действа есть и в тех вопросах, которые задавались после демонстрации фильма подсудимым.

Сами вопросы в стенограмме не зафиксированы, но ответы подсудимых остались.

Подсудимый Жиленков. Я жил у немцев неплохо, а поэтому и имел такой выхоленный вид немецкого генерала, который вы видели при просмотре документального фильма заседания Комитета.

Подсудимый Трухин. Когда я находился в президиуме, заснятом немцами для проведения агитационной работы в фильме, который вы только что просмотрели, я не думал о том, что мне сегодня придется сидеть на скамье подсудимых перед советским правосудием. Но я знал, что когда-либо мне все-таки придется отвечать за свои преступления перед Родиной.

Зачем надо принуждать подсудимого проводить сравнение себя нынешнего с тем, каким он был полтора года назад, тоже непонятно.

Тут что-то пропущено в стенограмме.

Кстати, заметим попутно, что стенограмма, фиксирующая часы и минуты перерыва на обед, конец первого дня заседания и начало второго не отмечает никак [93].

Ответить на эти вопросы затруднительно, но очевидно, в часы, когда демонстрировались достаточно длинные — мне довелось посмотреть их — фильмы, что-то происходило. Очевидно, кто-то появлялся в зале, где шел закрытый процесс…

Кто-то из высших руководителей государства?

Это многое бы объяснило, но не все.

Непонятно, отчего так резко на этом месте в стенограмме меняется речь Власова.

Власов. Когда я скатился окончательно в болото контрреволюции, я уже вынужден был продолжать свою антисоветскую деятельность. Я должен был выступать в Праге. Выступал и произносил исключительно гнусные и клеветнические слова по отношению к СССР. Все это я сейчас просмотрел и прослушал из кинофильма и первый несу полную ответственность за это.

Это уже не тот человек, что, отвечая на вопрос Ульриха, несколько часов назад сказал: «Даже в 1943 году немцы не разрешали нам писать русских слов в этих листовках». Этот человек и словто русских не знает, а скрипит и скрежещет, как плохо смазанная машина.

И вот только тогда и задает В.В. Ульрих свой главный вопрос А.А. Власову.

Ульрих. Подсудимый Власов, а теперь в общих чертах расскажите суду, в чем вы конкретно признаете себя виновным?

Власов. Я признаю себя виновным в том, что, находясь в трудных условиях, смалодушничал, сдался в плен немцам, клеветал на советское командование, подписал листовку, содержавшую призыв к свержению Советов, за мир с немцами, договорился с немцами о создании комитета. Моим именем делалось все, и лишь с 1944 года я, до известной степени, чувствовал себя в той роли, которая мне приписана, и с этого времени и успел сформировать все охвостье, всех подонков, свел их в комитет, редактировал гнуснейший документ, формировал армию для борьбы с Советским государством, я сражался с Красной армией. Безусловно, я вел самую активную борьбу с Советской властью и несу за это полную ответственность. Мне было в последнее время ясно, что Германия погибла, но я не решался идти к Советам. Правда, я не имел связи с Англией и Америкой, но я надеялся на поддержку с их стороны в части создания мне условий для продолжения антисоветской деятельности.

Не бесцельно я оставлял Благовещенского и других, на которых я мог положиться в части продолжения борьбы с Советской властью. Именно мне принадлежит основная роль формирования охвостья в борьбе с Советской властью разными способами. Вообще все проводилось от моего имени, и я за это отвечаю. Если бы немцы сразу же, как я перешел к ним, разрешили мне действовать против Советов, то, безусловно, я был бы активным борцом.

Отметим еще один поворотный момент.

По стенограмме получается, что именно с этого момента Власов начинает именовать своих сподвижников «подонками», «охвостьем».

Вспомним, как разговаривали между собою подсудимые до демонстрации фильма.

Председательствующий. Подсудимый Власов, участвовали ли в выпуске школы разведчиков? Почему отрицали это?

Власов. Я не отрицаю, меня просто не поняли. На выпуске школы разведчиков я участвовал, держал антисоветскую речь, но спецзаданий перед разведчиками не ставил.

Председательствующий. Подсудимый Мальцев, напомните Власову ваши показания на очной ставке.

Мальцев. Это было в середине мая. Ко мне заехали Власов и Жиленков и пригласили меня поехать в школу на выпуск разведчиков. Показания мои на этот счет являются правильными, и я их подтверждаю и заявляю, что Власов выступал перед выпускниками и в своей речи преподал конкретное задание.

Власов. Показания Мальцева я подтверждаю.

А вот пикировка Андрея Андреевича Власова с Георгием Николаевичем Жиленковым, о которой мы уже упоминали.

Власов. Подсудимый Жиленков не совсем точно рассказал суду о своей роли в его связях с СС. В частности, он показал суду, что лишь по моему указанию он связался с представителем СС. Это не совсем так. Жиленков первый имел связь с представителями СС, и именно благодаря его роли я был принят Гиммлером. До этого Гиммлер никогда меня не принимал.

Жиленков. Я не отрицаю показаний Власова, но хочу сказать, что только после моей поездки в район Львова и установления связи с представителем Гиммлера д’Алькеном при посредстве последнего нам удалось организовать встречу Власова с Гиммлером. Мне было известно, что Гиммлер называл Власова перебежавшей свиньей и дураком. На мою долю выпала роль доказать д’Алькену, что Власов не свинья и не дурак. Так, при моем участии была организована встреча Власова с Гиммлером.

А вот диалог Власова с Дмитрием Ефимовичем Закутным.

Власов. Я хотел бы внести некоторые поправки в показания Закутного. Он показал, что по указаниям Минаева вступил в Комитет с целью контролирования его работы. Между тем он ничего не сказал о том, что именно он завербовал в Комитет до 60 процентов членов этого Комитета, и, в частности, из состава интеллигенции, которой я лично не располагал.

Закутный. Я не отрицаю показаний Власова.

Да, мы видим по этим цитатам из стенограммы процесса, что велико было напряжение, в котором находились подсудимые. Но вместе с тем они ведут себя вполне корректно. Не срываются на оскорбления друг друга.

И вдруг сразу: подонки, охвостье.

Чем был вызван этот слом, произошедший в тот промежуток времени, которое обозначено в стенограмме как демонстрация фильмов, объяснить невозможно.

Хотя мистическое объяснение, конечно, найти нетрудно.

Весь процесс строился как воспоминание Власова себя прежнего. Ему как бы показывали его, а он смотрел на себя и узнавал или не узнавал.

Да. Это он. И это тоже он. Да, проявил малодушие. Да, запутался.

По дорогам войны, по тюремным коридорам блуждала душа генерала Власова и пыталась найти дорогу.

Самому Власову эта дорога уже была найдена и определена.

Дорога к виселице, которую — в судебном зале слышно было, как стучат топоры! — уже налаживали для него в тюремном дворе.

Глава шестая

Процесс шел к концу. После перерыва, который задержался на двадцать минут, в 18 часов 20 минут В.В. Ульрих зачитал определение суда об отклонении ходатайств Благовещенского, заявленных в начале судебного заседания.

— Судебное следствие по делу окончено, — объявил он. — Каждому из подсудимых предоставляется последнее слово.

Первым встал Власов.

— Содеянные мной преступления велики, и ожидаю за них суровую кару, — сказал он. — Первое грехопадение — сдача в плен. Но я не только полностью раскаялся, правда, поздно, но на суде и следствии старался как можно яснее выявить всю шайку. Ожидаю жесточайшую кару.

— Хочу продолжить, на чем остановился в показаниях, — заявил Малышкин. — Я оказался в числе злейших врагов Советской власти. Во мне не оказалось должной твердости, настоящего нутра, преданности тому делу, которому я раньше служил. Сейчас не могу объяснить, что сыграло решающую роль в преступлении, которому нет имени. Я пошел против общественного и государственного советского строя. Я дал все показания, я ничего не скрыл, я все изложил. Умирать, конечно, неохота.

Но после всего, что мной сделано, как смотреть в глаза людям? Жду сурового приговора.

Столь же немногословны и суровы к себе были Трухин, Благовещенский, Мальцев.

Трухин. Я изложил всю гадость, мерзость, гнусность моего падения, начиная с 1941 года. Нет имени преступлениям, которые я совершил. Я сознался во всем. Я сделал бесконечно много гадостей и поэтому жду и готов вынести любой приговор.

Благовещенский. Я признаю себя виновным в изменнической деятельности и готов принять любое наказание.

Мальцев. Все ясно, я не смею рассчитывать на помилование, скажу только, что до 1938 года все шло нормально, а потом началось падение. Мысль самая гнусная, обида на Советскую власть за недоверие, которое я стал ощущать после моего ареста. Я просился в армию, мне отказывали. Обидевшись на Советскую власть, я дошел до настоящего состояния. Умереть бы, но с толком — вот что мне хотелось бы на сегодняшний день.