Читаем без скачивания Фантастика 2006. Выпуск 2 - Сергей Лукьяненко

— Ничего, — ответила Настя. — Он понятливый. Наказывать не надо.

На заднем сиденье от промокших брюк Кузьмина осталось темное неопрятное пятно. Он усмехнулся, представив, какие глаза будут у лакея, когда долгожданный гость явится пред светлые очи хозяина в таком виде.

— Если посмеет вести себя неправильно, Николай его уволит, — сказала Настя. — Ты из нас, ты выше всех правил.

— Слушай, ты заманала уже мысли читать! — взорвался Кузьмин. — Заруби на своем пластилиновом носу: если я захочу с тобой поговорить — скажу вслух! Ясно?!

— Хорошо, я больше не буду, — быстро согласилась Настя.

Она оказалась права: ливрейный мужчина сделал вид, что Кузьмин в наглаженном смокинге. Открыл дверь, проводил до лестницы, дождался Настиного «Дальше мы сами» и исчез.

Кузьмин шагал по ступенькам и мягким коврам. Настя семенила чуть позади, как вышколенная секретарша. Кузьмин не договаривался об этой встрече. Мог бы по дороге выспросить у Вити, только зачем? Чтобы услышать именно то, чего он боялся больше всего?

Не страшно, если заказчик попросит дозу имморталина для себя одного. Не страшно, если он попросит обессмертить все его драгоценное семейство. Но ведь он предложит создать большой проект… Хуже всего, что именно так оно и будет. Потому что для Кузьмина это тупик, из которого нельзя выйти, даже откатившись назад.

За несколько шагов до гостеприимно приоткрытой двери кабинета Кузьмин знал уже все — что ему предложат, как, на каких условиях. И заказчики будут терпеть все выходки изобретателя, его хамство, его оскорбления — лишь бы уговорить на дикий в своей простоте замысел. А Кузьмин не сможет отказаться. Потому что он тоже человек.

— Здравствуйте!

Отрепетированная улыбка. Отрепетированные жесты. Множество мелочей, тут же, в первые мгновения дающие понять, кто перед тобой. Обрисовывающие характер — только не подлинный, разумеется, а той маски, которую хозяину особняка угодно носить в обществе. Кузьмин не вертел головой, не шарил глазами по стенам помещения. Не нужно. Деловито выбрал стул и уселся. Настя шагнула к двери, заперла ее изнутри и уселась рядом, сложив руки на коленях, как школьница-скромняжка.

— Николай, — хозяин протянул руку, которую Кузьмин проигнорировал. Чего б не похамить, раз можно? — А вы — Анатолий Кузьмин, неприметный гений.

— Давайте без дешевой лести.

— Как скажете. Водку будете?

Тут Кузьмин сделал тактическую ошибку. Он бросил один быстрый взгляд в сторону Насти.

— Наслышан, — усмехнулся хозяин. — А мы попросим ее не вмешиваться в естественный процесс.

И полез в бар за бутылкой.

Не стоило бы Кузьмину с ним пить. Не стоило бы вести длинные беседы. Потому что хуже нет, когда замечаешь в своем враге человеческие черты. Так ему никто не мешал бы слегка ошибиться в дозировке… возможно, потом Кузьмина убьют… зато человечеству не угрожала бы сверхраса. А Кузьмин оказался слабым. Он купился на нарочитое равнодушие Николая к этикету: если двое мужчин хотят крепко выпить, то какой смысл в церемониях? Хозяин выставил на журнальный столик бокалы для виски и литровую бутылку нерусской водки. Пепельницу. Потом снял дорогой пиджак и уселся напротив Кузьмина.

Выпили. Закурили. Настя молчала, и Кузьмин забыл о ее присутствии. Николай изложил дело. Он готов платить за все, с тем, чтобы Кузьмин поставил производство имморталина на поток. В задачу изобретателя входило только изготовление препарата, остальное — поиск исходного материала, сбыт, юридические тонкости — брал на себя Николай.

— Не хочу, — просто сказал Кузьмин.

Он не стал объяснять, насколько мерзкой кажется ему затея. Не стал говорить, что не хочет принимать на себя кровь сотен людей. И так понятно. Как понятно и то, что Николай его уломает. Просто интересно стало, сколько этот живодер готов заплатить. А заплатить придется очень, очень много — чтобы Кузьмину не хотелось его убить.

Николай помолчал. Налил еще. Кузьмин опять с ним выпил.

— Твоя жена по тебе скучает, — негромко произнес Николай.

Кузьмин протрезвел. Почему-то именно этот, самый простой способ шантажа ему и в голову не приходил.

— У нее… у нее этот… как его… короче, есть кто-то… — бормотал он. Замолчал, поняв, что уже выдал себя с головой. Дернул воротник рубашки, будто ему стало душно. Дурацкий жест.

— Она его бросила, — улыбался Николай. — Красивая женщина. Судьба у нее непростая, жизнь с ней неласкова — а красоту и чуткон сердце твоя жена сохранила. И тебя она по-прежнему любит.

Хуже всего, что и Кузьмин ее любил. У него были женщины после развода. Только чего-то не хватало. А в последние дни, когда пил, былая любовь напоминала о себе острой болью.

— Ты что, говорил с ней?

— Да, — согласился Николай. — Сам. Я не мог поручить столь деликатное дело секретарю. С дочерью твоей познакомился. Она забавная, как все ее ровесницы. Еще не женщина, уже не ребенок. Прелесть, какая сообразительная. Ей теперь только образование приличное необходимо. И лучше бы ей учиться не у нас, а за границей, потому что дипломы, выданные нашими вузами, не во всех странах признаются. А еще лучше для твоей дочери было бы и школьное образование за границей закончить, чтобы не общаться здесь с людьми, мало достойными доверия.

Кузьмин помрачнел и нахмурился.

— Я имею в виду родителей ее друзей и одноклассников, — признал Николай. — Ужасные люди. А соседи? Соседи по дому, в котором живет твоя дочь, еще хуже. Алкоголики и наркоманы. Я бы не хотел, чтобы мой беззащитный ребенок рос в подобном окружении. Страшно подумать, что какой-нибудь негодяй с наклонностями педофила…

— Хватит! — крикнул Кузьмин. — Ты, мразь, угрожаешь мне жизнью моей дочери…

— Я? — удивился Николай. — Толя, это не я угрожаю, а жизнь. Ты почитай газеты, посмотри телевизор. Я же говорю о том и исключительно о том, что в твоей власти было бы уберечь своих женщин от возможных неприятностей. Ты мог бы купить им те условия, которых твои женщины — твои милые и красивые, твои любимые женщины — действительно достойны. Разве ты никогда не думал, что твоя жена, не говоря уже о дочери, заслуживает лучшего к себе отношения, чем то, которое ты можешь дать ей сейчас?

— Тварь.

— Нет. Я не тварь. Разве только в библейском смысле. Я понимаю, Толя, ты уязвлен. Мне тоже было бы неприятно слышать правду о себе. О том, что я не всемогущ и не могу обеспечить приятную жизнь даже тем, кого люблю больше всего. Но ведь положение легко исправить, не так ли? И не только исправить. Ты ведь можешь дать жене больше, чем благополучие. — Николай понизил голос. — Спроси у нее, хочет ли она жить молодой и красивой? Всегда?