Читаем без скачивания Том 3. Линия связи. Улица младшего сына - Лев Кассиль

Мальчики подробно рассказали Шустову обо всем, что им удалось приметить на поверхности. Но о чем бы они ни начинали докладывать, разговор обязательно переходил на Лыску-Орлика. Только и слышалось: «У них там шесть орудий на батарее… а в это время я стал тащить Лыску… а немец как взял камень да как пустит в Лыску, то есть в Орлика… а Орлик как упадет, так и покатился».

Шустов даже огорчился:

– Слушайте, гуси-лебеди мои, я вас про немцев спрашиваю, а не про ту коняку, царство ей небесное.

Все же Шустову удалось получить у ребят все нужные сведения. Старый разведчик похвалил мальчиков, сказал, что из них толк выйдет, что для первого раза с делом они справились. Он заметил, что время уже позднее и пора идти на камбуз, том более что аппетит от свежего воздуха определенно прибыл.

В столовой ребят встретили радостным шумом. Теперь все уже знали, что мальчики выходили наверх для разведки, Со всех сторон посыпалось:

– Го! Герои наши прибыли… Ну как, благополучно?

– Ну, рассказывайте, что там, наверху? Как наш Старый Карантин, не пожгли его немцы?

– А Керчь наша еще держится?

– Погодка-то какая наверху? Солнце видели?

И так как Толя предпочитал набивать рот вкусными пончиками дяди Манто, вследствие чего ответы его были большей частью нечленораздельны, то за все отдувался Володя. Он отвечал, что наверху сыро и холодно, что море скрыто туманом, а солнце в дыму, который расползся на полнеба, потому что горит Камыш-Бурун. Рассказывал он, как фашисты выгоняли жителей с окраин Старого Карантина. Что касается самих гитлеровцев, то так, по внешности, они мало чем отличаются от других людей, только смотрят на все со злостью, сами все дергаются, озираются, ко всему прислушиваются и голову в воротники прячут, будто так и ждут, что им сейчас по шее дадут.

Тетя Киля пыталась дать отпор партизанам, наседавшим на разведчиков:

– Да будет вам, в самом деле, дайте ребятам отдохнуть! Ну что вы к ним пристали?.. Садитесь, мальчики, сюда, кушайте себе спокойненько. Спешить вам теперь некуда. Отоспитесь – тогда и станете рассказывать… Шутка ли, ребята у фашистов в зубах побывали, а вы на них навалились… Ешь, Володя, кушай, дорогой…

Акилина Яковлевна принесла Шустову и мальчикам обед, всячески старалась угостить их получше и все спрашивала, чего бы еще им хотелось покушать. Она так рьяно оберегала покой разведчиков, что даже самые любопытные понемножку отстали от них. Только партизанские ребята Жора Емелин и Вова Лазарев, подобравшись к столу, за которым обедали разведчики, опершись на него локтями, завороженно смотрели на Володю и Толю и двигали ртами, словно помогали разводчикам жевать, а иногда, когда отходила в сторону тетя Киля, тихонько спрашивали:

– А вы того фашиста убили, который каменюгой лошадь зашиб?

– А чем его нам убивать было? – объяснял Володя. – Сухарями, что ли? Когда разведчики наверх выходят, им оружия не полагается. Ничего, пусть только тот фашист к нам сюда сунется – мы ему Орлика припомним!

После обеда разведчиков вызвали в штаб. Узнать о данных разведки пришли все командиры. Дело в том, что штаб еще вчера разработал план ночной операции. Решили устроить вылазку наверх, внезапно напасть на немецкий штаб, разгромить его и отвлечь тем самым на себя силы, которые фашисты собирались подбросить к Керчи. Но чтобы лучше узнать обстановку в Старом Карантине, надо было сперва выслушать донесение разведчиков.

Зябрев приветливо встретил Шустова и Володю, поздравил их с благополучным возвращением, а потом спросил:

– А где же еще один разведчик?

– Тетя Киля повела его в санчасть, – ответил Володя, вставая с табуретки.

– Что это, животик у разведчика заболел, что ли? Перекормила, верно, его тетя Киля.

– И совсем не так, – пустился торопливо объяснять Володя. – Толик от фашиста пострадал. Там гад один в Орлика… ну, то есть в лошадь, в Лыску шахтерского… камнем запустил, а Толик заступился и хотел того фашиста тоже камнем… А фашист как даст ему ногой с размаху…

– Эге, – сказал Зябрев, – это у вас, выходит, была разведка с боем! Здорово! Орлы!

Комиссар скрыл улыбку, появившуюся было у него на лице, и обратился к Володе:

– С камнем против Гитлера воевать глупо, ты бы это как командир группы объяснил своему Толе. Такой нелепой выходкой можно всю разведку провалить…

– Есть объяснить, что нелепо, товарищ комиссар! – отчеканил Володя. – Только мы первые того фашиста и не трогали, он сам… в коня…

– Александр Федорович, – вмешался Шустов, – вы лучше с ним не связывайтесь, а то он опять два часа про того мерина будет рассказывать. Я уж с ним тут бился, бился… Позвольте, я вам сам доложу.

– Правильно, товарищ Шустов, – сказал Зябрев. – Ты давай докладывай об итогах разведки… А ты, Володя, слушай и вникай. Учись, как о разведке надо докладывать. А потом, когда Иван Гаврилович доложит, может быть, и ты что-нибудь прибавишь.

И Шустов коротко, деловито доложил обо всем, что успели узнать он и мальчики во время разведки. Володя с удивлением слушал, как старый разведчик сообщал таг кие подробности, увиденные им, мимо которых, совершенно не замечая их, прошли ребята.

– В домике этом, несомненно, штаб, – говорил Шустов. – Всего вернее, надо думать, командный пункт батальона, усиленного артиллерией. Батарея расположена в четырехстах метрах от главного входа. Батальон – номер четвертый. Это я на номерных знаках мотоциклистов заметил. Телефонная связь идет через поселок. Оборвать будет легким делом…

Когда Шустов кончил докладывать о разведке, Зябрев и комиссар еще раз подробно расспросили Володю обо всем, что он успел рассмотреть в домике с проводами, велели нарисовать на бумажке расположение пулеметных гнезд и где стоит часовой.

После этого Володе заявили, что он свободен.

Когда он вышел из штаба, его нагнал Корнилов.

– Пойдем в санчасть, наведаемся, как твой спутник себя чувствует, – сказал политрук. – Молодцы вы, ребята, – задание выполнили. Ну, а завтра я примусь выполнять свое обещание: будем с вами заниматься в тире. Сделаю из вас снайперов на славу, если только у вас терпения хватит.

В санчасти слышались какие-то крики и возбужденные голоса. Оказалось, что две фельдшерицы и Нина Ковалева никак не могли удержать на койке пострадавшего во время разведки Толю Ковалева. Ему надо было положить свинцовую примочку на кровоподтек, а он молча отбивался, дрыгая ногами, и не давался. Увидев вошедшего политрука, он сел на койке и пробормотал жалобно:

– Товарищ политрук, скажите им, чтоб они меня не лечили. У меня уж прошло все… только с виду осталось. Им делать нечего, вот они на меня и навалились для упражнения.

Но Корнилов, взглянув на огромный фиолетовый, местами зеленый, словно растушеванный химическим карандашом, кровоподтек на боку у Толи Ковалева, строго приказал ему лежать смирно и подчиняться всем требованиям военной медицины. Услышав, что лечить его будут по правилам не простой, а военной медицины, Толя сдался.

– Ну, а мне надо в штаб обратно, – объявил Корнилов, – у нас совещание. Завтра… – Он на мгновение задумался и потом продолжал быстро: – Завтра, если, конечно, все будет благополучно, утром встретимся в тире. Отдыхайте нынче, ребята.

…День 12 ноября 1941 года подходил к концу.

Наверху, на поверхности земли, где сегодня впервые побывали юные разведчики-партизаны, было почти так же темно, как внизу, в глубине каменоломен. С моря задувал холодный нордовый ветер. Зябко ежились немецкие солдаты, поставленные в караул у входа в подземелье.

А глубоко внизу, в медицинском пункте подземной крепости, где все уже пропиталось аптечными и больничными запахами, а стены были завешаны белыми простынями, у койки, куда насильно уложили Толю Ковалева, дежурила сестра его, Нина Ковалева. Ей было очень скучно. Братишка уснул. Она вынула из-под подушки свой школьный дневник, куда недавно еще записывала задания на дом, а теперь заносила все события подземной жизни, подсела поближе к фонарю, стоявшему на белой тумбочке, и стала писать химическим карандашом на разграфленных страницах, где было напечатано сверху: «Предметы», «Что задано», «Оценка (отметка) успеваемости», а внизу «Подпись учителя».

Она писала, старательно выводя буквы, прикусив кончик языка, порой сникала над тетрадкой пригорюнившись. Иногда тяжелая слеза вдруг падала на страницу. Тогда девушка, спохватившись, осторожно снимала ее промокашкой.

Потом она положила карандаш, задумалась надолго и, привалившись к холодной каменной стене, незаметно задремала.

Братишка ее проснулся вскоре и увидел возле своего изголовья на табурете дневник сестры. Мальчишкам уже давно хотелось вызнать, о чем пишет каждый вечер Нина Ковалева. Толик присел на койке и, заглянув через плечо сестры, прочел: