Читаем без скачивания Лабиринт Сумерек - Анна Клименко

В компаньоны ийлура взяла соседку по келье – черноглазую и темноволосую девчонку, уроженку южной оконечности Гвенимара, что граничила с холмами кэльчу. Она была младше Эристо-Вет, но за полную глиняную кружку медяков (которые прилежная ученица Альбруса копила едва ли не год) согласилась даже украсть петуха где-нибудь на задворках, что и сделала. Шевелящийся и недовольно кудахтающий мешок спрятали до вечера, а потом пленник сам затих, уснул в темноте.

И вот, запершись от любопытных глаз наставников, ийлуры приступили к ритуалу. Два квадратных мутных зеркальца, установленные друг напротив друга, образовали бесконечный коридор отражений, по бокам которого в скором времени тускло засветились огоньки.

По спине Эристо-Вет бегали мурашки, но она, замирая от предвкушения запретного и тайного, с наигранной бодростью отправила южанку за дверь. Вместе с петухом, который недовольно заквохтал в своем узилище.

– Смотри же, – ийлура напоследок пожала худенькую ладошку подруги, – не усни.

Та кивнула. В черных глазах – ни намека на дрему, только колкие огоньки свечей отразились, когда девчонка бросила последний взгляд на установленные зеркала.

Эристо-Вет осталась одна. В келье сразу стало как-то холодно и неуютно, ийлура набросила на плечи пуховый платок. На миг ей показалось, что в пределах разрыва даже пламя горит неохотно, словно ему не хватает пищи, но затем поморгала, потерла глаза. Все опять стало обычным.

Усевшись на табурет, ийлура уставилась в бесконечный коридор. «И чего это метхе так предостерегал? Ничего ведь страшного…» Она положила подбородок на сцепленные пальцы и мысленно позвала: «Мама. Прийди. Я зову тебя, твое дитя».

Глаза защипало, разрыв Границы дрогнул, но ничего не произошло. Ийлура мимоходом подумала, а не мог ли метхе пошутить над своей ученицей? Ох нет. Она попросту забыла ключевую фразу…

«Я приказываю тебе явиться как смотрящая, видящая, хранящая Границу».

Хлопнула оконная рама, по келье закружил голодным зверем холодный ветер. Эристо-Вет вскочила, закрыла окно – и вдруг очутилась в кромешной темноте. Свечи потухли.

– Шейниров хвост!

Прошло еще несколько драгоценных минут, пока ийлура нащупала на столе огниво, пока высекла искру, пока сызнова зажгла свечи.

А потом горло сжалось – то ли от ужаса, то ли от внезапно подступивших слез. На хромоногой кровати преспокойно сидела синеволосая ийлура. Она была похожа на Эристо-Вет – скуластое лицо, главным украшением которого были зеленые, распахнутые навстречу миру глаза. Даже челка, выбившаяся из тугого плетения кос, упрямо падала на лоб точно так же, как у Эристо-Вет… Хотя нет. Наоборот. Это Эристо-Вет была похожа на свою матушку.

Ийлура прислонилась к холодной стене кельи. Вдруг задрожали ноги, на переносице выступили капельки пота. Внезапная слабость накатила мутной волной, подхватила, понесла… чтобы не грохнуться в обморок, Эристо-Вет пребольно ущипнула себя за руку.

– Ты пришла.

– Ты звала, и я здесь, – улыбнулась тень.

Улыбки у них тоже были почти одинаковыми.

– Но ты же… настоящая? – неуверенно спросила ийлура.

– Настолько, насколько это вообще возможно, – заверила ее мать. – Поди сюда, сядь рядом со мной. Я так давно тебя не видела, Эристо. Там… я все сплю, сплю… хорошо, что ты меня разбудила.

Потом время пугливо замерло. Даже капля воды, повиснув на носике надколотого чайника, не торопилась сорваться вниз.

Эристо-Вет хотелось плакать, но она только крепче сжимала зубы. Хотелось обнять явившуюся из мира теней ийлуру, положить ей голову на колени и слушать, без конца слушать певучий сильный голос, однако Эристо-Вет не смела. Это было похоже на последний порог: перешагнешь – и все. Не останется в ней, ученице синха, ничего от смертной…

– Я все время думала о тебе, – пробормотала Эристо-Вет.

Холодная ладонь накрыла ее пальцы, и снова ийлура не посмела выдернуть руку.

– Знаю, – голос матери доносился как будто издалека, хоть она и сидела рядом, – мне жаль, что у нас не было времени побыть вместе.

– Да, жаль… – эхом откликнулась Эристо-Вет.

В зеленых глазах она читала любовь, которой так не хватало в мире, где каждый одинок.

– Я бы тебя оберегала, – прошептала мать, – я бы сделала все, чтобы ты была счастлива.

Ледяные пальцы коснулись лба, пригладили непокорную прядку. Эристо-Вет зажмурилась. Так хорошо сидеть рядом с матерью, точно такой, какой она осталась в воспоминаниях – но почему так холодно?..

– А хочешь, пойдем со мной?

– Но…

– И вернешься, – улыбнулась матушка, – я просто покажу тебе тот мир, где я спала все это время.

– Боюсь, что не смогу, – промямлила Эристо-Вет.

Она и сама не поняла, что именно не сможет, то ли перейти через Границу, то ли потом вернуться.

– Пойдем, – твердо сказала мать.

И крепко взяла Эристо-Вет за руку. Ледяные стрелы рванули вверх, к плечу, отнимая способность двигаться. А Эристо-Вет, к собственному ужасу, поняла, что встает и идет следом за тенью к зеркалам.

«Петух! – вдруг вспомнила ийлура. – Почему он молчит?!!»

Ей было и невдомек, что едва ли не в начале ритуала наставник, проходя мимо запертой кельи, заметил ийлуру с подозрительным мешком и отвел ее к метхе Альбрусу.

– Мы заснем вместе, – прошелестела тень. Не мать – а только ее тень, застрявшая по ту сторону Границы.

– Оставь меня, – выдавила Эристо-Вет.

Все попытки вырвать руку не увенчались успехом, и до входа в мир иной оставались считаные шаги. Свечи гасли одна за другой, зеркальный коридор в темноте казался вратами в само Шейнирово царство.

– Пойдем, – прошипела тень, – теперь я не уйду сама.

Эристо-Вет хотела закричать, чтобы ее подруга по ту сторону двери придавила петуха, но голос больше не слушался. Вокруг сгущались пустота, тишина и… сон.

Скрипнула отворяемая дверь. Эристо-Вет успела заметить высокий силуэт синха – а затем все погасло.

…Потом она долго болела и все звала маму. Не ту, что приходила в полночь, а ту, далекую, что любила и согревала. Эристо-Вет почти ничего не запомнила из того странного, проведенного в полудреме времени; только коричневое лицо метхе Альбруса. Старый синх держал ее за руки и беспрестанно повторял:

– Ты все забудешь, забудешь…

«Но настает время вспомнить, пережить заново и учесть ошибки».

Эристо-Вет сидела за шатким столом. Перед ней, отражаясь друг в друге, стояли два небольших бронзовых зеркальца, купленные А-Шей в лавке неподалеку. Горели дешевые, там же приобретенные свечи. А на противоположном конце стола дожидались своего часа: большой лист бумаги, новенькое перо и старая, надтреснутая чернильница, которая, по словам той же А-Ши, досталась ей еще от деда.