Читаем без скачивания Собрание сочинений в пяти томах. Том 5. Пьесы и радиопьесы - Фридрих Дюрренматт

Ева. Меня зовут Ева. Я замужем не была. Зачем это нужно? Мужчин у меня всегда хватало. Часто за одну ночь больше пяти. Этим ремеслом я начала заниматься с пятнадцати лет. Делала, что требовали, а требовали от меня все, что только требуют при моем-то ремесле. Был у меня друг, он достал мне в полиции разрешение, так что я всегда работала легально. Половина моих доходов шла на уплату налогов, еще тридцать процентов забирал себе мой дружок. Ну а двадцать процентов оставались у меня. Но я была бережлива и аккуратна. Ева, думала я, ты ведь состаришься, и я действительно состарилась. К шестидесяти пяти годам я скопила достаточно, чтобы купить себе место в этом приюте для престарелых. Дружок мой, Эгон Мюллер, умер миллионером, десять лет назад в Асконе. На него же не одна я работала. Деловой был парень и, по сравнению с другими мужчинами, которых я знавала, на редкость порядочный. При моей профессии никаких чувств я не испытывала, но горжусь, что выдержала все это без морального и физического ущерба. Здесь, в приюте для престарелых, я целыми днями читаю романы про любовь, а вечером сижу перед телевизором. Больше всего люблю Саймона Темплара[47], ну и «Бонанзу»[48] тоже. Встреться мне такие мужчины, глядишь, и жизнь бы совсем по-другому пошла, но таких мужчин только по телевизору и увидишь.

Цилла. Меня зовут Цилла. Я была медсестрой в небольшой больнице возле большой деревни. Там еще неподалеку форелевое хозяйство. Стольких людей выхаживала. Рождения, смерти — все на моих глазах. Некоторые, когда умирали, боялись, некоторым было все равно, а некоторые знать не знали, что умирают. Поначалу я этим людям сочувствовала, но скоро перестала, даже не радовалась, когда рождался ребенок: ведь он пожива для смерти, и больше ничего. Люди, которых я лечила, дарили мне на прощание шоколад или книгу с посвящением, потом они забывали меня, а я забывала их. В свободное время я помогала жене брата. Она была хворая, и трое ее детей терпеть не могли меня, а я терпеть не могла их. Однажды я съездила в отпуск в Гриндельвальд и однажды — во Флоренцию, но оба раза лил дождь. И Давид Микеланджело меня разочаровал. Мужчины выглядят совсем иначе. Когда-то у меня был роман с молодым ассистентом. Дважды мы переспали, а потом он женился на дочке главврача. И когда опять хотел переспать со мной, у меня не было ни малейшего желания.

Ада держит на коленях соломенную корзинку, в которой лежит черная шаль.

Ада. Я Ада, графиня фон Цинцен. В свое время я была помолвлена с графом Крессом фон Штук, но он скончался в девяностых годах прошлого века в германской Восточной Африке. Его задрал лев. И слава Богу. Я терпеть его не могла. Я вообще терпеть не могу мужчин и никогда ни с одним не спала. Я только кошек люблю. Может, потому, что лев разделался с моим женихом. И за это я благодарна всему кошачьему роду. Кот, который у меня на коленях, принадлежит приюту. Я зову его Тассило, хотя на самом деле он всего-навсего Черныш. Но Тассило звали и моего отца. Он всегда и всюду ходил с хлыстом. После первой мировой войны он потерял три четверти своего состояния, потому что одолжил государству двадцать миллионов марок золотом на первую мировую войну. Остальное довершила инфляция. В этом приюте для престарелых я живу уже сорок с лишним лет. Каждый день по три часа гуляю в ближнем лесу. Час утром и два часа после обеда, и трость мне пока не нужна. Книг я не читаю, музыку ненавижу, телевизор терпеть не могу. Мы, фон Цинцены, в этом не нуждаемся. По воскресеньям я хожу в церковь. И во время проповеди сплю. Все фон Цинцены ходили в церковь и все как один спали во время проповеди. Я последняя в нашем роду. Моя единственная мечта — отпраздновать столетний юбилей. Все фон Цинцены прожили по девяносто с лишком лет, но до ста ни один не дотянул. Если доживу до ста, то переплюну всех прочих фон Цинценов, а именно этого мне и хочется.

Слышен рев самолетов. Четыре женщины поднимают голову.

Цилла. Самолеты.

Ева, Цилла и Ноэма уходят направо в глубину сцены.

Ада выходит на середину переднего плана, ставит корзинку на пол, повязывает черную шаль на бедра, вынимает из корзинки деревянную плошку для риса, ставит ее перед собой на пол, а корзинку — себе на голову, так что становится похожа на азиатку. Слева на передний план выходит Авель.

Ада. Слышишь?

Авель. Слышу. (Бросает трехногую табуретку в глубину сцены, к жестяному ведерку.)

Ада вздрагивает.

Ада. Куда они летят?

Авель. К мосту, на юг. (Берет скамейку, с грохотом швыряет ее рядом с ведерком.)

Ада вздрагивает.

Ада. Они его разрушат?

Авель. Так ведь он не настоящий, макет. (Бросает ящик с эмблемой Красного Креста туда же, к ведерку и скамейке.)

Ада вздрагивает. Авель подсаживается к ней.

Ада. Надеюсь, в джунглях не начнется пожар.

Авель. Сезон дождей что-то сильно запаздывает.

Слышны звуки азиатской флейты.

Он опять играет.

Ада. Каждый вечер.

Авель. Завтра мы его уже не услышим.

Ада. Быть может, не услышим уже никогда.

Авель. Риса не осталось? Хоть немножко?

Ада. Мальчик еще не ел.

Авель. А ты?

Ада. Я не голодна.

Авель. Я тоже.

Ада. Где-то он будет завтра?..

Авель. В джунглях, на пути в учебный лагерь.

Ада. И долго он будет проходить подготовку?

Авель. Неделю.

Ада. А в бой когда?

Авель. Через неделю.

Ада. Он может погибнуть.

Авель. Большинство погибает.

Ада. Вдруг ему повезет.

Авель. Везет очень немногим.

Ада. Почему же у нас никак не наступит мир?

Авель. Потому что мы должны победить.

Ада. Должны?

Авель бьет Аду по щеке. Оба молчат.

Авель. Прости, что я тебя ударил.

Ада. Мне не было больно.

Авель. Есть мысли, которые даже мыслить недозволено.

Ада. Я знаю.

Флейта умолкает.

Авель. Он уже не играет.

Ада. Он плачет. (Встает.)

Авель. Пойдешь к нему?

Ада с рисовой плошкой идет в глубину сцены, к центру задника, и исчезает. Авель принимается жевать резинку, пригнувшись снует по сцене, озирается по сторонам.

О my darling, о my darling, о my darling Clementine.[49]

Слышен вой летящей гранаты. Авель отскакивает направо к заднику, ложится на рампу. Из-за ящика с эмблемой Красного Креста появляется Каин в каске. Справа рядом с ним, в правой части игровой площадки, — Енох, Адам, Авель, тоже в касках.

Енох. В бога душу мать!

Каин. Если мы уцелеем, трахну свою бабку, чтоб я пропал!

Авель. О my darling, о my darling, о my darling Clementine.

Адам. «Отче наш, иже еси на небеси».

Каин. Заткнись!

Слышен треск пулеметных очередей.

Все четверо пригибаются.

Енох. От этого дерьмового солнца прямо каски плавятся.

Каин. Ему б еще взорваться для разнообразия!

Треск пулеметных очередей.

Все четверо пригибаются.

Вот это жахнуло — класс!

Адам. Да святится имя Твое.

Енох. Кончай молиться!

Авель. О my darling, о my darling, о my darling Clementine.

Адам. Да приидет царствие Твое.

Енох. Надо ящики с боеприпасами подтащить.

Треск пулеметных очередей.

Все четверо пригибаются.

Каин. Вперед!

Все четверо с ящиками боеприпасов бросаются через сцену навстречу пулеметному огню.

Енох. Ложись!

Все четверо падают на пол.

Каин. Сукины дети, подонки, говнюки!

Авель. О my darling, о my darling, о my darling Clementine.

Адам вскрикивает.

Адам. Живот! Мой живот!

Каин. Лучше сразу отдать концы, чем медленно подыхать.

Енох. Назад в укрытие!

Каин, Авель, Енох устремляются вправо, на задний план.

Адам. О-о, живот! (Остается лежать в центре переднего плана.) Мой живот!

Слева из глубины сцены выходят Женщины в сушильных колпаках, в руках у них модные журналы. Поднимают брошенные ящики с боеприпасами, аккуратно их расставляют; Ноэма — крайний левый ящик, Каинов, Ева — Адамов. Адам по-прежнему лежит на полу. Посреди игровой площадки Ада садится на Енохов ящик, а справа на переднем плане Цилла — на Авелев. Ноэма плачет.

Ева. Не надо плакать.