Читаем без скачивания Закат и падение Римской Империи. Том 2 - Эдвард Гиббон

Смерть этого императора навлекла на Афанасия вторичное гонение, и царствовавший над востоком слабый Констанций скоро обратился в тайного сообщника последователей Евсевия. Девяносто епископов этой секты или партии собрались в Антиохии под благовидным предлогом освящения собора. Они составили двусмысленное исповедание веры, которое слегка окрашено полуарианством, и двадцать пять церковных постановлений, которые до сих пор еще служат руководством для православных греков. Было решено, по-видимому, не без разумного основания, что епископ, низложенный собором, может быть восстановлен в своем епископском звании только решением другого собора, составленного из не меньшего числа членов; это постановление было немедленно применено к делу Афанасия; Антиохийский собор произнес или, вернее, подтвердил его низложение, чужеземец по имени Григорий был назначен на его место, а египетскому префекту Филагрию было предписано поддерживать нового первосвятителя при помощи всех гражданских и военных властей провинции. Не устоявший против заговора азиатских прелатов Афанасий удалился из Александрии и провел три года изгнанником и просителем у священного порога Ватикана. Благодаря своим усиленным стараниям изучить латинский язык он скоро сделался способным вести переговоры с западным духовенством, а своею скромною услужливостью он сумел подчинить своему влиянию высокомерного Юлия: он убедил римского первосвященника, что интересы папского престола требуют пересмотра его дела, и его невинность была единогласно признана на соборе из пятидесяти итальянских епископов. По прошествии трех лет Афанасий был вызван в Милан императором Константом, который и среди своих безнравственных развлечений относился с горячим участием ко всему, что касалось православной веры. Дело истины и справедливости подвинулось вперед при помощи золота, и министры Константа посоветовали своему государю потребовать созыва церковного собрания, которое могло бы действовать в качестве представителя кафолической церкви. Девяносто четыре западных епископа и семьдесят шесть восточных собрались в Сардике, на границах двух империй, но во владениях Афанасиева покровителя. Их прения скоро превратились в проникнутые враждой пререкания; азиатские епископы, страшась за свою личную безопасность, удалились в Филиппополь, во Фракию, и каждый из двух соборов - соперников стал поражать духовными громами своих противников, благочестиво понося их названием противников истинного Бога. Их декреты были опубликованы и утверждены в тех провинциях, на которые простиралась их власть, и Афанасий, чтимый на западе как святой, был ненавидим на востоке как преступник. Собор в Сардике обнаружил первые признаки раздора и раскола между церквами греческой и латинской, которых разделяло случайное различие верований и неизменное различие языка.

Во время своей вторичной ссылки на запад Афанасий был часто допускаем до личных свиданий с императором в Капуе, в Леди, Милане, Вероне, Падуе, Аквилее и Трире. Местный епископ обыкновенно присутствовал при этих свиданиях; министр двора стоял перед занавесью, прикрывавшей священный апартамент, и всегдашняя воздержанность первосвятителя могла быть удостоверена этими почтенными свидетелями, на показания которых он торжественно ссылается. Благоразумие, без сомнения, заставляло его выражаться тем мягким и почтительным тоном, какой приличен подданному и епископу. В этих интимных беседах с повелителем запада Афанасий, вероятно, высказывал сожаления о заблуждениях Констанция, но он смело нападал на его евнухов и арианских прелатов, оплакивал бедствия и опасности кафолической церкви и побуждал Константа подражать религиозному усердию его отца и достигнуть такой же славы. Император объявил о своей решимости употребить войска и сокровища Европы на защиту православия и заявил ясным и не допускавшим возражений письмом к своему брату Констанцию, что, если Афанасию не будет немедленно возвращено его прежнее положение, он сам с своим флотом и армией посадит архиепископа на его трон в Александрии. Но своевременная уступчивость Констанция предотвратила религиозную войну, которая была бы оскорблением тех чувств, которые внушаются самой природой, и восточный император снизошел до того, что просил примирения с подданным, которого он оскорбил. Афанасий с благородной гордостью выжидал, пока не получил от своего государя трех следовавших одно за другим писем, наполненных самыми горячими уверениями в покровительстве, милостивом расположении и уважении; Констанций приглашал его снова занять свое епископское место и присовокуплял унизительную предосторожность - удостоверение своих главных министров в искренности своих намерений. Эти намерения выразились еще более явным образом в отправленных в Египет положительных приказаниях вызвать из ссылки приверженцев Афанасия, возвратить им их привилегии, признать их невинность и уничтожить в публичных регистрах противозаконные решения, постановленные во время преобладания Евсевиевой партии. После того как ему были даны всякого рода удовлетворения и обеспечения, каких только могла требовать справедливость или деликатность, первосвятитель направился небольшими переездами к месту своего служения через Фракию, Азию и Сирию и получал на своем пути от восточных епископов униженные изъявления уважения, которые возбуждали в нем презрение, но нисколько не мешали ему ясно смотреть на вещи. В Антиохии он виделся с императором Констанцием, который обнял его и осыпал уверениями в своем милостивом расположении; Афанасий принял эти заявления своего повелителя с скромной сдержанностью и отклонил предложение уступить в Александрии арианам только одну церковь, возразив, что тогда он потребовал бы такой же терпимости для своей собственной партии во всех других городах империи. Такое возражение могло бы считаться справедливым и умеренным в устах независимого монарха. Въезд архиепископа в его резиденцию был триумфальной процессией; отсутствие и гонения сделали его еще более дорогим для жителей Александрии; власть, которою он пользовался с большой твердостью, еще более упрочилась, а его слава распространилась по всему христианскому миру от Эфиопии до Британии.

Но подданный, который довел своего государя до необходимости лицемерить, не может рассчитывать на искреннее и прочное примирение, а трагическая смерть Константа скоро лишила Афанасия могущественного и великодушного покровителя. Междоусобная война между убийцей Константа и единственным из его братьев, оставшимся в живых, раздиравшая империю более трех лет, обеспечила в этот промежуток времени спокойствие кафолической церкви, и обе враждовавшие между собою партии старались приобрести расположение епископа, способного, силою своего личного

влияния, направить в ту или другую сторону симпатии важной провинции. Он принимал в аудиенции послов тирана и впоследствии подвергся обвинению в том, что вел с ним тайную переписку, а император Констанций неоднократно уверял своего дорогого отца, многоуважаемого Афанасия, что, несмотря на распускаемые их общими врагами злонамеренные слухи, он наследовал не только трон своего умершего брата, но и его чувства. Признательность и человеколюбие, конечно, должны были внушать египетскому первосвятителю скорбь о преждевременной кончине Константа и отвращение к преступлению Магненция; но так как он ясно сознавал, что его единственной охраной были опасения Констанция, то это должно было охлаждать горячность его молитв об успехе правого дела. Афанасию стала грозить гибелью не одна только скрытая злоба нескольких фанатических и раздраженных епископов, употреблявших во зло влияние легковерного монарха. Сам монарх высказал столь долго им скрываемое желание отомстить за свои личные обиды и употребить проведенную им в Арелате первую зиму после своей победы на приготовление к борьбе с таким врагом, который был для него более ненавистен, чем побежденный тиран Галлии.

Если бы император самовольно декретировал смертную казнь самого знаменитого и самого добродетельного гражданина республики, его жестокосердное приказание было бы без колебаний исполнено его министрами или путем явного насилия, или под благовидным прикрытием форм судопроизводства. Предосторожности, отсрочки и затруднения, с которыми он достиг осуждения и наказания популярного епископа, послужили в глазах всего мира доказательством того, что привилегии церкви уже успели внести в систему римского управления понятия о порядке и свободе. Приговор, постановленный на Тирском соборе и подписанный огромным большинством восточных епископов, не был формальным образом отменен, а так как Афанасий был лишен епископского сана решением себе равных, то все его дальнейшие действия по управлению его епархией могли считаться неправильными и даже преступными. Но воспоминания о твердой и деятельной поддержке, которую египетский первосвятитель нашел в преданности западной церкви, заставило Констанция отложить исполнение приговора до тех пор, пока он не получит содействия со стороны латинских епископов. Два года прошли в переговорах с представителями церкви, и важная тяжба между императором и одним из его подданных публично рассматривалась сначала на соборе в Арелате, а потом на соборе в Милане, состоявшем более чем из трехсот епископов. Их чистосердечие было мало-помалу поколеблено аргументами ариан, уловками евнухов и настоятельными просьбами монарха, удовлетворявшего свою жажду мщения в ущерб своему достоинству и обнаруживавшего свои собственные страсти в то время, как он старался влиять на страсти духовенства. В дело был с успехом употреблен подкуп, этот самый достоверный признак конституционной свободы; почести, подарки и привилегии предлагались и принимались в уплату за голоса епископов, а осуждение александрийского архиепископа коварным образом выдавалось за единственное средство, способное восстановить внутри кафолической церкви спокойствие и согласие. Впрочем, друзья Афанасия не изменяли ни своему вождю, ни общему делу. Как в публичных заседаниях, так и в частных совещаниях с императором они отстаивали неизменные требования религии и справедливости с мужеством, которое не грозило им большой опасностью ввиду святости их звания. Они объявили, что ни расчеты на его милости, ни опасения прогневить его не заставят их согласиться на обвинительный приговор над отсутствующим, невинным и достойным уважения собратом. Они, как кажется, не без основания утверждали, что противозаконные и устарелые декреты Тирского собора давно уже отменены императорскими эдиктами, возвращением александрийскому архиепископу его прежнего сана и молчанием или отречением от своих мнений со стороны самых крикливых его противников. Они ссылались на то, что его невинность была единогласно удостоверена египетскими епископами и признана на соборах в Риме и в Сардике беспристрастным решением латинской церкви. Они оплакивали горькую участь Афанасия, который в течение стольких лет занимал свой высокий пост, пользовался прекрасной репутацией и доверием своего государя, а теперь снова вынужден защищаться от самых неосновательных и нелепых обвинений. Их возражения были основательны, их поведение было достойно уважения, но в течение этого долгого и упорного спора, останавливавшего взоры всей империи на одном епископе, церковные партии были готовы жертвовать правдой и справедливостью более интересной для них цели - поддержанию или низложению неустрашимого поборника