Читаем без скачивания Мир на краю бездны - Александр Шубин

Чемберлен не отказал себе в удовольствии еще раз побеседовать с Гитлером, предложив ему дальнейшее развитие мюнхенской дипломатии для решения оставшихся в Европе кризисов и проблем, включая проблему Испании и… России. Гитлер подписал предложенное Чемберленом коммюнике, в котором определялось, «что метод консультаций стал методом, принятым для рассмотрения всех других вопросов, которые могут касаться наших двух стран», что позволит «содействовать обеспечению мира в Европе»[497]. На очереди были Польша, Румыния и Литва.

Предложенный Муссолини еще в 1933 г. Пакт четырех стал реальностью. Европейские весы склонились в крайне правое положение. Элитаризм либералов соединился с нацистскими национально-авторитарными принципами.

На родине Чемберлена встречала восторженная толпа лондонцев, исполнявшая хвалебную песнь «Потому что он прекрасный парень» в честь «старого доброго Нэвила». «Прекрасный парень» взмахнул текстом совместного заявления с Гитлером и произнес историческую фразу: «Вот уже второй раз в нашей истории из Германии на Даунинг-стрит вернулся почетный мир. Я верю, что этот мир продлится в течении всей нашей жизни»[498]. Чемберлен явно поторопился сравнить свой мир с победой в Первой мировой войне. До начала Второй мировой войны оставалось меньше года.

Комментируя Мюнхенское соглашение, антагонист Чемберлена в правящей консервативной партии и его будущий преемник У. Черчилль писал позднее: «Нет никакой заслуги в том, чтобы оттянуть войну на год, если через год война будет гораздо тяжелее и ее труднее будет выиграть… Решение французского правительства покинуть на произвол судьбы своего верного союзника Чехословакию было печальной ошибкой, имевшей печальные последствия… Мы вынуждены с прискорбием констатировать, что английское правительство не только дало свое согласие, но и толкало французское правительство на роковой путь»[499].

В то же время Черчилль считает, что Великобритания сумела использовать 1938–1940 гг. для перевооружения своей авиации на современные истребители «Харрикейн» и «Спитфайр». Правда, в то же время военная мощь Германии возросла значительно больше.

Первый лорд адмиралтейства Д. Купер ушел в отставку. Бурю возмущения вызвала речь У. Черчилля, который в это время был «рядовым депутатом», но фактически — лидером крыла консервативной партии, которое было связано с военно-промышленными кругами и требовало силовых действий против Германии. Черчилль заявил: «Мы потерпели полное и сокрушительное поражение»[500]. Сторонники Черчилля (30–40 депутатов) воздержались при голосовании по поводу Мюнхена, так как не хотели оказаться вместе с лейбористами и либералами, которые прямо проголосовали против правящего кабинета. Но большинство депутатов было в восторге от Мюнхенского договора. Только в Москве и в Праге говорили о Мюнхенском сговоре.

Получив условия договора, Бенеш выразил проест и в десять утра 30 октября капитулировал. 5 октября он подал в отставку и позднее покинул страну.

Дальнейшая судьба Бенеша символична. Он уехал в США. Был профессором Чикагского университета. В 1940 г. создал Национальный совет Чехословакии, который был признан странами антигитлеровской коалиции законным правительством ЧСР. После освобождения Чехословакии Бенеш вернулся в страну и в 1946 г. был снова избран президентом. Он пытался проводить политику дружбы и с СССР, и со странами Запада. Но Чехословакия не могла быть витриной сразу двух миров. Она попала в советскую сферу влияния, и в феврале 1948 г. власть захватили коммунисты. В июне того же года лишенный реальной власти Бенеш снова ушел в отставку в знак протеста и в сентябре того же года умер. Два раза в жизни с промежутком в десять лет ему пришлось пережить один и тот же позор.

Эмиль Гаха, председатель Верховного суда, был избран президентом 30 ноября. Он надеялся сохранить целостность того, что осталось. Но территория Чехо-Словакии неуклонно сокращалась. «Польша и Венгрия, угрожая применением военной силы против беззащитной Чехословакии, словно стервятники, поспешили урвать свой кусок»[501]. Польша захватила Тешинский округ, где проживало 228 тыс. человек (из них 133 тыс. — чехи, а меньшинство — поляки). Комментируя польское участие в разделе Чехословакии, У. Черчилль пишет: «Героические черты характера польского народа не должны заставлять нас закрывать глаза на его безрассудство и неблагодарность, которые в течение ряда веков причиняли ему неизмеримые страдания… Пока на них падал отблеск могущества Германии, они поспешили захватить свою долю при разграблении и разорении Чехословакии. В момент кризиса для английского и французского послов были закрыты все двери… Слава в периоды мятежей и горя; гнусность и позор в периоды триумфа»[502]. Черчилль напрасно корит поляков за неблагодарность в отношении Великобритании и Франции — те официально предоставили Польше и Венгрии право на разграбление поверженной крепости, гарантировав и «новые» границы Чехо-Словакии. Но может ли Польша упрекать Советский Союз за «четвертый раздел» собственной территории, случившийся через год после германо-польско-венгерского раздела Чехословакии?

Германский союзник Венгрия, когда-то владевшая Словакией, теперь заняла территорию, где жило 500 тыс. венгров и 272 тыс. словаков. Эти приобретения были гарантированы Германией и Италией 2 ноября — англичан и французов уже не спрашивали. Но они охотно подтвердили свое согласие и на этот передел. К 20 ноября победители определили, что Чехо-Словакия должна отдать Германии территорию, на которой проживало 2 миллиона 800 тыс. немцев и 800 тыс. чехов. Там находилось 70 % черной металлургии, 66 % каменного угля, 80 % текстильной промышленности, 86 % сырья химической промышленности ЧСР.

Германия, избавленная от угрозы военной катастрофы, ликовала и превозносила мудрость своего фюрера. Американский свидетель событий пишет о причине нового взлета авторитета Гитлера: «Он изобрел и применил на практике с невероятным успехом стратегию и методы „политической войны“, сводившей на нет необходимость войны как таковой»[503]. Йодль с восторгом записал в дневнике: «остается надеяться, что те, кто не верил в его гений, теперь переубеждены навечно»[504].

Гитлер говорил позднее: «То, что мы узнали о военной мощи Чехословакии после Мюнхена, ужаснуло нас — мы подвергали себя большой опасности. Чешские генералы подготовили серьезный план. Только тогда я понял, почему мои генералы меня удерживали»[505]. Это была первая недооценка военной мощи противника, но не последняя. Пока Гитлер сталкивался с западными политиками, его спасало психологическое чутье. Он чувствовал, что его давлению будут уступать. Впрочем, фюрер был недоволен и говорил о Чемберлене: «Этот парень испортил мое вступление в Прагу»[506].

Злость Гитлер сорвал на евреях. 7 ноября 1938 г. произошло убийство немецкого дипломата Э. фон Рата в Париже евреем Г. Гриншпаном. Нацисты решили, что за этот акт индивидуального террора должны ответить евреи, еще оставшиеся в Германии. Был организован «взрыв стихийного возмущения». Но для спонтанного выступления погромщики хорошо подготовились. Ночью 9 ноября по всей Германии произошли погромы, поджоги, массовые аресты. По официальным данным 36 человек было убито, разрушены сотни еврейских магазинов, домов и синагог. 20 тысяч евреев (не погромщиков же) было арестовано. Это был первый акт нацистского геноцида, террора, направленного против людей не в связи с их действиями или мыслями, а лишь в связи с их происхождением. В эту ночь были разбиты тысячи витрин, и ночь получила наименование «хрустальной». В отношении витрины либерализма в Восточной Европе Гитлер произвел такую же «хрустальную ночь».

Падение Чехословакии изменило соотношение сил в Европе. Теперь немцы получили двойное превосходство над французами — новое население и отсутствие серьезной угрозы в тылу. Образцово-показательный крах системы коллективной безопасности подорвал доверие Сталина к прежнему курсу. «Хотя Советский Союз и состоял в военном союзе с Францией и Чехословакией, Франция вместе с Германией и Англией единодушно исключили Россию из числа участников встречи в Мюнхене. Это был выпад, который Сталин запомнил»[507]. СССР продолжал борьбу за «коллективную безопасность» лишь потому, что старым подходам «окружения Германии» пока не было альтернативы.

Французы, тем временем, продолжали развивать мюнхенский «успех», заключив 6 декабря 1938 г. с Германией пакт о ненападении.

Это было очень кстати для Гитлера. С января он возобновил давление на Чехословакию, выдвигая все новые требования, ограничивающие ее суверенитет. В феврале Гитлер принял недавно выпущенного из тюрьмы лидера словацкого национального движения Туку, который заявил фюреру: «От вас мой народ ждет полного освобождения»[508].