Читаем без скачивания Правда выше солнца - Анатолий С. Герасименко

– Значит, моя задумка помогла? – спросил Кадмил с отчаянной надеждой.

Локсий поморщился:

– Ни хрена не помогла. Показатели проседают каждую неделю. Пневмы в этом месяце – на десять процентов меньше, чем в прошлом. Всё пошло по новой. И в Лидии то же самое.

– В Лидии? – ошеломлённо спросил Кадмил. – Откуда такие сведения?

– Да всё оттуда же! – рявкнул Локсий. – Едва я закончил тебя оперировать, как на меня набросилась Орсилора. Подняла крик чуть ли не при жрецах. Как мы могли шпионить на её территории! Как посмели подозревать! Я объяснил, что не имею отношения к твоим идиотизмам. Тогда она немного унялась и рассказала, что у неё та же проблема. Какие-то практики, из-за которых люди перестают давать пневму. Орсилоре пришлось допросить кучу народа, но она так и не смогла найти зачинщиков.

– Почему же она сразу не пришла к нам? – проскрипел Кадмил.

– А вот тут я её прекрасно понимаю, – Локсий взмахнул рукой со свитком. – Ситуация была неоднозначная и допускала различные толкования. Орсилора не обратилась к нам по той же причине, по которой мы не обратились к ней. Подозревала нас в саботаже. Как бы то ни было, разногласия позади. Теперь мы работаем с ней в паре. И оба понимаем, что разработка таких техник – чистой воды самоубийство, особенно если запускать их в соседней стране. Логичней предположить, что это гадит кто-то из наших отдалённых коллег. Такорда, Айто, Ведлет. А может быть, один из тех, мелких с Приканского континента. Шиква, Каипора или ещё кто...

Кадмил упёрся сандалиями в ковёр, чтобы кабинет перестал тошнотворно кружиться. Вот и всё. Конец расследованию, конец планам. Конец всему.

В голове сквозь раскалённые волны пыталась пробиться некая мысль. Новая мысль. Кадмил сосредоточился, обхватил для устойчивости подлокотники кресла.

– А вы не рассматриваете версию, что это может быть сопротивление? – спросил он дребезжащим голосом.

– Чьё сопротивление? – сощурился Локсий. – Кому сопротивление?

– Сопротивление людей, – голос слушался всё лучше; видно, сказывалась милостиво оставленная Локсием божественная регенерация. – Кому-то очень не по душе то, что на Землю заявились существа с другой планеты и забирают у людей пневму.

Локсий посмотрел снисходительно.

– Чтобы так сопротивляться, надо иметь доступ к технологиям, которыми владеют только боги, – заметил он. – И обладать знаниями, которыми обладают только боги. Знаешь, не стоило тебе сюда тащиться сразу после того, как очнулся. Иди-ка отдохни, поспи. И начинай думать над своим поведением.

Кадмил ещё крепче вцепился в подлокотники и встал.

– Мой бог, – он склонился, насколько позволила ломота в пояснице.

Локсий махнул рукой, вновь погружённый в чтение свитка.

Кадмил вышел. У двери ноги подкосились, и он впопыхах схватился за копьё Афины. Едва не растянулся, конечно: копьё было иллюзорным, как и всё остальное. Как картины на стенах. Как его былое могущество.

Затворив за собой дверь, Кадмил двинулся к выходу с этажа. Больше здесь было нечего делать. Он скорей подохнет, чем даст опять уложить себя в биокамеру. И скорей проглотит собственный язык, чем явится к Локсию с признанием ошибок.

«Отдохни, поспи. Подумай над своим поведением».

О нет, он не будет спать. Довольно снов; хватит валяться в волшебной водичке. Он докажет, что достоин быть богом. Докажет, что Локсий неправ. И заставит его вернуть способности.

Да, смерть и кровь, да!!

Кто-то сидел на лестничных ступеньках. Маленькая фигурка съёжилась в комок, пряча лицо в рассыпавшихся волосах.

– Мелита! – удивленно окликнул Кадмил.

Она вскочила, подбежала, бросилась на шею. Обняла так, что он вскрикнул. Плача, принялась целовать его щёки, губы, глаза.

– Я так боялась, – всхлипывала она, – думала, что ты умер, ждала, ждала, ты всё не просыпался… Думала, уж не проснёшься… О боги, боги, как же долго…

Кадмил обнял Мелиту, борясь с желанием повиснуть, держась за её плечи.

– Зря боялась, – прохрипел он. – Меня не так просто убить, ха!

– Тебя очень просто убить, дурачок, – сердито шмыгая носом, отозвалась она. – Я всё знаю. Если бы Локсий не вернулся с Батима, и если бы не Орсилора…

Со слухом делалось что-то странное: голос Мелиты то отдалялся, то становился громче, словно под порывами ветра. Зрение тоже не давало скучать. Кристаллы под потолком мельтешили, норовя сложиться в мозаику, переливались радугой, весело раскачивались. «Похоже, придётся всё же прислушаться к совету Локсия, – вяло подумал Кадмил. – Но только один раз. Только разочек…»

– Любовь моя, – с трудом сказал он, – мне, кажется, стоит прилечь.

Она подставила плечо, и Кадмил, пошатнувшись, вцепился в её одежду.

– Пойдём, – пропыхтела Мелита, – провожу тебя в покои и уложу в постель. Ты совсем белый и шатаешься.

– А что, – усмехнулся он запекшимися губами, – насчет постели хорошая мысль. Может быть...

– Я спала с богом, – перебила Мелита, – но никогда не хотела спать с трупом. Сперва приди в себя, потом уж начинай.

Они стали спускаться по лестнице – ступенька за ступенькой. Ноги вновь налились горячей болью, спину разломило, и Кадмил со стыдом признался себе, что без Мелиты ему пришлось бы, скорей всего, ползти. У входа на четвёртый этаж силы оставили его окончательно. Воздух превратился в кисель, каждое движение давалось с неимоверным трудом. В какой-то момент он обнаружил, что больше не ковыляет, опершись на плечо Мелиты, а сидит, прислонившись к стене, и виноградные листья щекочут лицо.

Словно приглушенные толстой периной, глухо звучали чьи-то крики, шум, топот. Над Кадмилом склонились стражники, которые, он помнил, охраняли зарядную комнату. Подхватили подмышки, взяли за ноги. Понесли. «Теперь вам, ребятам, придётся охранять каморку от меня самого», – сказал он с усмешкой. А, может, не сказал; никто не дал понять, что его слышит. На границе взгляда мелькало бледное, некрасивое от жалости лицо Мелиты. Или то было лицо одной из статуй в галерее?

Наконец, солнечный свет померк, мраморный потолок, маячивший перед глазами, сменился знакомыми деревянными стропилами. Кадмил понял, что очутился в своих личных покоях. И с наслаждением вздохнул, почуяв под лопатками простыни родной кровати.

Кто-то в белом мял его предплечье, говорил опасливым полушёпотом. Мелита горячилась, чего-то требовала, кажется, даже грозила. Затем в сгиб локтя воткнулась игла.

И вскоре всё пошло на лад.

Горячий кисель растворился в дуновении ветра. Боль, ошейником сжимавшая горло, утихла, стало легко дышать. Кадмил поискал