Читаем без скачивания Глиняный бог - Анатолий Днепров

Нужно сказать, что силами одних только математиков и конструкторов построить такие машины было бы невозможно. Огромную помощь нам оказали лингвисты, которые помогли составить такие орфографические и синтаксические правила, что их можно было закодировать и поместить в долговременной памяти машины в качестве программы действия. Не буду рассказывать о тех трудностях, которые нам пришлось преодолеть. Скажу только, что, в конце концов, удалось создать электронную машину, которая переводила русские статьи и книги любого содержания на английский, французский, немецкий и китайский языки. Перевод выполнялся с той же быстротой, с какой русский текст печатался на специальной пишущей машине. Эта машина вырабатывала и необходимый для перевода код.

Во время работы над усовершенствованием одной из таких машин я заболел и провалялся в больнице около трех месяцев.

Дело в том, что во время войны я командовал радиолокационной станцией и при налете немецкой авиации был контужен, перенес тяжелое сотрясение мозга, и это давало, да и сейчас дает себя знать. Так вот, именно тогда, когда я работал над новым типом магнитной памяти для электронных машин, с моей собственной памятью начало твориться что‑то не совсем ладное. Знаете, случалось так: видишь человека, которого хорошо знаешь, а как зовут, — вспомнить не можешь. Лежит перед тобой какой‑либо предмет, а ты забыл, как он называется. Или прочтешь слово и не понимаешь, что оно значит, хотя слово тебе хорошо знакомо. У меня это и сейчас бывает, но не так часто. А тогда это стало просто катастрофой. Как‑то раз понадобился карандаш. Я позвал лаборантку и говорю ей: “Принесите мне, пожалуйста, вот это… Ну, как его… то, чем пишут”. Она улыбнулась и принесла мне ручку. “Нет, говорю, мне нужно другое”. — “Другую ручку?” — “Нет, говорю, другое, чем пишут”. Я сам испугался той бессмыслицы, которую говорил, и, видимо, испугал ее. Она вышла в коридор и громко сказала одному инженеру: “Скорее зайдите в комнату и посмотрите на Евгения Сидоровича. Он заговаривается”. Вошел инженер. А я стою перед ним и не знаю, кто он такой, хотя работаю с ним уже три года. “Э–э, батенька, ты, кажется, заработался, — сказал он. — Посиди минутку спокойно, я сейчас приду”. Он пришел с врачом и двумя молодыми сотрудниками института, и они вывели меня из комнаты, усадили в машину и отвезли в клинику.

В клинике я познакомился с одним из крупнейших невропатологов нашей страны, Виктором Васильевичем Залесским. Я называю его имя потому, что знакомство с ним сильно повлияло на всю мою дальнейшую судьбу.

В больнице Виктор Васильевич долго меня осматривал, выслушивал, выстукивал, ударял молоточком по коленке, водил карандашиком по спине и затем, похлопав по плечу, сказал: “Ничего, все это пройдет. Это у вас…” — и он произнес какое‑то латинское слово.

Лечение заключалось в ежедневных прогулках, прохладных ваннах и в снотворном на ночь. Выпивая порошки люминала или нембутала, я засыпал и утром просыпался, как после глубокого обморока. Мало–помалу память стала восстанавливаться.

Однажды я спросил Виктора Васильевича, для чего мне дают снотворное. “Когда вы спите, мой дорогой, все силы организма направлены на то, чтобы восстановить нарушенные в вашей нервной системе линии связи”. Услышав это, я спросил: “О каких линиях связи вы говорите, Виктор Васильевич?” — “О тех самых, при помощи которых передаются все ваши ощущения в мозг. Вы, кажется, специалист по радиотехнике? Так вот, вы, ваша нервная система, грубо говоря, весьма сложная радиотехническая схема, в которой повреждены кое–какие проводники”.

Помню, после этого разговора, несмотря на снотворное, я долго не мог заснуть.

Во время следующего обхода я попросил Залесского дать мне что‑нибудь почитать о нервных связях в живом организме. Он принес мне книгу академика Павлова “О работе полушарий головного мозга”. Я буквально проглотил эту книгу. И знаете почему? Потому, что я в ней нашел то, что давно искал, — принципы построения новых, более совершенных электронных машин. Я понял, что для этого нужно стремиться копировать структуру нервной системы человека, структуру его мозга.

Несмотря на то, что мне строго–настрого запретили заниматься серьезным умственным трудом, мне удалось прочитать несколько книг и журналов по вопросам деятельности нервной системы человека. О человеческой памяти я узнал, что в результате жизнедеятельности, в результате взаимодействия с окружающим миром в группах специальных клеток человеческого мозга, в нейронах, запечатлеваются многочисленные данные жизненного опыта человека, что количество нейронов составляет несколько миллиардов. Я понял, что в результате наблюдения всего, что происходит в мире, в результате опыта в центральной нервной системе возникают связи, которые как бы копируют природу. Запечатлен этот мир в различных разделах памяти человека в виде закодированных сигналов, в виде слов и в виде образов.

Помню, какое огромное впечатление произвела на меня работа одного биофизика, изучавшего работу зрительных нервов глаза. Он перерезал зрительный нерв лягушки и концы подключил к осциллографу–прибору, который позволяет сделать видимыми электрические импульсы. И когда он направил на глаз яркий пучок света, то увидел на осциллографе быструю последовательность электрических импульсов, напоминающих те, которые используются для кодирования цифр и слов в электронных машинах. По нервам от места их раздражения до мозговых нейронов мчатся сигналы внешнего мира в виде последовательности электрических импульсов, нолей и единиц.

Цепь замкнулась. Процессы, протекающие в нервной системе человека, имеют много общего с процессами, протекающими в электронных машинах. Но у нее есть принципиальное отличие: она самосоздается и самосовершенствуется, обогащается благодаря жизненному опыту. Память непрерывно пополняется в результате общения человека с жизнью, изучения наук, фиксирования в клетках мозга впечатлений, образов, чувств, переживаний. Взаимодействие машины с природой крайне ограничено, она ее не чувствует, память ее малообъемна, она не пополняется новыми данными.

Можно ли создать машину, которая бы развивалась и совершенствовалась в силу каких‑то внутренних законов своего устройства? Можно ли создать машину, которая бы сама, без помощи человека или с минимальной его помощью обогащала свою память? Можно ли сделать так, чтобы, наблюдая внешний мир или изучая науку, машина научилась логически считать (я избегаю слова “мыслить”, потому что до сих пор не могу уяснить, что точно выражает это слово применительно к машине) и на основе логики сама создавала бы себе программы действий в зависимости от того, что в данный момент ей необходимо делать?