Читаем без скачивания Священная охота - Буджолд Лоис Макмастер

Всё ещё пятясь, Ингри открыл запор на воротах стойла, где содержался олень, и распахнул их. Пальцы его онемели.

«Беги!» — прошептал он. Олень дважды подпрыгнул на месте, фыркнул и промчался мимо Ингри, стуча копытами по цветным камням пола. Скорость была так велика, что Ингри не уследил взглядом за растворившимся в темноте снаружи животным. Ингри замер на месте, когда Хорсривер выглянул из кладовой и нахмурился.

«Стоять!» — бросил он, и Ингри ничего не оставалось, как покориться.

Он всё ещё боролся… не столько с неспособностью, сколько с отсутствием желания двигаться, когда граф появился снова, переодетый в кожаный костюм и сапоги, крепко держа за плечо Фару. Бросив искоса взгляд на пустое стойло, он, к разочарованию Ингри, только кисло улыбнулся.

— Ты меня почти пугаешь, — бросил он, проходя мимо Ингри. — Такое вдохновение и такой правильный поступок. Может быть, мне нужно тоже ткнуться в тебя носом.

Ничего больше не говоря, он подвёл Фару к стойлу, где беспокойно фыркала гнедая кобыла Йяды.

— Я боюсь этой лошади, милорд, — пробормотала Фара.

— Это долго не продлится, обещаю, — ответил Хорсривер. Ингри ничего не было видно за дощатой стенкой и коваными воротами, кроме настороженных ушей лошади и макушек: светлой — Хорсривера и тёмной — Фары, но он услышал скрип новой кожи ножен, когда из них выскользнул кинжал. Тихо произнесённые графом слова, которые Ингри почти понял, заставили волосы у него на голове зашевелиться. Потом раздался влажный удар, резкий визг, рывок, от которого задрожали стенки стойла, — и падение тяжёлого тела, недолго бившегося и наконец затихшего.

Две головы снова проплыли над загородкой. Когда Хорсривер и Фара вышли в проход, принцесса тяжело опиралась на графа; её била дрожь. Если кровь и забрызгала её костюм для верховой езды, в темноте это было незаметно.

— Что вы со мной сделали? — простонала она.

Острый взгляд шамана показал Ингри, что внутри Фары мечется испуганный дух лошади.

— Ш-ш, — стал успокаивать Фару Хорсривер; он снова коснулся её лба пальцем, и глаза принцессы остекленели. Тень лошади тоже затихла, хотя Ингри показалась, что она не столько успокоилась, сколько одеревенела. — Всё будет хорошо. А теперь пошли.

Снова появился перепуганный грум.

— Милорд, что это было?

— Приведи коней.

Грум вывел трёх осёдланных лошадей в тёмный двор перед конюшней. Хорсривер с помощью грума усадил Фару на её гнедую кобылу; граф самолично проверил подпругу, вдел ноги Фары в стремена и расправил её юбку, после чего вложил в дрожащие руки принцессы поводья.

— В седло, — приказал Хорсривер Ингри, вручая ему поводья серого мерина. Ингри так и сделал, хотя конь пятился от него, а потом начал брыкаться, пытаясь сбросить всадника. Хорсривер обернулся и снова раздражённо бросил «Тихо!», и конь тут же успокоился, продолжая, впрочем, выкатывать глаза и фыркать. Граф закрыл за ними ворота конюшни, после чего грум помог ему сесть в седло. Хорсривер, не глядя, вдел ноги в стремена, наклонился и положил руку на лоб грума.

— Отправляйся домой. Усни. Всё забудь.

Глаза грума осоловели, и он, зевая, отвернулся.

Подняв руку, Хорсривер крикнул Ингри и Фаре:

— Следуйте за мной! — Развернув коня, он шагом поехал по тёмной улице. Копыта скрежетали по мокрому от тумана булыжнику, и звук отдавался от стен домов.

Когда всадники проезжали по пустой рыночной площади, Хорсривер свесился с седла, прижал руку к животу, рыгнул и выплюнул что-то на камни мостовой. Проезжая мимо, Ингри принюхался и почуял запах не желчи, а крови.

«Он тоже расплачивается кровью за свой колдовской голос, как и я?»

Граф делал это не так заметно… И сколькими же внутренними сокровищами заплатил он напрасно за убийственное заклятие, наложенное на Ингри, если сказал, что потратил слишком много крови?

Ночная стража у юго-восточных ворот пропустила их по одному слову графа. Ему даже не пришлось прибегать к колдовскому голосу: солдаты почтительно отдали ему честь и сочувственно поклонились Фаре. Оказавшись за городской стеной, Хорсривер пустил своего коня рысью. На первом же перекрёстке путники свернули на дорогу, ведущую к Сторку. Над холмами позади них, разливая бледное сияние, взошла луна, и на дорогу легли длинные расплывчатые тени всадников.

«Куда мы направляемся? И зачем мы ему? Что мы должны будем сделать, оказавшись на месте?»

Ингри заскрипел зубами: ему так и не удалось послать сообщение или оставить весточку… Он попытался представить себе, что подумают слуги, обнаружив утром беспорядок в конюшне: исчезновение трёх коней и оленя, убитую кобылу, придворную одежду, разбросанную по кладовой… Они покинули Истхом быстро и бесшумно, но совсем не тайком. Хотя бы из-за Фары за ними наверняка пошлют погоню.

«Значит, каковы бы ни были планы Хорсривера, он рассчитывает сделать всё быстро, прежде чем нас настигнет погоня. Не следует ли мне попытаться задержать его?»

Ингри было поручено следить за Хорсривером и охранять Фару. До сих пор первое происходило само собой, но второе ему явно не удавалось, хоть он и скакал сейчас рядом с принцессой. Он предпринял попытку разрушить планы Хорсривера, выпустив оленя, но она оказалась напрасной. Его опасение, что жена нужна Хорсриверу для какого-то ужасного кровавого жертвоприношения, было, по-видимому, ни на чём не основанным. Её нельзя было повесить на дереве, отправив с поручением к богам, теперь, когда в ней поселился дух кобылицы, да и девственницей, несмотря на своё бесплодие, она не была. Да и не думал Ингри, что Хорсривер пожелает что-то передать богам, кроме нечестивого их отрицания. А где же они, боги, этой ночью, когда происходят столь странные события?

Олень в гербе Стагхорнов, конь — в гербе Хорсриверов. Фара в замужестве стала Хорсривер, каким бы неудовлетворительным для неё ни был этот брак; две или три представительницы рода Хорсриверов украсили и её семейное древо, причём совсем недавно. Всё это были сёстры-дочери-внучки графа, как сообразил Ингри. Переплетение семейных нитей поражало воображение, если думать о графе как об одном человеке, а не о дюжине. Клан. Клан… Так что такое клан?

Знаменосец священного короля по традиции бывал его близким родичем. Симарк приходился Биасту двоюродным братом и служил знаменосцем и его старшему брату Бизе. Знаменосец покойного короля служил ему всю жизнь и умер за полгода до своего господина; король всё откладывал новое назначение, возможно, предчувствуя свой конец и не желая видеть на месте старого друга нового человека. А может быть, тут потрудился Хорсривер, преследуя собственные нечестивые цели? Священному королю ради чести короны требовался знаменосец столь же высокородный, как он сам. Это могла оказаться и знаменосица… Ингри искоса взглянул на Фару; принцесса вцепилась в поводья, лицо её было бледным и несчастным. Она не особенно хорошо ездила верхом, и эта ночь могла оказаться для неё нелёгким испытанием.

Хетвар спустит с него шкуру за это… если он останется в живых. Что ж, если он останется в живых, Хетвар может спускать с него шкуру, сколько пожелает. А кроме того, если выживут они оба с Фарой, то для судей Йяды ситуация станет весьма запутанной. Если будет создан прецедент, если Йяда будет наказана за обладание духом леопарда, то, логически рассуждая, тот же приговор судьи должны будут вынести и Фаре с её кобылицей.

«Думаю, что-нибудь тут можно будет выгадать. И если это не удастся мне, то уж Освину удастся, можно держать пари».

Достигнув Сторка, путники свернули на ведущую на север вдоль реки дорогу. Сквозь деревья, росшие вдоль берега, пробивались яркие отсветы лунного света, отражённого водной поверхностью. Стук копыт и скрип кожи не могли заглушить тихого журчания воды и шелеста опавших листьев.

Ингри послал Волка вперёд, чтобы поравняться с рыжим высоким жеребцом Хорсривера.

— Куда мы направляемся, сир?

Хорсривер повернул голову, и его зубы блеснули, когда он улыбнулся, услышав почтительное обращение.