Читаем без скачивания Мохнатый бог - Михаил Кречмар

Должен сказать, что именно на рыбном и кормном Охотском побережье я пережил самое опасное нападение бурого медведя. Которое, к слову сказать, с моей стороны ничем не было спровоцировано.

Я шёл вверх по мелкой каменистой речке Кулькуты. Подходил к концу массовый ход горбуши, многочисленные трупы лососей на берегах высохли, как осенняя листва. Трупы ещё некогда красивых и гордых рыб пожелтели и скукожились, как скверная вобла на развале у пивного ларька. Эта скверная лососёвая вобла валялась на гальке абсолютно везде — и шуршала под ногами, как старые газеты в ремонтируемой комнате.

Я подходил к длинному и круто изогнутому повороту реки, когда в самом основании его увидел медведя средних размеров, который брезгливо копался в сушёных лососях. Этот медведь подпустил меня метров на сто, время от времени поглядывая через плечо, а затем неторопливо удалился в кусты.

Не знаю, как к этому отнесётся большинство материалистов, но медведь этот мне с самого начала не понравился. Что-то было в его поведении, в том, как он оглядывался, и в том, как он удалился, что меня несколько насторожило. Ещё я подумал, что сейчас пройду по полукругу, а если медведь не будет сильно торопиться, пересекая эту же петлю у основания, то у нас есть все шансы повстречаться ещё раз — в том месте, где он будет выходить из леса. Подумал и спрятал эту мысль глубоко в уголок мозга — но не выбросил! И как оказалось, очень даже не зря.

Заканчивая огибать этот поворот, я оказался под невысоким обрывистым берегом. Сразу за его кромкой начинался высокий чозениевый лес, с травой и кустами. И пока я шёл под этим лесным обрывом, я слушал, как в траве и кустах шелестит ветер, то тише, то громче — как это обычно бывает перед закатом солнца.

А затем ветер стих.

И я остановился.

Остановился я потому, что в природе произошло какое-то изменение, и я просто должен был его для себя обдумать.

Упавший ветер и был для меня этим изменением.

Но практически одновременно с тем как я остановился, в полутора метрах от меня на гальку приземлился тот самый медведь. Приземлился, рявкнул и на полсекунды замер в недоумении.

За эти полсекунды я сорвал с плеча двустволку и, держа оружие на весу, практически приложив его к голове зверя, вышиб ему мозги дуплетом. После третьего дуплета я в последний раз перезарядил оружие и, почти не ощущая боли в сорванных отдачей 12-го калибра пальцах, направился к ближайшей коряге, на которую сел, пытаясь обдумать случившееся.

Судя по всему, шорох, который я слышал наверху, издавал никакой не ветер, а вот этот самый медведь. Он следовал по кромке обрыва за мной, ориентируясь по звуку моих шагов на гальке, прикинул упреждение и бросился на меня сверху.

Спасло меня то, что я остановился. И зверь промахнулся.

Собственно говоря, я уцелел лишь чудом.

Спасла меня ошибка в упреждении, сделанная медведем, и его мгновенная растерянность, когда он обнаружил, что не оказался у меня на плечах.

И я до сих пор не вполне понимаю, почему он бросился на меня — учитывая изобилие пищи вокруг.

Вечером 3 августа 1985 года три геолога возвращались из маршрута по долине реки Хурэн. Все они были вооружены карабинами. До базы отряда оставалось сто пятьдесят — двести метров, когда из кустов стланика, которые они только что миновали, выскочил медведь и с рёвом бросился на замыкавшего цепь геолога И. А. Милиевского. Тот схватился за карабин, метнулся за ближайшее дерево, но, зацепившись ногой, упал. Медведь проскочил мимо и кинулся к И. Л. Ведерникову, который шёл впереди, резко свернул в сторону, не добежав два-три метра и скрылся в зарослях.

Вслед ему сделали несколько выстрелов в воздух.

Большой медведь — самый опасный медведь.

Здесь можно предположить, что медведь, скрадывая добычу, бросился сзади, на последнего в группе, но опоздал с броском, промахнулся и после неудачного броска скрылся, посчитав, что повторное нападение закончится неудачей.

Во время полевых работ на реке Чоурода в Южной Якутии двое сотрудников Академии наук возвращались с глухариного тока по медвежьей тропе. Внезапно они заметили затаившегося возле тропы медведя. Он был уже совсем рядом — в тридцати метрах от них. Крупный зверь распластался среди кочек, словно большая кошка, и только зоркие глаза и огромная таёжная эрудиция старшего группы позволили разглядеть среди кочек крупную голову зверя. Как только зверь понял, что обнаружен, он с леденящим рёвом бросился в атаку, но реакция не подвела людей и на этот раз. Прогремел выстрел из германской трёхстволки. Раненый зверь развернулся на месте и скрылся. Позднее его убили при других обстоятельствах.

Один мой коллега-зоолог путешествовал в 1979 году по западным склонам хребта Джугджур вместе с тремя эвенами. Они шли по старинной дороге, проложенной, наверное, ещё во времена Аянского тракта. Впереди шагал сын старика-охотника, молодой, сильный парень, за спиной у него висела малокалиберная винтовка. Мой приятель со своим проводником отставал, ну, на пять шагов, не больше, а сзади шла старуха — мать парня. Дорога прижималась к склону горы и почти вжималась в него. Сверху, прямо над головами, нависали кусты кедрача.

Неожиданно — мой приятель запомнил это даже лучше, чем всё то, что произошло дальше, — наступила тишина. Перестали кряхтеть кедровки, замер шум листьев, даже чайки на речном перекате прекратили галдёж. И тут кусты над их головой взорвались и выбросили из себя огромного бурого медведя. Он распластался в воздухе, как прыгнувшая кошка, своим телом сбил с ног и ухватил зубами за шею сына старика и, держа его в пасти, как мышь, скрылся в кустах на другой стороне тропы.

Удивительно, но родители за весь последующий день не проронили ни слезинки. Изредка старик о чём-то переговаривался со старухой. Людьми завладела одна лихорадочная мысль — немедленно убить зверя. Оба они двинулись по следу. Через триста метров кусты затрещали — зверь стал уходить. И тут с дороги донёсся слабый женский голос — мать звала своего сына. А старик со словами «всё равно мёртвый, иначе бы кричал» выпустил на треск всю обойму карабина. Треск усилился, послышался хриплый рёв, похожий на кашель. Этот рык исходил из одного места, и, хотя в кустах ничего не было видно, мой приятель выпустил в это место ещё четыре пули, стараясь целить повыше, чтобы не задеть человека. Ему казалось, что человек должен был лежать на земле. На третьем выстреле рёв замолк.

Перезарядив и держа наготове оружие, оба охотника обошли кусты, нашли подходящий прогал и по нему начали подходить к тому месту, где должен был лежать медведь. Чуть не доходя, они наткнулись на тело молодого эвена. Тут, не обращая внимания на смертельный риск, старик опустил карабин и приподнял ему голову. На секунду он словно окаменел, а затем будничным голосом произнёс: «Вот видишь, сразу шею сломал».