Читаем без скачивания Довлатов и третья волна. Приливы и отмели - Михаил Владимирович Хлебников

– Ну, вместе, – отвечаю. – Все вроде было нормально. Он поехал домой.

– А что вы делали?

– Да ничего вроде. Ну, вышли. Пошли прошвырнуться по Четырнадцатой улице…

– А дальше?

– Ну, дальше было очень душно. Ну, я говорю, давай пивка дерябнем. Ну, дерябнули. Ну и поехали по домам.

– Блин, ты что? С ума спятил?! Ему ж нельзя. Он же алкоголик. Ты же его споил.

Рубин позвонил Елене Довлатовой, которая уехала на время болезни мужа к родственникам в Нью-Джерси. Она раскрыла подробности состояния Довлатова в «сумеречный период»:

– Тебе легко говорить, – сквозь слезы продолжала Лена. – Ты не видел его в таком состоянии. Он превращается в животное. Он может выкинуть из окна мебель. Может выскочить полуголый в магазин за водкой. Он мечется по квартире, как дикий зверь. Когда он засыпает, мы привязываем его тушу веревками к кровати. Запои у него длятся неделями. А потом – депрессия. Когда она наступает, я не знаю, вышел он из дому за молоком, которым лечится, или принесет пиво и начнет куролесить снова.

Рубин составляет план спасения ценного сотрудника. Главный его элемент – Геннадий Житловский – бывший московский врач-нарколог. Еще в Союзе тот занимался подпольной практикой, используя метод запретительной терапии. Пациенту вкалывался препарат на основе дисульфирама, вызывающий блокировку процесса расщепления алкоголя. При употреблении горячительного у человека возникают симптомы сердечного приступа и сильнейшего отравления, вплоть до судорог и потери сознания. Совмещаются два фактора: медикаментозный и психологический. После укола человеку предлагают выпить немного алкоголя для того, чтобы почувствовать действие лекарства. В Америке Житловский работал санитаром, ожидая сдачи экзамена, дающего право вести врачебную деятельность. К нему и обращается за помощью Рубин. Житловский соглашается, хотя и сильно рискует. Довлатов дал согласие. Житловский приходит к Довлатовым. Писатель просто сбегает, объяснив слабодушие наследственностью (Донат перед рентгеном спрашивал медсестру, насколько процедура болезненна). Наконец Довлатов решается. После инъекции и ухода Житловского он находит в мусорном ведре обертку от ампулы, на которой изображены кости и череп. Для мнительного Довлатова подобное открытие оказалось благотворным. Он бодро и деловито рапортует отцу. Из письма Донату Довлатову от 22 апреля 1980 года:

Я совершенно бросил пить. С помощью гениального врача. Он сделал мне укол. Теперь два года будет отвратителен запах спиртного.

Я здесь пил гораздо меньше, чем в Ленинграде. Но и это мешает работе. Сутки загула – уже катастрофа. Вся машина останавливается. Короче, я решил отказаться совсем. Мать ликует.

Четырнадцатого ноября 1983 года Довлатов пишет Смирнову:

Ты, конечно, знаешь, что меня вылечили от алкоголизма, причем сделал это русский доктор, называющий себя «Генька» и будучи сам горьким пьяницей, – обыкновенный российский парадокс.

К сожалению, к тому времени эффект лечения значительно ослаб. Так, 1 апреля 1982 года, спустя три недели после ухода из «Нового американца», Довлатов пишет Ефимову:

Дорогой Игорь!

В силу многолетней традиции начинаю с извинений. Тут ко всем моим неприятностям случился запой, и я чуть не умер, с конвульсиями и прочими делами. Видимо, лекарство продолжает действовать, или организм потерял закалку, в общем, чуть не помер, это был сущий кошмар. Американский запой ху[же] нашего, хотя всего много, и это-то и губит. Там был фактор материального истощения, когда уже никто не одалживает, и это действовало как тормоз. Здесь же нельзя остановиться, все есть и не кончается.

Как бы цинично это ни звучало, запой – наиболее оптимальная форма алкоголизма для писателя. Вхождение в болезнь происходит с помощью закрепления. Американский исследователь Оливия Лэнг написала интересную работу «Путешествие к Источнику Эха. Почему писатели пьют» на вечную тему влияния алкоголя на жизнь писателей. Конечно, она рассматривала в основном известных американских авторов (Хемингуэй, Уильямс, Чивер, Капоте, Фицджеральд). Но теоретическая часть ее исследования носит интернациональный характер. Так вот, есть две формы подкрепления алкоголя: позитивная и негативная. Позитивное подкрепление основано на выработке организмом дофамина и серотонина. Данные вещества отвечают за «праздничную сторону» употребления алкоголя: эйфорию, чувство расслабленности, комфорта. Несколько огрубленно можно сказать, что «нормальные пьяницы» или просто любители выпить употребляют алкоголь ради этих ощущений. Собственно с них начинается процесс вхождения человека в волшебный мир алкоголя. Довлатов в своих книгах очень хорошо описал процесс действия позитивного закрепления. Откроем «Заповедник». Герой переживает семейный конфликт: жена собирает документы на отъезд за границу:

Как-то раз она сама мне позвонила. К счастью, я оказался на турбазе. Точнее, в библиотеке центрального корпуса. Пришлось бежать через весь участок. Выяснилось, что Тане необходима справка. Насчет того, что я отпускаю ребенка. И что не имею материальных претензий.

Таня продиктовала мне несколько казенных фраз. Я запомнил такую формулировку: «…Ребенок в количестве одного…» – Заверь у местного нотариуса и вышли. Это будет самое простое.

– Я, – говорю, – могу приехать.

– Сейчас не обязательно.

Наступила пауза.

– Но мы успеем попрощаться?

– Конечно. Ты не думай…

Совет хороший, но думать приходится, хотя и не хочется. Покупается бутылка «Московской». Герой выпивает ее на лоне природы:

Короче, зашел я в лесок около бани. Сел, прислонившись к березе. И выпил бутылку «Московской», не закусывая. Только курил одну сигарету за другой и жевал рябиновые ягоды…

Мир изменился к лучшему не сразу. Поначалу меня тревожили комары. Какая-то липкая дрянь заползала в штанину. Да и трава казалась сыроватой.

Потом все изменилось. Лес расступился, окружил меня и принял в свои душные недра. Я стал на время частью мировой гармонии. Горечь рябины казалась неотделимой от влажного запаха травы. Листья над головой чуть вибрировали от комариного звона. Как на телеэкране, проплывали облака. И даже паутина выглядела украшением… Я готов был заплакать, хотя все еще понимал, что это действует алкоголь. Видно, гармония таилась на дне бутылки.

Помимо возникшего чувства единения с природой, находится объяснение литературным бедам, открываются приятные параллели:

Я твердил себе:

– У Пушкина тоже были долги и неважные отношения с государством. Да и с женой приключилась беда. Не говоря о тяжелом характере…

И ничего. Открыли заповедник. Экскурсоводов – сорок человек. И все безумно любят Пушкина…

Спрашивается, где вы были раньше?.. И кого вы дружно презираете теперь?..

Теперь перейдем ко второму типу подкрепления. Лэнг описывает его следующим образом:

Но алкоголь вызывает также и негативное подкрепление. В мозге есть два