Читаем без скачивания Гарольд, последний король Англосаксонский - Эдвард Бульвер-Литтон

Шум и крики в отдалении, победный клич нормандцев пробудили короля и напомнили ему о печальной действительности. В словах, переданных де-Гравилем Фиц-Осборну, заключалось приказание привести в исполнение придуманную ранее хитрость: совершить нападение на саксонскую передовую дружину и обратиться потом в ложное бегство. Все была сделано так естественно, что, несмотря на приказ короля и на слова Леофвайна, смелые англичане, разгоряченные борьбой и победой, бросились за бегущими. А нормандцы направились туда, где был глубокий овраг, в который саксонцы надеялись загнать их. Эта роковая ошибка случилась в то самое время, когда натиск Вильгельма с рыцарями был отбит. С громким хохотом и злобной радостью показал он своим людям на саксонцев, пришпорил коня и присоединился к пуатуинской и булонской коннице, бросившейся в тыл распавшегося отряда. Нормандская дружина повернула назад, а конница уже вылетела внезапно из кустарника близ оврага. Англичане были окружены, а конные воины давила их со всех сторон.

Только суррейская и суссекская дружины остались на местах под командой Гурта, но им пришлось идти на выручку товарищам; приход этих дружин прекратил кровавую резню и изменил положение дела. Пользуясь знанием местности, Гурт завлек неприятеля на крытые провалы вблизи его засады. Нормандцев погибло такое несметное число, что, по словам летописца, провалы были набиты их трупами вровень с равниной. Однако, несмотря на эту западню, саксонцы не могли бороться с таким большим числом врагов. В это время отряд под начальством Мартеля занял по приказанию герцога пространство, оставшееся свободным между укреплениями и полем боя. Когда Гарольд взглянул на этот участок, все подножие холма было опоясано сталью, и у него не осталось надежд помочь передовой дружине. Он стоял неподвижно и смотрел на происходившее. Только движения рук и удрученные восклицания выдавали сменявшееся в его сердце надежду и страх. Наконец, он воскликнул:

– Молодец Гурт! Храбрый Леофвайн! Взгляните на их знамена... вправо... влево!... Превосходно, Вебба!... А! Они идут сюда?! Клин смыкается... Прорезывает себе путь сквозь середину врагов...

Действительно, разрозненные остатки англичан, не имея возможности соединиться, построились в виде неизменного клина и, подняв щиты над головой, осыпаемые градом стрел, шли вперед; перед ними был грозный отряд Мартеля, а сзади их преследовали бесчисленные полчища герцога Нормандского. Король не мог терпеть дальше. Он выбрал пятьсот еще довольно свежих и мужественных воинов, и, приказав остальным стоять твердо, спустился с холма и внезапно ударил в тыл отряда Мартеля, состоявшего из нормандцев и бретонцев.

Эта вылазка, в полном смысле отчаянная, но организованная вовремя, способствовала отступлению разрозненных групп саксонцев и прикрыла их. Многие, правда, были отрезаны, но Гурту и Леофвайну удалось прорваться со своими отрядами к Гарольду и войти в лагерь. Вслед за ними ворвались и ближайшие неприятельские ряды, но они тотчас же были вытеснены обратно под радостные крики англичан.

Но, к сожалению, спаслось немного удальцов, несмотря на помощь Гарольда, и не оставалось никакой надежды, чтобы оставшиеся еще в живых и разбросанные по равнине остатки дружин могли присоединиться к ним.

А в этих разбросанных остатках находились люди, которые, видя неизбежность поражения и пользуясь знанием местности, спаслись бегством с санглакского поля. Таких, правда, было немного. Но в лагере никто не унывал. Позиция казалась неприступной, как каменная крепость. Смелейшие из нормандцев приходили в уныние при взгляде на холм, с которого был отбит сам герцог. Вильгельм в последней схватке получил несколько ран, и под ним были убиты три лошади.

Множество славных рыцарей и баронов заплатили жизнью за свою отвагу в этот печальный день. Вильгельм, после истребления почти половины английского войска, со стыдом и гневом слышал громкий ропот нормандцев при мысли о приступе высот, на которых находились остатки бесстрашных врагов. В эту решительную минуту, брат герцога, бывший в тылу со священнослужителями, следовавшими за ним в поход, выехал на открытое поле, где приводили в порядок строй. Под белой мантией епископа был тяжелый панцирь; но шлем не покрывал его головы, в правой руке был меч, на левой висела огромная палица на ремне. За Одо шла запасная дружина, еще не участвовавшая в битве и потому не ощущавшая того ужаса, который охватил другие отряды, перепуганные стойкостью саксонцев.

– Что это значит? – воскликнул гневно Одо, видя расстроенных воинов. – Вы задумываетесь? В тот момент, когда колосья скошены и вам предстоит только собирать жатву? Как?! Вы робеете, вы, потомки Одина? Смотрите, я еду рядом с братом без шлема, но с мечом в руке. Вперед же, ратники, вперед, и знайте, кто отказывается служить Богу и государю, негодяй и предатель!

Эти слова, дышавшие негодованием, а также приток свежих сил, приведенных прелатом, подняли упавший дух войска. Все войска герцога, дружно двинулась на холм. Убедившись, что конница не принесет пользы до тех пор, пока не будут разрушены укрепления, Вильгельм выдвинул вперед стрелков и приказал им идти напролом, так как входы в лагерь были тщательно забиты.

Когда нормандцы начали взбираться на косогор, Гарольд обернулся к находившемуся близ него племяннику.

– Где твоя секира? – спросил он.

– Гарольд, – мрачно ответил юноша, – я не взял секиры, потому что хочу быть твоим щитоносцем. Ты должен до конца сражения иметь обе руки свободными для секиры, а щит стеснил бы тебя. Бейся ты, а я буду прикрывать тебя.

– Значит, ты в самом деле любишь меня, сын Свейна, а я, признаюсь откровенно, иногда сомневался в этом.

– В таком случае, ты был не прав, – возразил Хакон, устремив свой грустный взгляд на дядю. – Ты был не прав, потому что я люблю тебя, как люблю себя, как свою жизнь! Вместе с твоей жизнью прекратится и моя: закрывая грудь Гарольда, щит Хакона будет защищать свое собственное сердце!

Король с чувством сжал руку этого прекрасного, но уже обреченного на смерть юношу.

– Бедный мальчик! – проговорил задумчиво Гарольд, – я бы сказал на это, что тебе еще рано умирать, но к чему жизнь, если нам суждено быть побежденными, и кто знает, не пожалеют ли многие, что пережили этот печальный день?

Глубокий вздох вырвался из груди Гарольда, но он постарался подавить волнение и кинулся вперед. Очутиться около врага, сразить его было для короля делом одного мгновения, но шлем возникал за шлемом, неприятель шел один за другим, как стая голодных волков. Туча стрел пронеслась по воздуху и поразила англосаксов. Напрасно они совершали чудеса храбрости! Напрасны были их усилия! Нормандцы мужественно продвигались вперед. На место павших являлись новые тысячи.

– Смелые мои бароны, вперед! – раздавался голос герцога.

– Да, да, смелей, сыны Одина! – вторил ему Одо.

Саксонцы отстаивали каждую пядь укреплений; но многочисленность врагов заставила их отступить.

Вот уже перед нормандцами гордо развевается знамя короля Английского; золотое шитье и каменья горят в лучах заходящего солнца. Вокруг Гарольда собрались последние остатки английских сил – запасная дружина: герои, не испытавшие еще поражения, свежие и не утомленные сраженьем.

Перед знаменем стояли Гурт, Леофвайн, Гарольд и Хакон. Король, взволнованный предчувствием, опирался на секиру, так как он был ранен и кровь сочилась сквозь кольчугу.

– Живи, Гарольд, живи! Пока ты жив, врагу не одолеть, не покорить Англию.

Стрелков в английском войске было немного, с самого начала битвы большая часть их находилась впереди и давно уже остались без стрел, и неприятель мог на мгновение приостановить действия, чтобы перевести дух. Но нормандские стрелы все еще продолжали сыпаться, как град; однако герцог заметил, что все они попадали в высокий плетень, не нанося желаемого вреда. Он задумался.

– Разве вы не видите, – сказал герцог своим лучникам, – что ваши стрелы и копья без пользы вонзаются в ивовый плетень? Стреляйте вверх и пусть стрелы падают в окопы сверху, прямо с неба!... Эй, стрелок, подай сюда лук! Вот так!

Не сходя с коня, Вильгельм натянул лук и стрела, взвившись вверх, опустилась рядом со знаменем.

– Пусть знамя будем нам мишенью, – проговорил серьезно герцог. Стрелки удалились, и через несколько минут дождь из стрел полился на головы саксонцев и датчан, пробивая их кожаные куртки и железные шлемы.

Печальный стон многих людей прозвучал радостной песнью в ушах нормандцев.

– Теперь, – сказал Вильгельм, – им остается одно: или закрывать себя щитами, оставляя секиры, или разить и гибнуть под стрелами... Теперь скорее вперед!

Однако англичане все еще стояли непоколебимо за толстыми и плотными плетнями, никакое оружие не пугало их, кроме стрел. Каждый враг, дерзающий взобраться на насыпь, в то же мгновение падал к ногам испуганных коней. А солнце склонялось все ниже и ниже к багровому горизонту.