Читаем без скачивания Сто полей - Юлия Латaынина

– Экономно, но неразумно, – заметил Бредшо.

– Очень разумно, – возразил Даттам. – Государь Меенун немало посулил войску, чтобы оно возвело его на престол, и боялся, что кто-то посулит еще больше. Как сказано в официальной хронике, государь Меенун «умел отличать важное от второстепенного». Понимал: справедливый государь на троне – вот это важно, а одна-другая разоренная провинция – дело второстепенное.

– И с тех пор в империи нет войска?

– Никакого! Только охранные поселения. Это что! При государе Иршахчане и тюрем не было, были только покаянные проживалища.

Даттам помолчал, подправляя уздечку.

– Да, сначала слово, а потом толкование. Знаете, сколько тысяч жизней сохранил доклад о несовпадении объемов понятий «преступная взятка» и «добровольный дар признательного труженика»? Или, например, в законах Иршахчана Второго сказано: Государь должен «менять высшие посты каждые три года». И вот век назад языковеды выяснили, что при Иршахчане Первом фраза значила «утверждать высших чиновников каждые три года». Чувствуете разницу?

Бредшо подумал и сказал:

– Менять чиновника – надо обязательно на другого, а вот утверждать – можно того же самого, стало быть, теперь чиновнику сподручней получать… добровольные выражения признательности.

Даттам осклабился:

– Стало быть, теперь чиновник может думать о своих прямых обязанностях, а не о том, куда его загонят через три года.

Бредшо удивился такому рассуждению. Странно: Даттам, в конечном счете, рассуждал не как торговец, а как чиновник: образованный, радеющий, – но чиновник. И все приводимые им толкования облегчали жизнь чиновника, а не предпринимателя.

Какой, собственно, статус у этого человека, который в стране, лишенной частной собственности, вполне официально владеет миллионным состоянием? Теневого предпринимателя? Или теневого чиновника? Какую цену требует с Даттама его хозяин, экзарх Харсома, за возможность тысячекратной наживы?

Какую игру ведет этот человек? В этой поездке он набирает армию. Армия должна явиться к Весеннему Совету и слушаться приказаний Даттама. А какие будут приказания?

Надо сказать, что Белый Эльсил ничего не знал о том, что Марбод Кукушонок жив, и отдал своих дружинников, Торхерга Бычью кость и его брата, Даттаму. Те не возражали, потому что Даттам был удачливый человек. Это они поехали с экономом Шавией к замку, а утром поспешили обратно к каравану.

Когда они на обратном пути подъезжали к мосту через овраг, Торхерг вдруг увидел проповедника, убитого в Золотом Улье: тот стоял серым кулем и показывал под мост. Торхерг глянул и увидел, что под мостом стоит Марбод Кукушонок, иссиня-черный, и сам Торхерг, и вообще все вокруг полно мертвецами. Тут конь заржал, встал на дыбы и сбросил Торхерга.

– Ты ничего не видел? – спросил Торхерг брата.

– Нет, – ответил брат.

– Плохо дело, – сказал Торхерг, и рассказал все, как было.

– Это ты двойника перед смертью видел, – сказал брат. – Наверное это нам за убитого проповедника.

Тогда Торхерг подошел к крестьянам, рубившим неподалеку лес, и спросил:

– А вы ничего не видели?

Те отвечали:

– Нет, господин. А вы кто же будете?

– Мы, – сказал Торхерг, – были люди Марбода Кукушонка, а теперь – люди господина Даттама. Сдается мне, однако, – добавил Торхерг, – что нам нужно спешить обратно.

А Даттам и Бредшо все ехали и ехали рядом, и Даттам рассказывал Бредшо о последнем указе экзарха, дозволяющем частные занятия алхимией. Странный указ: а вот теперь не спросишь, откуда у человека золото. Даттам, впрочем, не упомянул, что указ экзарх выпросил у императора в обмен на голову хорошего знакомца Бредшо – Арфарры.

– Я гляжу, – сказал Бредшо, – экзарх Харсома очень любит торговцев, коль скоро даровал храму такие монополии. Надеюсь, когда он станет государем, его вкусы не изменятся?

Даттам откинулся в седле. Да, господин экзарх очень любил деньги. Даттам вспомнил его усталый, чуть хрипловатый голос: «Произрастающее из земли уходит в землю, и богатство страны остается прежним. Богатство страны возрастает тогда, когда она больше продает, чем покупает. При древних государях золото и серебро приходили из-за границы, потому что страна больше продавала, чем покупала. А теперь золото и серебро уходят за границу, потому что мы ничего не продаем, а только тратим настоящие деньги на подкуп князей». Хорошие слова – если не считать того, что экзарх Харсома всем говорит хорошие слова. Мыши он говорит «беги», а мангусте говорит «лови», и деньги он любит больше жизни, а власть – больше денег.

– Господин экзарх поощряет торговлю, – ответил Даттам, – потому что торговля – это государственное преступление. А с преступлений можно получить доход. Однако не такого государства, которое бы не обирало делового человека.

– Я бы вас свозил ко мне на родину, – улыбнулся Бредшо.

Даттам рассмеялся.

– Вы очень мало говорите о своей стране, но вы думаете, я не догадался, на что она похожа?

Бредшо слегка изменился в лице.

– Таких городов много по южному побережью. Кадум – из из их числа, и все западные земли были такими. Вы считаете всех чужаков – прирожденными рабами, гордитесь своими народными собраниями и именуете это народовластием.

Даттам дернул узду и расхохотался, а потом приподнялся в стременах и закричал на все ущелье:

– Но народ не властвует никогда! Вместо него у вас правят болтуны или тираны. И залог их власти – ненависть народа к богачам. Я был в таких городах, как ваш! О! Ваши богачи имеют право купить землю, развести на ней торговую плантацию и прогнать крестьянина в город. Но этот крестьянин – еще и гражданин. Разве городские болтуны оставят его в беде? Разве они позволят ему продавать свой труд, как он продал свою землю? Нет, они будут кормить его бесплатным хлебом, который добровольно отдадите вы же; они будут платить ему за участие в народном собрании и в суде. И в этом суде он будет судить вас – памятуя, что размер его дохода зависит от количества конфискованного имущества. Перед вашим судом опасней быть богатым, чем виновным! А когда проданных земель и задолжавших граждан станет слишком много, тогда народ сойдется и постановит произвести передел земли и отмену долгов, и назовет это демократической революцией. Ваша чернь знает – чем меньше участников в дележке, тем больший кусок пирога достанется каждому. Поэтому она никогда не допустит чужеземца в число граждан. Потому ваши муниципии обречены на вечное младенчество – или завоевание. Вы враждуете друг с другом, как здешние сеньоры, и даже хуже, потому что когда вы захватываете городок – вы не берете с него дань, как с вассала, а выжигаете дотла, как торгового соперника. И когда Золотой Государь завоевал западные города – ему даже не было нужды менять их строй, до того самозабвенно бросились его славить. Зачем? Он только крупно сэкономил на чиновниках, великодушно разрешив городским магистратам по-прежнему раздавать свое зерно нищим, да еще возложив на них ответственность за сбор налогов.