Читаем без скачивания Севастопольская страда (Часть 3) - Сергей Сергеев-Ценский

- Надень шапку! - сказал Хлапонин командным тоном.

- Слушаю-с! - и Терентий надвинул папаху сначала на лоб, потом поправил ее, сдвинув набок.

- Мне из-за тебя пришлось много перенести, также и жене моей, медленно сказал Хлапонин, смотря на него, однако не зло, только серьезно.

- А как же это могло, Митрий Митрич? - изумился Терентий, впрочем, уже догадываясь о том, что не приходило ему на ум раньше.

- Я и сейчас, должно быть, остаюсь под следствием, - вот "как это могло"... Да, кажется, и не я один, а и жена тоже.

- Митрий Митрич? Как же можно такое? Я объявлюсь в таком разе, и пусть что хотят со мной, а с вас чтобы снято было! Сейчас могу пойтить объявиться жандармам, Митрий Митрич!

И Терентий снял папаху и ждал.

- Надень шапку! - по-прежнему сказал Хлапонин. - С этим спешить незачем, может быть нас обоих в эту же ночь убьют.

- Так точно, все может быть, Митрий Митрич, - радостно согласился с этим Терентий, надевая папаху. - А супругу вашу я, когда в госпитале лежал на Северной, в окошко видал... Хотел было дойтить до них от большой радости, да вот нога помешала, - он показал на бедро.

- Что, ранен был?

- Штыком француз проткнул в секрете... Это когда я ихнего офицера заарканил, - может, слыхали про это... Адмирал Нахимов покойный, Павел Степаныч, дай бог царство небесное (Терентий перекрестился), сам мне вот этот крест тогда навешивали, - показал он пальцем, - а этот раньше - за английского офицера...

И столько совсем ребячьего желания не то чтобы похвастаться, а доставить удовольствие, чуть-чуть хотя бы порадовать, было в этих словах и жестах Терентия, что Хлапонин невольно улыбнулся слегка: только казачок Терешка, бывало, говорил с таким жаром, соблазняя его идти на охоту за утками на Донец.

- Об этом что говорить, Терентий, отличился, это я вижу, - проговорил он уже куда более мягко.

- А на Кавказе в плену у черкесов был, Митрий Митрич, - счел удобным именно теперь сказать Терентий.

- И в плену успел побывать? Как же ты вырвался? - удивленно спросил Хлапонин.

- Вот память об этом ношу, - приподнял несколько свой кинжал Терентий. - Я там заместо пластуна в секрете в камышах сидел, - ну, черкес меня на аркан, вроде как я того офицера французского... Здоровый там один оказался - сажень высоты, - это его и кинжал был, а ко мне попал.

- Зарезал ты его, что ли, этим кинжалом?

- Зарезал, а как же? Не зарезал бы, ходил бы и до сих там у них в ишаках... А кабы француза того, какой меня штыком угадал в это место, не зарезал я тем кинжалом, то и вас бы я не побачил, Митрий Митрич: на то ж она и называется война!.. А как с Лукерьей моей, с детишками не воюют там, Митрий Митрич? - спросил Терентий вполголоса, потому что проходили мимо два казака.

- Я после того в Хлапонинке ведь не был, не знаю.

- Не были-с? Как же это могло? - очень изумился Терентий.

- Ты, может быть, думаешь, что я теперь стал хозяином имения? догадался Хлапонин. - Нет, брат, хозяин теперь там другой.

- Дру-угой?.. Кто же это еще мог там другой быть, Митрий Митрич?

Терентий как-то совершенно померк, услышав, что хозяин имения теперь кто-то другой, и Хлапонин заметил это и сказал брезгливо:

- Да ты уж не ради меня ли старался, когда дядюшку моего топил, а?

- Истинно ради вас, Митрий Митрич, - тихо, но тут же ответил Терентий. - Думка такая была, - при вас народ-то вздохнул хотя бы, а то ведь и дыхания не было: вот как все у него были зажматы!

И Терентий сжал правый кулак до белизны пальцев.

- Не знаю уж, лучше ли стало при новом, или еще хуже, - этого я не слыхал, - внимательно поглядев на этот кулак, сказал Хлапонин. - А меня, да и жену тоже месяца два таскали на допросы в Москве... И даже сюда я, может быть, не попал бы, если бы за меня известные люди не просили.

- Зря, значит, я это и без пользы, а только вам одним мученье принес, - уныло отозвался Терентий. - А может, мне уж открыться лучше, Митрий Митрич? Как вы прикажете, так и сделаю.

- Я уж тебе сказал раз, что незачем, - досадливо ответил Хлапонин, но Терентий, помолчав, возразил оживленно:

- А вдруг нонечь меня убьют, а вы, стало быть, так и останетесь перед властями в подозрении, что сговор у нас с вами был!

- Неизвестно, брат, кого из нас раньше убьют, - с серьезным видом сказал на это Хлапонин и добавил: - Ну, дальше уж я тут дорогу знаю... прощай, братец!

- Счастливо оставаться, ваше благородие! - выкрикнул по-военному Терентий, так как и с той и с другой стороны от них проходили группами солдаты, но когда Хлапонин отошел уже шагов на пять, он бегом догнал его, чтобы сказать, о чем думал раньше:

- Митрий Митрич, супруге вашей не говорите уж, что меня видали!

- Не говорить?.. Почему именно? - удивился Хлапонин.

- Да как бы доложить вам, - запнулся Терентий, - женщина ведь они-с...

- Аа-а, да... разумеется, женщина, - улыбнулся Хлапонин. - Хорошо, не скажу, об этом не беспокойся.

Кивнув ему головой, он пошел дальше, а Терентий, стоя на месте, глядел ему вслед, пока было его видно.

Глава восьмая

СОВЕЩАНИЕ "БОЛЬШИХ ЭПОЛЕТ"

I

Перед концом июля странное облако появилось вдруг среди дня в чистом и знойном небе над Инкерманом, где расположены были русские войска. Оно двигалось с севера, но вдоль берега моря, и как бы извивалось змееобразно при своем движении, отчего местами казалось светлее, местами бурее.

Оно двигалось так около часу, и солдаты, уроженцы степных губерний, кричали:

- Сарана летит, братцы, сарана!

И саранча долетела. Напрасно в бурую гущу ее швыряли солдаты, крича, свои бескозырки: совершенно неисчислимая, она била с налета, как град, от нее приходилось закрывать лицо и прятаться в палатки и землянки, - всякая борьба с нею была бесполезна: она заняла в полете пространство не менее пятнадцати верст в длину и летела плотною массой, а хвост ее еще тянулся где-то там, над морем.

Широкая полоса большого рейда, за которою белел стенами город, остановила эти мириады обжор, и они пали около лагерей, на кусты, среди которых паслись лошади ординарцев, казаков, штабных, фурштатов, артиллерии, и лошади хотя и не без боя, но уступили им все-таки свое скудное пастбище: сколько они ни топтали ее, сколько ни грызли, ожесточаясь зубами, саранча была совершенно неистребима и неодолима.

Это нашествие саранчи явилось для штаба Горчакова осложнением совершенно непредвиденным: кто мог ожидать внезапного нападения этих крылатых врагов?

Иные доки из штабных постарались даже впасть в уныние, уверяя, что вполне установлено наукой, будто на красивых с виду крыльях каждой из этих ненасытных обжор имеется надпись на халдейском языке, значащая в переводе "гнев божий" или "кара неба".

Халдейского языка, конечно, никто не знал, и в такие выводы науки не всякий верил, но иные мнительные люди, к которым принадлежал прежде всего сам главнокомандующий русской армией в Крыму, признали появление саранчи в расположении вспомогательного корпуса знамением весьма для себя понятным и бесспорно плохим.

Под тяжким впечатлением от этой большой неприятности Горчаков отправился верхом со своим неизменным начальником штаба - коротеньким, но очень речистым генерал-адъютантом Коцебу, с другим генерал-адъютантом, бароном Вревским, с генералом Сержпутовским, начальником артиллерии всей армии, посмотреть, как идут работы по устройству моста через Большой рейд.

Этот мост и был тем самым "четвертым выходом из положения", который держал в секрете Горчаков, когда писал свое письмо военному министру князю Долгорукову перед штурмом шестого июня.

Сам по себе этот плавучий мост в версту длиною был для того времени предприятием технически очень смелым, а стратегически - блестящим.

Он должен был прочно связать Северную сторону Севастополя с Южной и Корабельной, чтобы подкрепления, большими частями идущие из вспомогательного корпуса на бастионы, не теряли слишком много времени на погрузку на баркасы, шаланды, пароходы и выгрузку из них, а шли бесперебойно через бухту в незыблемом походном порядке и приходили бы на выручку своим в случае штурма в кратчайший срок.

Однако назначение этого моста было совсем другое, и это еще в конце июня верно понял Нахимов.

Никто даже и из штабных главного штаба армии не мог бы с уверенностью сказать, где кончается Коцебу и начинается Горчаков и обратно, поэтому трудно решить, кому собственно из этих двух генералов принадлежала мысль о постройке моста, но что начальнику военных инженеров армии Бухмейеру никогда не приходилось строить подобного сооружения, это не подлежит сомнению, так что он, разработавши эту мысль технически, был новатором: такой мост в военное время предлагался к постройке первый раз в истории человечества. Отразив доводы противников своего проекта, Бухмейер с большой энергией, которая его отличала, принялся прежде всего отыскивать материалы для этого моста.

Командировки, конечно, всегда бывали приятны военным чинам того времени по причинам чисто материальным, однако нужно было в этом очень важном и жизненном для всей армии деле, чтобы командировка была не затяжной и не праздной, а дала бы сразу видные результаты. И Бухмейер нашел подходящий для строительства лес в Херсоне, Каховке, Бериславе и других местах.